Специальный корреспондент (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 14
— Я читал в одной из тевтонских газет, что на Восточном фронте это было обычным делом. Имперцы мастерски пользовались суровым климатом и огромными просторами своей страны, чтобы отступая наносить противнику такие потери, которые делали дальнейшее продвижение для него бессмысленным и опасным — а потом возвращались и громили неприятеля, отвоевывая потерянные территории. А иногда и обращали отступление в сокрушительную победу... Я уверен — он имперский офицер, может быть, даже — шпион.
Вот уж откровение так откровение! Имперское Географическое общество — это хорошо известная гавань для бывших солдат и офицеров. И сотрудники ИГО, и тем более — спецкоры "Подорожника" вполне открыто и откровенно собирают информацию самого разного свойства обо всех местах, которые посещают. Эдакая легальная разведка. Ширма для разведки настоящей, специалисты которой и сейчас, быть может, находятся в Лиссе, Зурбагане, Гертоне или Дагоне — под видом кого угодно, но только не журналиста с армейской выправкой сомнительного качества...
— А граф знает, кого приютила его супруга? Он, конечно, всякое ей с рук спускает, но... Летика, не было бы беды! — раздался характерный звук пробки, которая покидала бутылочное горлышко, и — добрый глоток.
— Мы постараемся спровадить его до того, как "Секрет" войдет в гавань Каперны. Так, чтобы не вызвать негативной реакции у графини... Я поговорю с гостем напрямую — он должен понять.
Я, в принципе, уже понял. Ждал только Филатра с моим багажом — он обещался зайти к Джози как раз завтра. Но раз такое дело — придется поторопиться. Ребра ныли, но некритично. Нога так и вовсе почти не беспокоила — если не бегать в догонялки по буеракам. Бесшумно вернувшись с балкона в комнату, я решил, что покину эту роскошную обитель утром — так рано, как только позволят приличия. Хотелось убраться из Каперны прежде, чем явится граф.
Конечно же, я не успел!
Мне хотелось сказать пару слов благодарности гостеприимной хозяйке — и потому я ожидал, пока она спустится к завтраку. Поскольку ручной клади у меня не было, а штаны, рубаху и легкие туфли, которые мне пожертвовали в качестве благотворительности, я оставил на стуле у кровати, обрядившись в выстиранный и аккуратно заштопанный хаки и начищенные до блеска сапоги — больше ничего меня тут не удерживало. Физиономия моя благодаря небритости и царапинам имела вид довольно бандитский — но тем лучше. Стоило мне переодеться, и вряд ли кто-то смог бы узнать во мне участника событий той ночи. Всё же форма и полумаска перетянули на себя большую часть внимания.
Оставалось только зайти в одежную лавку в Каперне.
— Вы покидаете нас? — в легком светлом платье графиня спорхнула по лестнице, — Кажется, вы не совсем оправились, и доктор не проводил осмотр...
— Право, не стоит. Мне неловко за причиненные вам неудобства, а доктора я навещу немедленно — вот прямо сейчас направлюсь в Лисс, в больницу, чтобы мне сделали перевязку перед дорогой. Графиня, я вам безмерно благодарен за участие, которое вы приняли в моей судьбе...
Она подошла ближе и вздохнула:
— Это я вам благодарна. Вы принесли в мой дом северный ветер — свежий, прохладный. Я никогда не была в Империи — но, кажется, скучаю по ней. Может быть, я уговорю мужа и однажды...
— Я вернусь домой и отправлю вам посылку! — вдруг сказал я, — Так и знайте — когда увидите на огромном деревянном ящике, который привезет почтовая карета, штамп с белым орлом — это от меня! Ржаные сухари, страшная на вид, но очень вкусная сушеная рыба, клюква в сахаре, кедровые орешки, пеммикан из медвежатины, вышитая рубашка, меховая шапка и обувь из валяной шерсти — я соберу самые диковинные вещи из тех, которые отличают мою Родину, каждый ее уголок — от Мангазеи до Эвксины! Не в качестве оплаты — о, нет, я не оскорбил бы вас подобным отношением. Просто — я так хочу! Хочу, чтобы вы еще раз почувствовали, как вы сказали — северный ветер.
Я решил, что отобью телеграмму при первой же возможности — да хоть бы и Дыбенке или Тревельяну, или даже Стеценке — они поймут и сделают всё как надо.
Мы тепло простились с графиней, и я вышел из особняка — налегке. В последний раз прошагал по ровным, как будто отутюженным дорожкам, бросил взгляд на фонтан со скульптурной группой, тронул рукой листья живой изгороди... Да, была в этом месте некая притягательная сила, реализованный творческий замысел — и большая любовь, конечно.
Сторожа проводили меня подозрительными взглядами, и, кажется, облегченно вздохнули, когда створки ворот закрылись за моей спиной.
Каперна растянулась вдоль моря, и язык не поворачивался назвать ее деревушкой. Стремительно растущий поселок, большая часть населения которого, видимо, работала на фабрике Грэя, обзавелся рабочим районом из пары десятков четырехэтажных домов, выстроенных за счет предприятия. Виднелся и большой универсальный магазин, и павильоны-закусочные — явно не старше пяти-шести лет от роду. На улицах было пустынно — а как иначе, рабочий день в разгаре! Шум заводских машин и лязг железа заглушал даже звуки прибоя и крики чаек.
Моей целью была лавка готового платья — как можно менее популярная. Такая нашлась — с потускневшей вывеской, в узком проулке. За прилавком сидела полная пожилая женщина и читала книгу в потрепанном переплете. Она, кажется, испугалась, когда я вошел, хлопнув дверью.
— Здра-а-а-асте! — как-то растерянно сказала она и поправила волосы, собранные в тугой узел на затылке.
— Доброго дня! — как можно более доброжелательно улыбнулся я.
Конечно, доброжелательная улыбка и расцарапанная физиономия плохо сочетались, но звон монет тут же поднял ей настроение.
— Что вам угодно? Наверное — приодеться? — наметанным взглядом она смерила меня с ног до головы.
— Да-да, что-нибудь нейтральное, практичное... Но — достойное, понимаете?
Продавщица понимала. И подобрала что-то среднее между горным и охотничьим костюмом: галифе, рубаха без воротника, со шнуровкой на груди и вполне приличная плисовая куртка. Желая, видимо, предложить еще что-то, она отошла к настенному шкафу со множеством отделений, а когда обернулась, то замерла с испуганным выражением лица.
Стало совершенно понятно — кто-то бесшумно вошел в лавку и теперь стоял за моей спиной. Я резко обернулся и оказался лицом к лицу с высоким мужчиной — загорелым, мускулистым, в капитанском кителе — скромном, но явно из самой лучшей материи. В глазах его как будто отражалось пламя, виски припорошило сединой, волевой подбородок был решительно выпячен вперед.
— Вы! — сказал он. — Вы...
Черт побери, такую властную, очевидную, бьющую через край силу я встречал, пожалуй, только у Его Превосходительства и, может быть, у Императора. И, если Артур Николаевич разбавлял эту силу значительной порцией самоиронии и сарказма, а энергия Его Величества скорее напоминала волю к жизни молодых побегов, которые пробиваются сквозь трещины в камнях, то этот... Аура, которую распространял граф Грэй — а это был, несомненно, он — походила на всесокрушающую мощь бури. Абсолютная уверенность, готовность до конца отстаивать своё видение правильного и должного...
Наверное, не пройди я закалку общением с могущественнейшими людьми Новой Империи, мой дух мог бы и дать слабину. Но мне удалось не отступить ни на йоту, протянуть руку для приветствия и проговорить как можно более легким тоном:
— Граф Грэй, я полагаю?
После брошенного вскользь взгляда продавщица скрылась за дверью. Граф шагнул ко мне, глядя прямо в глаза и игнорируя мое приветствие:
— Я хочу прояснить кое-что, ибо не терплю недоговоренностей... — я держал взгляд, и сэр Артур Грэй сложил руки на груди, произнося каждое слово так, будто вколачивает гвоздь в крышку моего гроба, — Я хочу, чтобы вы знали — вы бы не ступили на порог моего дома, не будь я в отъезде. То, чему служите вы, и то, каким вижу мир я — это противоположные полюсы. Вы — слуга тирании, реакции и затхлой, душной старины. Ваша победа в войне была трагедией для всего цивилизованного мира, для каждого порядочного человека. Республика Ассамблей была лучом рассвета, озарившим дикий северный край... Надеждой на мирное существование целого континента! Как гусеница, закуклившись, превращается после в бабочку — так могла преобразиться ваша страна! А вы сапогами растоптали надежду, опутали легкие крылья цепями, ввергли страну в дремучее средневековье... Я боролся и буду бороться с тиранией, рабством, угнетением и мракобесием! Я вывозил последних несломленных лоялистов с Янги... Я видел, что вы сделали с лучшими людьми своего народа! И только объявившись здесь, в Колонии, в Лиссе — вы уже оставили за собой кровавый след...