Специальный корреспондент (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 32

— Наталь... — выдохнул Винке, сгоняя с себя остатки сна, — Мы дома, дома!

А из кузова раздался голос Бенхауэра:

— Ни дюймом дальше, минеер, пока нас не продырявили каждого в трех местах!

И кто это, интересно, мог нас продырявить? Вопрос повис в воздухе, а потом раздался топот копыт и прямо перед капотом грузовика возник всадник. Его облик был примечателен: великанская, почти до пояса рыжая борода, перевязанная патронташами крест-накрест грудь, широкополая шляпа на голове и винтовка — точно такая, как те, что подарил нам Герлих — в руках. Его голубые глаза метали громы и молнии, конь под седоком гарцевал, перебирая ногами.

— Гло йа ин Год? — раздался густой грозный бас. Но тон голоса тут же изменился: — А-а-а-а минеере, это вы! Говорили, вас разорвала толпа в Зурбагане! Мы уже начали собирать коммандо, чтобы отомстить зарвавшимся прибрежникам!

— Рано, рано за нас мстить, дорогой ван Буурен! Но не торопитесь распускать коммандо — им найдется дело, видит Бог!

— Разведчики доложили о большой банде Тигров в предгорьях — не встречали ли вы их на пути?

Тут уж встрял Винке, который высунулся из кабины разве что не по пояс, и довольно заявил:

— Встречали, встречали... Воды Лилианы окрасились кровью, а крокодилы до сих пор, наверное, не могут смотреть на мясо!

— Ты болтун, Винке, — ван Буурен тем не менее улыбался, — И многих пристрелили?

— Полсотни ассегаев в кузове!

Улыбка гемайна-всадника стала совсем широкой, он встал в стременах, снял шляпу и замахал ею. Камни у стен ущелья Дракона вдруг зашевелились, и больше дюжины стрелков в серых шляпах, с патронташами и винтовками показались на свет Божий.

— Славная победа, минеере! Удалось ли кому-то из этих разбойников сбежать?

Тут Винке погрустнел:

— Они разбежались в стороны, как кролики! Кто-то точно сбежал в вельд, слишком большой был отряд — не меньше четырех-пяти дюжин молодых воинов.

Ван Буурен приободрился:

— Коммандо, для нас есть еще работа! Хофф, садись на коня и скачи в Эммаус — пусть пришлют сюда кого-то для охраны ущелья. Догонишь нас в пути. По коням, минеере, по коням! Поохотимся на каннибалов! Йа-а-а-а!!! — его конь встал на дыбы и заржал.

Только сейчас я обратил внимание, что седло его коня было украшено какими-то странными кожаными изделиями, и тошнота подступила к самому горлу, когда я осознал — что это такое.

Скальпы. К седлу гемайна было приторочено не менее дюжины скальпов.

Спустя мгновение мне стало стыдно — я накануне расстрелял из пулемета целую толпу по сути беззащитных аборигенов и спокойно спал всю ночь! Как можно осуждать этого бородача за притороченные к седлу скальпы? Я такой же негодяй, как и он, разве что вместо скальпов у меня — кресты и ордена. Мы получаем их за "выполнение боевой задачи" — и именно это считаем победой. А гемайны считают победителем того, кто убил больше врагов.

Какой толк в выполнении боевой задачи, если из твоего коммандо в живых никого не осталось? Зачем удерживать крааль, если можно отступить, с ближайшего холма застрелить всех каннибалов, вернуться и снять с них скальпы? Имущество будет попорчено, но вся семья будет жива, а все враги — убиты.

— Наталь сжигали семь раз! — пояснил мне Бенхауэр, — Но мы всякий раз возвращались и отстраивали его еще больше и лучше! Потому что были живы, а наши враги — мертвы. Мы спускались в долины и убивали их всех, и входили в свои оскверненные дома, чтобы начать жизнь заново...

Его крепкие узловатые пальцы побелели, сжимая цевье винтовки. Голос старого гемайна стал глубоким и мрачным, и он речитативом проговорил:

— Вспомни, Господи, сынов Эдома в день Иерусалима, говорящих: "Разоряйте, разоряйте до оснований его!".Дщерь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за твои деяния, которые ты совершила с нами; блажен, кто возьмёт и разобьёт твоих младенцев о камень...

Артур Грэй и понятия не имел, на что обрекал своих людей, провоцируя войну с этим народом... Он действительно проклянет тот день, когда прочертил границу Федерации по двадцатой параллели, но будет уже поздно, слишком поздно.

Мы как раз въезжали в Эммаус, когда мотор чихнул и заглох. Кончилось топливо в баке. У меня оставалась еще одна канистра — в кузове, и я на последних оборотах свернул к обочине. Дорога, кстати, была отличная — широкая, вымощенная плитами из известняка. Выбравшись из кабины, я огляделся — городок вокруг расположился приличный, ухоженный, но небольшой.

Гемайнам привычнее жить большими семьями, по несколько поколений — в родовых землях. А города им служили только как административные, торговые и промышленные центры.

— В Натале есть всё, кроме нефти, минеер. Понятия не имею, что вы будете делать с этой машиной дальше, — проговорил Гроот, — Ну, до Капернаума рукой подать, не более часа езды...

Он вдруг отвлекся на что-то, и я увидел странную картину. Двери одного из больших административных зданий открылись, и на улицу вывалила целая толпа, как мне показалось на первый взгляд, детей. Худые, невысокие, черные, как смоль, они были одеты в основном в светлые штаны и жилеты — похожие по крою на одежду моего товарища Тесфайе. Они толкали перед собой какого-то бедолагу в одной набедренной повязке, и волокли его, галдя и восклицая.

Доставив его таким образом к краю селения, они остановились и хором что-то сказали. Бедолага заплакал и произнес что-то жалобное. В ответ прозвучал решительный отказ. Тут-то я и понял, что это никакие не дети — просто такое телосложение, такой это народ. У них были лица и голоса взрослых людей и манеры — тоже. Это были кафры!

Изгнанник никак не желал уходить, и наконец один из мужчин поднял ком земли и швырнул в своего бывшего соплеменника. Его примеру последовали остальные, и целый дождь грязи обрушился на бедолагу.

— Взгляните, они не бросают в него камни и не предают его смерти, — Гроот всё еще был тут, — Этот кафр раздобыл где-то виски и напился допьяна, и убил кого-то из своих. Теперь его изгоняют, и он должен идти, покуда не сотрет ноги в кровь, а потом сесть и умереть. И знаете что? Он так и сделает, Богом клянусь. Его вину признал местный судья, а приговор вынесли соплеменники — такие у нас правила. А вот, кстати, и судья, пойдемте поздороваемся!

Я глянул сначала на грязного, поникшего кафра, который брел в сторону Драконьего ущелья, а потом посмотрел на того человека, которого Гроот назвал судьей.

Это был мой старый знакомый еще по Гертону — достойный минеер Боота!

— Не желаю слушать никаких возражений! Вы должны, должны заехать в мой крааль! Я заменял здесь почтенного Дийкстру, но моя работа окончена, и я немедленно направляюсь домой и моя жена, и мои дочки начнут готовить угощение и приготовят вам комнату. А мы с мальчиками выедем вам навстречу — к Капернауму — и возьмем вам лошадь... Оставите свою эту... Эм-м-м-м... Механический фургон, да? Оставите его у Стааля, побеседуете — а вечером ко мне. На закате буду ждать вас на развилке, и если вы не явитесь, видит Бог — мы с мальчиками разобьем бивак и будем говорить всякому встречному-поперечному о вас гадости! — Боота расхохотался, а потом подошел к коновязи, у которой стоял крупный каурый жеребец, легко, по-мальчишечьи взлетел в седло и, махнув шляпой, ускакал прочь.

На седле у него скальпов было разве что немногим меньше, чем у воинственного ван Буурена. Вот тебе и рачительный домохозяин, и любящий семьянин... Эти гемайны вообще имели даже не двойное, а тройное и четверное дно. Тот же старик Бенхауэр, который ревностно молился каждый вечер и наизусть цитировал огромные отрывки из священного писания, оказался знатоком механики — собирал и разбирал пулемет и помогал мне ковыряться с мотором грузовика при необходимости. И Винке — смельчак и стрелок от Бога, внезапно демонстрировал знания не менее трех языков... Всё это было очень интересно, и в этом нужно было разобраться.