Нейтрально-враждебный (СИ) - Арьков Сергей. Страница 82

— Ну, если речь об этом, — усмехнулся Гамал, — то явсегда рад помочь. Обращайся в любое время.

— Злой ты человек, Гамал, — укоризненно произнес гоблин. — Неудивительно, что среди своих не ужился.

В этот момент в лабораторию влетел запыхавшийся Грыбан. Одной рукой он придерживал спадающие штаны, второй размахивал так, будто отбивался от роя разъяренных пчел. По его виду было ясно, что он только что совершил интенсивную пробежку.

— Там! Там! — заорал он с порога.

Стасик со страхом уставился на гоблина, про себя гадая, что могло его так напугать.

— Что, брат? — спросил Зархад. — Что стряслось?

— Там такое! — выпалил Грыбан, и глаза его дико выпучились.

— Хватит уже дурью маяться, — не оборачиваясь, потребовал Гамал. — Это не смешно.

— Там всадники! — наконец, сумел вытолкнуть из себя гоблин.

После прозвучавших слов даже Гамал соизволил повернуться к нему лицом.

— Что ты сказал? — быстро переспросил алхимик.

— Всадники там, — повторил Грыбан. — Много! Целое, мать его, войско!

— Там, это где? — уточнил Гамал, и в голосе его Стасик расслышал нотки страха.

— Там, снаружи, — махнул рукой Грыбан. — Неподалеку.

— И что они делают?

— Часть стоит на месте, а другие, спешившись, идут сюда. У них оружие, на самих латы. Жуть и ужас! Я только, значит, портки приспустил, глядь, а их там тьма тьмущая прет.

Глаза Гамала полезли на лоб.

— Сюда? — простонал он. — Идут сюда? Нет! Этого не может быть! Ты ошибся, или тебе показалось.

Но взъерошенный и напуганный вид Грыбана говорил об обратном.

— Клянусь печеным поросенком! — выпалил он, ударяя себя кулаком в грудь. — Чтоб мне одним сельдереем всухомятку давиться!

— Дед, свояк не брешет, — заявил Зархад. — Я его знаю. Да и такими страшными клятвами просто так не разбрасываются.

Стасик удивленно моргал глазами, силясь понять, что происходит. Какие еще всадники? Какое войско? Откуда оно здесь, и зачем пожаловало?

И хотя он еще ничего не понимал, ему уже заранее стало очень страшно.

— Вашу мать! — выкрикнул Гамал. — Так, все живо за мной! Живо!

Он схватил впавшего в ступор Стасика и толкнул его к двери. Затем рявкнул на гоблинов:

— А вам, зеленым, надо дважды повторять?

Они всей гурьбой выбежали в коридор.

— Гамал, что происходит? — простонал Стасик, чувствуя все больший ужас.

— Не знаю! — отрезал старик. — Но если Грыбан сказал правду, у нас крупные неприятности.

Стасик едва не разрыдался в голос. Опять неприятности! Опять! Едва его жизнь хоть чуточку наладилась, как правильный мир тотчас же подвез ему свежую порцию отборных гадостей.

Часть четвертая. Глава 43

Элария, верховная волшебница Ангдэзии, главная советница короля и четвертое лицо в государстве, быстрым шагом шествовала по столичным улицам, вызывая у всех встреченных зевак острые приступы шейной болезни. Люди глазели на нее с таким жадным любопытством, будто она была диковинкой, привезенной из заморской страны и выставленной на бесплатный показ. Хотя, казалось бы, ведь это же столица, и здешние обитатели привыкли каждый день воочию наблюдать различных высокопоставленных особ, вплоть до самого монарха, который частенько прогуливался по улицам с небольшой свитой и охотно общался с подданными.

Возможная причина интереса столичной публики крылась в довольно небрежном наряде волшебницы. Ее простенькое платье и видавшие виды башмачки никак не вязались с тем образом модницы, которого она строго придерживалась все годы своего нахождения на высокой должности. Длинные каштановые волосы, обычно убранные в замысловатую прическу и украшенные цветными лентами, теперь свободно спадали до самых ягодиц. Да что там волосы, на лице волшебницы не было ни следа косметики, что сразу бросалось в глаза — все мелкие, но неисчислимые, морщинки проступили дружно и вызывающе. Будто они, сговорившись, именно сегодня решили прокричать на все королевство страшную правду — верховная волшебница не вечно юная фея, она такая же, как и все, и время не обходит ее стороной.

Конечно, Элария могла бы навести на себя иллюзию ослепительной красоты, могла бы просто сделать себя невидимой для всех любопытных глаз. Но ей было не до того. Она слишком сильно торопилась, и была слишком сильно взволнована, чтобы думать о подобных мелочах.

Как назло, путь предстоял неблизкий, и волшебница, отшагав приличное расстояние по городским улицам, спохватилась и пожалела о том, что не додумалась взять экипаж. Но теперь об этом поздно было волноваться. Над черепичными крышами столичных зданий она уже видела покосившийся на сторону шпиль темно-синего цвета. Оставалось пересечь переброшенный через канал мост и преодолеть парочку узких улочек.

Стайка детишек, запускавших деревянные кораблики в воды канала, прервала свою забаву и уставилась на волшебницу, как на дивное диво. Одна маленькая девочка с выпачканными грязью коленками и щеками так широко и надолго раскрыла рот, что Элария, бросив в ее сторону беглый взгляд, сумела опередить соотношение молочных и коренных зубов. Мальчишка в коротких штанах увлекся наблюдением и упустил свой кораблик. Течение тут же подхватило его и быстро повлекло по рукаву канала.

Элария почти перешла на бег. Она пресекла мост, поразила своим видом парочку, гулявшую по набережной, и скользнула на узкую улочку, зажатую между двумя высокими зданиями. Здесь ей вновь довелось очутиться в роли достопримечательности. Плотники, устанавливающие входную дверь, старый мастер и мальчишка-подмастерье, вперили в нее глаза с такой неуемной жадностью, будто она являлась бутылкой сивухи. Волшебница пробежала мимо них, не повернув головы, и уже не увидела, как пришедшие в себя ремесленники отвесили ей запоздалые поклоны.

Улочка вывела ее к высокому забору из дикого камня, уродующему городскую архитектуру своим угрюмым серым видом. Над забором поднималась несуразная конструкция — грязно-серая цилиндрическая башня с узкими, как бойницы, окнами, увенчанная покосившимся на сторону темно-синим шпилем. Впрочем, шпиль был скорее темно-бурым, поскольку большая часть краски давно отлетела с него, обнажив тронутый ржавчиной металл.

Элария двинулась вдоль забора, надеясь больше никого не встретить. Она уже видела вход во двор — тяжелую железную дверь, висящую на исполинских петлях. Обычно эта дверь была накрепко заперта изнутри, а подвешенный подле нее колокольчик не очень-то помогал проникнуть внутрь, поскольку издавал чуть слышный глухой стук вместо положенного звона. Но сегодня дверь была приоткрыта. Сквозь щель наружу выглядывало хорошо знакомое Эларии лицо — старое, морщинистое, вечно угрюмо-невозмутимое. Древний слуга был тем еще истуканом. Ничто на свете не могло выдавить из него хотя бы тень эмоции. Передвигался он медленно, с какой-то траурной торжественностью, а говорил не чаще раза в месяц. Обычно приходилось долго ждать, прежде чем он доковыляет до калитки и отопрет ее. Но сегодня все обстояло иначе. Старик уже поджидал ее у входа.

Элария сама распахнула тяжелую дверь, и быстро спросила:

— Что с ним?

На каменной физиономии слуги не дрогнул ни один мускул. Взгляд его был до того равнодушен, что Эларии захотелось влепить истукану пощечину, лишь для того, чтобы хоть на миг пробудить его к жизни.

Вот узкие губы старика медленно разошлись, и он гулко проронил следующие слова:

— Господин ожидает вас.

После чего неторопливо запер калитку на все засовы, и побрел по тропинке, ведущей к башне. Та уродливым столбом высилась посреди неряшливого двора, заросшего сорняком и молодыми деревцами. Элария шла за ним следом, с трудом сдерживая злость. Одним богам было ведомо, сколько раз ей хотелось отвесить пинка этой старой заднице.

— Он здоров? — спросила она, не выдержав.

Слуга даже не повернул головы.

Кулаки Эларии сжались, зубы заскрипели. Но вслед за вспышкой злости пришло смирение. Она просто отвыкла от всего этого, вот и все. Следовало быть терпеливее.