Активная сторона беcкoнечнocти - Кастанеда Карлос. Страница 33
— Что ты предлагаешь мне там делать, дон Хуан? — спросил я.
— Магу нужно такое место, чтобы умереть, — сказал oн глядя на меня и не мигая. — Ты никогда не был один в своей жизни. Сейчас пришло время сделать это. Ты будешь осваться в этой комнате, пока не умрешь.
Подобный совет испугал меня, но и вызвал приступ смеха.
— Не могу сказать, что собираюсь так поступить, дон Хуан, — сказал я. — Но каков критерий того, что я мертв? Если ты действительно не хочешь моей физической смерти.
— Нет, — ответил тот. — Я не хочу, чтобы твое тело умерло физически. Я хочу, чтобы умерла твоя личность. Это две совершенно разные вещи. По существу, твоя личность имеет очень мало общего с твоим телом. Твоя личность — это твой разум, и поверь мне, что твой разум не является твоим.
— Что это за ерунда, дон Хуан, что мой ум не мой? — услышал я свой собственный голос, в котором появилась нервозная гнусавость.
— Я расскажу тебе как-нибудь об этом предмете, но не тогда, когда ты еще думаешь о своих друзьях.
— Критерий, по которому можно определить, что маг мертв, — продолжал дон Хуан, — определяется тем, что ему становится безразлично, находится он в обществе или один. Твоя личность умрет в тот день, когда ты перестанешь жаждать компании своих друзей и прикрываться своими друзьями как щитом. Что скажешь на это? Согласен сыграть?
— Я не способен на это, дон Хуан, — ответил я. — Бесполезно пытаться лгать тебе. Я не смогу покинуть своих друзей.
— Это совершенно нормально, — сказал он невозмутимо.
Казалось, что мое заявление совершенно не подействовало на него.
— Я не смогу больше продолжать наши беседы, но позволь мне сказать, что за время, которое мы провели вместе, ты научился многому. Ты научился тем вещам, которые сделают тебя очень сильным, — не важно, вернешься ты назад или уйдешь прочь.
Он похлопал меня по спине и попрощался со мной. Он развернулся и просто исчез среди людей, наполнявших площадь, словно растворился среди них. На какое-то мгновение у меня возникло странное чувство, что люди на площади были просто занавесом, который дон Хуан раздвинул и за которым скрылся. Конец наступил, как наступает все в мире дона Хуана — быстро и непредсказуемо. Внезапно это достигло меня. Я стал корчиться от муки, даже не представляя, как это произошло.
Это должно было сокрушить меня. И все же я устоял. Я не знаю, каким образом пришло облегчение. Я дивился той легкости, с которой все подходило к концу. Дон Хуан был поистине элегантным существом. Не было ни упреков, злости. Я сел в свою машину и помчался прочь, счастливый как жаворонок. Я ликовал. Как все необычайно быстро закончилось, думал я, как безболезненно.
Мое путешествие в Лос-Анджелес прошло без приключений. Оказавшись в привычной среде, я заметил, что обрел огромное количество энергии при последнем общении с доном Хуаном. Я действительно был очень счастлив, очень свободен, и я продолжал вести то, что считал нормальным существованием, но только с новым жаром. Все мои огорчения, связанные с друзьями, все мои открытия на их счет, всё то, что я высказал по этому поводу дону Хуану, было забыто начисто. Казалось, что кто-то стер всю память из моего мозга. Я пару раз даже изумился той легкости, с которой забыл о том, что считал столь значительным, и забыл так основавательно.
Все происходило так, как я этого ожидал. Возникло только одно несоответствие в аккуратной парадигме моей новой старой жизни: я четко помнил о том, как дон Хуан говорил мне, что мой уход из мира магов будет чисто академическим и что я скоро вернусь назад. Я помнил и записал каждое слово из нашей беседы. Согласно моей нормальной линейной памяти и логике, дон Хуан никогда не делал подобных заявлений. Как я мог помнить вещи, которые никогда не происходили? Я думал усиленно и безрезультатно. Moи псевдовоспоминания были достаточно странными, чтобы задумываться о них, но все же я решил, что в них нет смысла. Насколько я понимал, я покинул мир дона Хуана.
Следуя совету дона Хуана, относящегося к поведению с друзьями, которые в любом случае относились ко мне xopoшо, я пришел к потрясающему выводу: благодарить и чтить своих друзей, пока для этого еще остается время. Однако в этом плане у меня вызывал сомнение Родриго Каммингс. По крайней мере, один случай с Родриго Каммингсом переворачивал всю мою парадигму нового отношения к друзьям вверх тормашками и приводил ее к полному крушению.
Мое отношение к Родриго радикально изменилось после того, как я бросил тягаться с ним. Я обнаружил, что для меня не составляло абсолютно никакого труда проецировать себя целиком на любые поступки Родриго. В действительности, я был абсолютно схож с ним, но осознал это только тогда, когда прекратил соревноваться с ним. Тогда правда предстала предо мной с одуряющей отчетливостью. Одним из главных желаний Родриго было закончить колледж. Каждый семестр он регистрировался в школе и брал такое количество курсов, какое только позволяли правила. Затем в течение семестра он бросал курсы один за другим. Иногда он сразу бросал занятия. Иной раз он цеплялся за один курс, чтобы довести дело до неизбежного горького конца.
Во время последнего семестра он ухватился за курс по социологии, так как любил этот предмет. Наступало время последнего экзамена. Он сказал мне, что у него еще есть три недели для зубрежки, чтобы прочесть учебник по этому курсу. Он считал, что три недели — срок более чем достаточный, чтобы прочесть шесть сотен страниц. Он считал себя своего рода скоростным читателем, способным запомнить огромный процент информации благодаря почти стопроцентной фотографической памяти.
Он считал, что у него еще уйма времени перед экзаменами, и потому попросил меня помочь ему переоборудовать свою машину, чтобы ему было проще обходиться с бумагой. Он хотел снять правую дверцу, чтобы выбрасывать бумажки правой рукой через это отверстие, а не так, как обычно, — левой рукой через люк в крыше. Я заметил ему, что он был левшой, на что тот резко возразил, что отличное владение обеими руками входит в огромный спектр его прочих способностей, чего никто из его друзей не удосужился заметить. В чем он был совершенно прав — я никогда не замечал этого. Когда я помог ему снять дверь, он решил еще сорвать с крыши внутреннюю обивку, которая страшно износилась. Он объявил, что техническое состояние его машины не оставляет желать лучшего и что скоро он отправится на ней в Мексику, в Тихуану (которую называл «Тj»), чтобы поставить там новую обивку за пару баксов.