Пепел и пыль (СИ) - Усович Анастасия "nastiel". Страница 56
Собрав всю силу воли в кулак, крепко обхватив рукоять меча и выдохнув, я прохожу дальше.
Первый этаж пуст: ни трупов, ни останков, ни живых, поэтому я поднимаюсь по каменным ступенькам на второй. Там две спальни, одна из них детская. Ещё ванная комната, совместная с туалетом. Все вещи похожи на наши: и мебель, и одежда, и различные атрибуты — и всё же есть какое-то отличие. Возможно, в мелочах, вроде необычного орнамента или материалов, из которых сделан тот или иной предмет. Захожу в ванную, упираю меч в стену, включаю воду. Кран тут только один, а вода — лишь холодная. Быстро мою руки, споласкиваю лицо. А когда тянусь за полотенцем, чувствую чью-то крепкую хватку на своём плече.
Секунда — и мне зажимают рот. Я чувствую вкус грязи. Хочу закричать, но получаю удар под рёбра. Перед глазами всё плывёт, но сдаваться я не собираюсь. Соображаю быстро. Ему, — а я понимаю, что это мужчина, когда слышу, как грубо и отрывисто он дышит, — со мной не получится справиться, если я буду сопротивляться. Поднимаю ноги в воздух, перенося вес тела на спину, и отталкиваюсь от края раковины. Вместе с нападающим падаем назад, в коридор, и ему, как я и рассчитывала, намного больнее, чем мне. Он воет, но не выпускает меня, однако ослабляет хватку достаточно для того, чтобы мне чуть спуститься и надавить ему локтем на живот.
— Ах ты сучка! — рычит он, впиваясь ногтями мне в шею.
Я вскрикиваю, за что тут же получаю удар по голове. Вокруг: на сиреневом потолке, на белых стенах — теперь пляшут звёзды. Я собираю в себе последние силы и пытаюсь представить, как можно извернуться, ударить незнакомца в пах, встать и убежать…
Но не успеваю воплотить свой план в жизнь, потому что мужчина внезапно перестаёт со мной бороться. Я выныриваю из его рук. Пошатываясь, встаю на ноги. И вижу, как незнакомая женщина с явным недовольством и брезгливостью на лице вытаскивает из груди моего нападавшего свой нож.
— Падаль, — произносит она грубо. Вытирает кровь с лезвия об обнажённый сгиб своего локтя. — Ненавижу, когда мальчики обижают девочек, считая, что те не дадут сдачи. А они дают, и одним ударом они поражают две цели: их яйца и их самолюбие.
Я рассматриваю лежащего навзничь. Это не человек. У него челюсть слишком сильно выпячена, а глаза неестественно большие и ввалившиеся. Щёки покрыты грубой шерстью, как и руки от плеча и до локтя. Ногти, которые вцепились в моё плечо, оказываются загнутыми вовнутрь желтоватыми когтями. Я касаюсь своей шеи и вляпываюсь во что-то мокрое. Смотрю на пальцы. Кровь вперемешку с зелёной жижей.
— Кто это? — спрашиваю я, делая шаг назад.
— Мне больше интересно, кто ты, — отвечает женщина.
Едва я успеваю моргнуть глазом, как она сокращает расстояние между нами до минимума, толкает меня в стену и прижимает нож к моему горлу.
— На кого работаешь?
— Я… Я…
Что сказать? Кто знает, какое у неё отношение к стражам. Судя по тому, что ни один мускул на её лице не дёрнулся, прежде чем она прибила нападавшее на меня существо, быть её врагом — не лучшая идея.
— Ну? Считать до трёх не буду, прирежу сразу!
— Я страж! — кричу, закатывая рукав ветровки.
Хорошо, что клятва всё ещё видна — мне не нужно прикладывать усилия, чтобы незнакомка поверила моим словам.
Всё — или ничего. Если эта женщина когда-то уже сталкивалась с мне подобными, и исход этой встречи был печален для одной из сторон, то мне крышка.
— Что ж, по крайней мере, ты не врёшь, — говорит женщина. — Вы не опасны, пока вас не трогаешь, но этот ваш Дмитрий… — Она убирает нож. Я едва сдерживаюсь, чтобы не выдохнуть вслух. — Шкуру бы с него спустить. Знаю как минимум семьдесят шесть существ, кого это невероятно порадует.
Женщина отходит к трупу, опускается на корточки и принимается шарить по его карманам.
— Как тебя зовут? — спрашивает она, не отвлекаясь от своего занятия.
— Слава.
— Не знаю, зачем ты сюда пришла, Слава, но советую вернуться домой, и чем скорее, тем лучше.
Её находки: пара ножей и какие-то кожаные мешочки. Ещё женщина снимает с трупа меховую жилетку.
— Ты тут одна?
— Нет. Мы ищем друзей, они…
— Вероятнее всего, мертвы, — будничным тоном произносит женщина. — Либо в бегах. Смотря что они успели сделать в момент нападения.
Она выпрямляется, суёт найденные сокровища в сумку на поясе, а меховой жилет накидывает сверху на свою рваную футболку.
— Тот парень на входе, ему лучше приложить к затылку холод, — произносит она небрежно. Затем выпрямляется, словно струна, и вдыхает воздух на весь объём лёгких: — Тебе, кстати, тоже. Рана начинает неприятно пахнуть.
Женщина идёт в спальню. Я — за ней. Она рыщет по полкам и шкафам, я просто стою в стороне, внимательно разглядывая её.
— Это ведь не ваш дом, да? — наконец, собравшись с силами, спрашиваю.
— У меня нет дома.
— Что вы тогда здесь делаете?
— Ну, мне же нужно что-то есть.
Она опускается на колени, шарит под кроватью. Вытаскивает оттуда старый чемодан. Открывает его, и я вижу несколько одиноко лежащих потрёпанных тонких фолиантов.
— Кто вы?
— Тебя больше должно волновать то, что в следующий раз, если наши дороги когда-нибудь пересекутся, я уже не отпущу тебя так просто, — бросает она, захлопывая чемодан.
Её внешность напоминает мне о сиренах, но это точно не она. Те — резки, молчаливы, с расчётом на похищение или убийство, но никак не на кражу имущества. Тут что-то другое.
Когда незнакомка кидается к окну, распахивает его настежь и перелезает через подоконник с явным намерением забраться на крышу, я кричу:
— Стойте! — Странно, но она слушается. — Спасибо, что спасли меня.
Женщина коротко кивает. С улицы доносятся знакомые голоса Бена и Нины.
— Меня зовут Магдалена, — произносит она. А прежде, чем окончательно исчезнуть снаружи, добавляет: — Запомни это имя как то, которое ты навряд ли захочешь услышать ещё раз.
Глава 2
Когда спускаюсь на улицу, застаю Бена поднимающим Ваню на ноги. Тот, сильно зажмурившись, трёт затылок и что-то недовольно бормочет.
— Что случилось? — спрашиваю, подходя ближе.
Прикрываю шею, сдвинув капюшон ветровки на одну сторону. Они ведь меня прибьют, если узнают, что я снова поранилась. Или ещё чего хуже — пожалеют, что решили взять с собой.
— Не знаю, — отвечает Ваня. Он выставляет перед собой руки, глаза не открывает. — Я сидел и искал очки в рюкзаке, потом резкая боль — и темнота.
— Он очнулся-то только тогда, когда мы с Беном его окликнули, — подтверждает Нина. Она смотрит на меня с подозрением. — А ты где была в этот момент?
— Я услышала шум в доме и решила проверить.
— Почему вдвоём не пошли? Сказано же было: больше не делиться. — Нина недовольно качает головой. — Было глупо отпускать их одних, — продолжает она, оборачиваясь на Бена.
— Почему на меня-то смотришь? — спрашивает он, всё ещё придерживая Ваню за руку. — Это не моя идея была.
— Да, но это ты сказал, что с коротышкой не пойдёшь, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь, и что пусть она идёт с Ваней, ведь, раз уж они родственники, это их обязанность — терпеть друг друга.
Бен жмёт плечами, вот только едва ли виновато. Я смотрю на Ваню. Похоже, запасные очки он всё-таки не взял. И теперь из-за меня ему придётся открыть глаза.
Какой это уже раз по счёту? Наверное, тысячный. И снова, как и в предыдущие попытки стать наконец хорошим человеком и помочь кому-нибудь, всё заканчивается полным фиаско.
Может стоит вернуться к старому доброму игнорированию проблем: своих — в частности, чужих — по определению?
Поднимаю с земли Ванины очки. Трещина идёт только по одному стеклу, второе осталось целым. Быстро протираю стёкла о край майки и вкладываю очки в Ванину руку. Он надевает их, открывает глаза; один — коричневый, другой, за сломанным стеклом, горит ярко-оранжевым. Я качаю головой, Ваня снова зажмуривается.