Пепел и пыль (СИ) - Усович Анастасия "nastiel". Страница 43

Ну да, точно. В одной из пивнушек закоротило проводку, в результате чего погибло несколько человек.

— Они вовсе не мои друзья, — сообщаю я. — Но да, возможно. Правда, какой смысл? Мне всё равно не позволят присоединиться к ним из-за того, что я новичок.

Даня ерошит свои волосы. Я вглядываюсь в его лицо. Что-то изменилось. Наверное, именно так выглядит человек, который только что узнал правду: это и поджатые губы от «у меня есть брат близнец», и потерянный взгляд от «моя сестра связалась со сверхъестественным», и дрожащие ресницы от «теперь жизнь разделилась на до и после и я понятия не имею, что мне делать дальше».

— Пойдём, — наконец произносит Даня.

Я хочу взять его за руку, но он суёт ладони в карманы куртки. Могла бы подумать, что это всё от холодного ветра, если бы была достаточно наивной.

— Что тебе рассказала Лия? — интересуюсь я в попытке наладить контакт.

— Ну, у неё было немного времени — от нашего дома до центра десять минут на автобусе, — отвечает он. — И всё же кое-что новое я узнал и о ней, и о тебе, и об этом адском логове на месте пожарной станции.

— О штабе стражей.

— Я так и сказал. — Даня ускоряет шаг, и мне приходится сделать то же, чтобы не отставать. — Значит, твой отец — избранный?

— Страж, — поправляю я.

— Ну да. И ты теперь тоже.

— Ага.

— А тот парень? Если он — такой, то и я могу быть, да?

Даня специально игнорирует имена и любые определяющие существительные, косвенно демонстрируя мне своё недовольство и, в какой-то степени, даже брезгливость. Меня всегда бесила это его привычка, но сейчас я не имею права злиться.

— Ваня тоже страж, да. Хранитель. Он очень умный, и он помогал мне всё это время. Кто-то из ваших родителей был стражем, значит, и ты тоже сможешь им стать. Просто время ещё не пришло.

— Так странно, — Даня оборачивается на меня через плечо. — Единственное, что я теперь знаю о своих настоящих родителях — это то, что они какие-то там чудики.

— Стражи, Дань! — восклицаю я. — Не чудики и не избранные, просто… Такие, какие есть. — Я хватаю его за куртку и тяну на себя, останавливая. — Стражи защищают наш мир, наш город. Твои родители могли быть героями. Подумай об этом.

Даня сильно хмурит брови. Он едва сдерживает слёзы. Я лихорадочно пытаюсь подобрать нужные слова, но сбиваюсь, когда замечаю, что идём мы в противоположную от дома сторону.

— Стоп. Куда ты меня ведёшь?

— В бар «Дочери войны». Мне нужно больше доказательств, а тебе это, похоже, просто нужно.

Я качаю головой.

— Там может быть опасно.

Даня опускает глаза на мою руку, держащую его за ткань куртки. Я разжимаю пальцы.

— Разве тебе не всё равно?

— Там может быть опасно для тебя, — поясняю я. — Тебе нельзя идти.

— Но я уже иду.

Даня возобновляет движение. Если я не последую за ним, я буду предательницей и обманщицей. Если я скажу ему, что не хочу, чтобы он шёл со мной, я буду предательницей. Если я скажу ему, что сама не хочу идти, я буду обманщицей.

Все пути ведут к моему неизбежному поражению. Все, кроме одного.

И я молча нагоняю Даню.

Бар «Дочери войны» находится в том квартале Старого моста, где стоят двухэтажные дома. Несмотря на то, что одна половина из них уже заброшена, другая продолжает цепляться за жизнь прямо-таки всеми возможными способами. Выкупленная у граждан, она представляет из себя калейдоскоп сомнительных агентств недвижимости, контор по ремонту одежды и обуви, танцевальных и йога-студий, а так же питейных заведений, после посещения которых лучше обязательно наведаться к врачу.

Нам приходится несколько минуть плутать кругами, прежде чем мы находим нужный дом и нужный бар. Над металлической дверью вывеска: «Дочери войны». А сбоку, на единственном окне, табличка: «Только в эту пятницу — марафон лучших футбольных матчей этого года!».

— И что же может быть не так с этим баром? — спрашивает Даня. — Ну, кроме очевидной антисанитарии?

Он брезгливо оглядывает вывеску и морщит лоб. Нелюбовь к спортивным играм — это у нас семейное.

— Не знаю. Ты всё ещё хочешь проверить?

— А ты?

— Нас вообще туда пустят? Тебе ещё нет восемнадцати.

— А у тебя нет с собой паспорта.

— Они, наверное, попросят документы, если мы закажем алкоголь, — Даня пожимает плечами. — Так что мы можем просто выбрать что-нибудь из еды.

Мой брат — не авантюрист. То, что он делает сейчас ради меня и себя, свидетельствует об огромном желании разобраться в ситуации.

Хорошо это или плохо? Пока не знаю.

— Пошли, — произношу я.

Уверенность в голосе — только для вида. На самом деле, у меня неприятным спазмом скручивает живот. Это может быть совсем и не ложная тревога. Возможно, открыв дверь в бар, мы лицом к лицу встретимся со смертью.

Поэтому Даня должен уйти. Но он не сделает этого без меня.

Подходим ближе, я хватаюсь за холодную металлическую ручку и тяну её на себя. Дверь со скрипом открывается. По сравнению с уличным холодом, в баре тепло и вкусно пахнет жареным хлебом. Едва различимая музыка сливается с голосами посетителей и работающими телевизорами, где транслируется какой-то матч. Когда Даня закрывает за собой дверь, и в спину перестаёт дуть ветер, мне становится жарко. Я снимаю куртку Лии и вешаю её на стойку у входа.

К нам подходит миловидная официантка азиатской наружности.

— Вас будет двое? — спрашивает она.

Улыбкой она меня не обманет; в голосе я слышу холод.

— Да.

— Отлично.

Официантка разворачивается на пятках и манит нас за собой. Замечаю, что одежды на ней совсем мало: короткий топ, открывающий живот, и джинсовые шорты. Мы проходим мимо уже занятых столиков, и мужчины провожают нашу официантку недвусмысленными взглядами. Меня всю передёргивает.

Нас сажают в углу. Отсюда хорошо видно всё помещение. Сегодня аншлаг: во-первых, вечер пятницы, а во-вторых, футбольный марафон, привлекший мужчин всех возрастов. Я вижу и молодых людей старше нас с Даней, возможно, всего на пару лет, и дяденек с полысевшими головами и трескающимися на круглых животах рубашками, и даже двух дедков, стол которых заставлен пустыми кружками из-под пива. Из девушек тут только я и светловолосая девчонка, которая составляет компанию красавчику с армейской татуировкой на плече и мужчине постарше, вероятно, её отцу.

Остальные женщины здесь — работницы бара: барменша и официантки.

— Как думаешь, я себе накручиваю, или они все на одно лицо? — спрашивает Даня, наклоняясь к столу.

Он прав. Каждая из девушек похожа на предыдущую по одним и тем же пунктам: тёмные прямые волосы, обязательно длинные и обязательно заплетённые в мелкие косы, миндалевидные глаза, узкие лица, острые подбородки. Все, как одна, хоть и худые, но жилистые, и достаточно высокие, даже несмотря на плоскую подошву их обуви.

Я не пытаюсь наложить одно на другое — голос Вани сам врывается в моё сознание:

«Сирены — настоящие амазонки. Внешне ты едва ли отличишь их от азиаток… Сирены используют мужчин лишь для продолжения рода, выбирая для этого самых сильных особей… Эти женщины — воины, и могут убить тебя голыми руками… Правда, скорее, они убьют меня, потому что себе подобных они предпочитают не трогать. Исключения — кровная вражда, месть. Ну, или если ты помешаешь их охоте».

Меню в моих руках идёт мелкой дрожью. Я выдыхаю, пытаясь успокоиться. Этот план настолько продуман, что невольно вызывает восхищение: как ещё можно заманить большинство мужчин, если не пивом и спортом?

Я поворачиваю голову на Даню. Только что я собственноручно завела его в клетку к зверю, любимый деликатес которого — мужчины.

— Что? — моё волнение передаётся Дане. — В чём дело?

— Ничего, — говорю я. Откидываюсь на деревянную спинку стула и выпячиваю подбородок. — Расслабься.

Даня меряет меня взглядом, полным непонимания. Но это длится всего несколько секунд. Затем что-то в его взгляде меняется, и он вторит моей позе, а ещё берёт в руки меню и даже отпускает пару глупых шуточек. Он понял, что мы должны играть в ничего не подозревающих посетителей.