Пепел и пыль (СИ) - Усович Анастасия "nastiel". Страница 17

Ваня не врал насчёт пяти минут: едва время истекает, как тарелка (к слову, не до конца опустевшая) у меня забирается, а вместо неё, несмотря на мои возмущения, ставится маленький деревянный поднос с высокими бортами, заполненный одинаковыми баночками с разным содержимым.

Ни на одной из них нет подписи.

— Что это? — спрашиваю я, тыча в банку с тёмно-фиолетовыми хлопьями.

Только взяв её в руки и максимально приблизив к лицу, я различаю сушёные лепестки.

— Цветки вербены, — отвечает Ваня. Затем, видимо, чтобы я больше не задавала глупых вопросов, начинает перечислять, попутно указывая на баночки: — Масло пассифлоры, посеребрённый порох, дроблёный обсидиан, омела, пепел рябины, белладонна, кое-какие суспензии от ведьмаков, о составе которых, как они сами любят выражаться, нам, простым смертным, лучше не знать.

— Но они хотя бы говорят, для чего это нужно, — подключается Виола. — Что уже хорошо.

— То, что твой парень — ведьмак, ещё не делает их всех хорошими, — Ваня закатывает глаза.

Щёки Виолы вспыхивают.

— Он не мой парень! — восклицает она, затем поджимает губы.

И больше, — (что для неё, наверное, стоит нечеловеческих усилий), — ни слова не произносит до тех самых пор, пока не заканчивается их совместная работа. К слову, зрелище выходит воистину завораживающее: мало того, что эти двое понимают друг друга без слов и общаются лишь жестами и знаками, так ещё и раньше, чем один хватается за какой-либо ингредиент для, как мне потом пояснили, парализующей мозговую деятельность сыворотки, второй уже держит необходимую мерную тару.

Ваня и Виола могут быть разными, как небо и земля, но, работая вместе, они становятся единым организмом. Они, вероятно, давно уже выяснили, что только так смогут достичь максимальной продуктивности. Или же просто понимают, к каким последствиям может привести хотя бы одна допущенная ошибка.

Ведь ничто не прививает любовь к командной работе лучше, чем реальный риск погибнуть.

Глава 5

Голова трещит по швам, и что конкретно является тому причиной, сказать сложно: тут и попытка впихнуть в неподготовленный мозг невероятный объём информации, и то, насколько эта информация странная или даже безумная.

Но самое безумное — Ваня. Он продолжает относиться ко мне с лёгким пренебрежением, а ещё заставляет изучать книги: одну за другой, подряд, без права на отдых. Разумеется, я пролистываю больше половины впустую, потому что осилить шесть толстенных томов за один день невозможно — и я ясно это понимаю, в отличие от Вани: тот считает, что я просто неорганизованная и несерьёзно отношусь к работе.

Возможно, чтобы я лучше разобралась, или чтобы я сделала это скорее и наконец оставила его в покое, Ваня многое рассказывает сам. А я, в свою очередь, действительно слушаю, а не делаю вид. И даже конспектирую кое-что в подаренный Виолой блокнот.

Видела бы меня мама! Она бы наверняка обрадовалась тому факту, что я всё-таки умею концентрировать внимание на учёбе.

После ужина я уговариваю Ваню продлить наш перерыв минут на пятнадцать. И сейчас, когда время моего отдыха медленно, но верно подходит к концу, я, скрипя зубами, пытаюсь придумать причину, чтобы снова увильнуть от занятий.

— Вставай, — говорит Ваня.

Он выходит из слепой для меня зоны (а так как я лежу на полу, то она распространяется на всё вокруг, кроме стены напротив) и нависает, грозно нахмурившись.

— У меня есть ещё пара минут.

Ваня отрицательно качает головой.

— Нету. Но вместо этого у тебя есть, — он выводит вперёд руку и роняет мне на живот какую-то книгу, — нетронутый раздел о ведьмах и ведьмаках.

Я охаю, откидываю книгу в сторону и сворачиваюсь клубочком. Мне не больно, но будет приятно, если Ваня так подумает.

— Неправдоподобно, — заявляет он спустя какое-то время моих томных вздохов и попыток воззвать к его совести.

— Ладно, — я выпрямляюсь. С трудом, но встаю с пола. Всё тело затекло, в мышцах неприятно колет. — Но я ужасно устала и уже забыла всё, о чём ты говорил. Почему мы не можем заняться чем-то другим?

— А смысл? — Ваня идёт к многочисленным шкафам у дальней стены. — Или у тебя есть таланты к физике, химии, программированию, биологии, фармакологии, картографии и языкам, которые ты от нас так старательно скрываешь?

Я поджимаю губы, из последних сил удерживая себя от вступления в словесную перепалку, победителем из которой у меня может и есть шанс выйти, но как бы потом не пришлось разгребать её последствия. А потому я лишь отмалчиваюсь и слежу за тем, как Ваня роется на полках, то приседая, то снова поднимаясь, и наконец находит то, что искал: когда он поворачивается, я вижу у него в руках круглый медальон.

— Принадлежало одному ведьмаку. Подобные амулеты, будь то кольца, браслеты или подвески они используют в качестве сосуда для энергии. — Ваня накручивает цепочку амулета на палец. — Большинство, конечно, предпочитает переносить её во что-то более одушевлённое, создавая настоящих фамильяров. Те могут быть как людьми, так и животными. В большинстве случаях и тем, и тем сразу.

Ваня подходит ближе, даёт мне медальон. На вид обычный, совсем не магический: серебряный с какими-то завитками по краям и круглым гранёным красным камнем в центре. Что-то такое вполне могло было быть во вкусе Лии, если бы было сделано из золота.

— И как работает это перенесение магии? — спрашиваю я, возвращая медальон Ване.

— Существует несколько способов. Например, передача силы с помощью специального магического обряда; у каждого ковена он свой. Ещё такое может произойти при чрезвычайных обстоятельствах, например, если нужно спасти чью-то жизнь.

— Хочешь сказать, ведьмы таким образом делают добро?

— Ну, не совсем. Всё-таки в том, чтобы быть фамильяром, минусов больше, чем плюсов. Считай, человек или животное навеки связан со своим хозяином. — Ваня закидывает медальон в металлическую посудину. — Нужно извлечь камень, а то из-за него техника частенько фонит. Но этим займусь я, а у тебя, — Ваня кивает на книгу, лежащую на полу, — впереди основные шесть ковенов, с которыми работают стражи, и их законы, традиции и виды применяемой магии.

Я оборачиваюсь на валяющуюся книгу. Хоть убейте, но снова читать — это последнее, чем я хочу сейчас заниматься.

— Может, сам перескажешь? — предлагаю я.

— С чего бы это?

— Так я лучше всё запоминаю. Или хотя бы пополам: я согласна почитать о половине ковенов, если о другой ты сам мне расскажешь.

— Здесь тебе не рынок.

— В смысле?

— Не надо со мной торговаться.

Я выдыхаю от безысходности. Поднимаю книгу, перетаскиваю один из табуретов поближе к окну и размещаюсь за подоконником как за столом. Из окна вид так себе: цепочка гаражей, простирающаяся до самого оврага. Когда-то там шумела река, сейчас же — просто глубокая трещина в земле. А её «украшение» — половина того самого знаменитого ржавого моста. Выглядит как архитектурное издевательство. Давно бы его снесли, и дело с концом, но мэр считает, что именно из-за этой коряги Старый мост и имеет такую популярность у туристов.

Популярность равно деньги. Эта формула мне понятнее теории о дриадах или оборотнях.

Я опускаю глаза в книгу. Тут шесть отдельных разделов, каждый выполнен в своём цвете: белом, чёрном, красном, фиолетовом, бледно-синем и зелёном.

Открываю первый.

— «Ковен „Белая роза“, — вслух зачитываю я. Искоса гляжу на Ваню, но он совсем не обращает на меня внимания. — Один из новейших ковенов Северных земель».

— Новейший, если быть точнее, — поправляет Ваня. — «Серенити», считающийся ровесником «Белой розы», на самом деле старше его на пару десятилетий. Такой срок у ведьмаков не считается большим, поэтому они часто опускают этот факт.

— «Испокон веков место верховного в ковене занимали только мужчины», — продолжаю я. — «Но с 1904 это изменила Розамунд Трокс — единственный ребёнок в семье сильнейшего ведьмака своего времени Лорелла Трокса. С тех пор претендовать на место верховного может любой, независимо от пола».