Путешествие в Икстлан - Кастанеда Карлос. Страница 23
– Но мы все умрем, – сказал он.
Он указал в направлении холмов вдали.
– Там есть нечто, что ожидает меня наверняка, и я присоединюсь к нему также наверняка, но, может быть, ты другой, и смерть не ждет тебя совсем?
Он засмеялся над моим жестом отчаяния.
– Я не хочу думать об этом, дон Хуан.
– Почему?
– Это бессмысленно. Если она ждет меня, то почему я должен об этом заботиться?
– Я не сказал, что ты должен об этом заботиться.
– Что же тогда я должен делать?
– Используй ее, сфокусируй свое внимание на связи между тобой и твоей смертью. Без сожалений, без печали, без горевания. Сфокусируй свое внимание на том факте, что у тебя нет времени, и пусть твои поступки текут соответственно. Пусть каждый из твоих поступков будет твоей последней битвой на земле. Только при таких условиях твои поступки будут иметь законную силу. В этом случае сколько бы ты ни жил, они будут поступками боязливого человека.
– Разве это так ужасно быть боязливым человеком?
– Нет. Это не так, если ты бессмертен. Но если ты собираешься умереть, то у тебя нет времени для того, чтобы быть боязливым просто потому, что твоя боязливость заставляет тебя хвататься за что-либо такое, что существует только в твоих мыслях. Это убаюкивает тебя в то время, как все вокруг спит. Но затем страшный и волшебный мир разинет на тебя свой рот, как он откроет его на каждого из нас. И тогда ты поймешь, что твои проверенные пути совсем не являются проверенными. Быть боязливым не дает нам рассмотреть и использовать нашу судьбу, как судьбу людей.
– Но это неестественно – жить с постоянной мыслью о своей смерти, дон Хуан.
– Наша смерть ждет, и вот этот самый поступок, который мы совершаем сейчас, вполне может быть нашей последней битвой на земле, – ответил он бесстрастным голосом. – я называю его битвой потому, что это сражение, борьба. Большинство людей переходит от поступка к поступку без всякой борьбы и без всякой мысли. Охотник, напротив, отмеряет каждый поступок. И, поскольку он обладает глубоким знанием своей смерти, он совершает поступки взвешено, как если бы каждый поступок был его последней битвой. Только дурак не сможет заметить преимуществ охотника перед окружающими людьми. Охотник оказывает своей последней битве должное уважение, и это естественно, потому что его последний поступок на земле должен быть его лучшим поступком. Это приятно. Это сглаживает грани его испуга.
– Ты прав, – согласился я. – это просто трудно принять.
– Это потребует у тебя многих лет, чтобы убедить себя, потом тебе потребуется еще много лет, чтобы соответственно действовать. Я надеюсь только на то, что у тебя осталось достаточно времени.
– Я пугаюсь, когда ты так говоришь, – сказал я.
Дон Хуан окинул меня взглядом с серьезным выражением на лице.
– Я уже говорил тебе, что это заколдованный мир, – сказал он. – силы, которые руководят людьми, непредсказуемы, ужасны, и, однако, великолепны. Тут есть на что посмотреть.
Он перестал говорить и опять посмотрел на меня. Он, казалось, собирался что-то сказать мне, но передумал и улыбнулся.
– Разве есть что-либо, что руководит нами? – спросил я.
Разумеется, есть силы, которые ведут нас.
– Можешь ты описать их?
– Нет, не могу, разве что назвать их силами, духами, ветрами или чем угодно вроде этого.
Я хотел допрашивать его дальше, но прежде, чем я смог спросить его что-либо еще, он поднялся. Я смотрел на него ошеломленный. Он встал одним движением, его тело просто дернулось, а он уже был на ногах.
Я все еще размышлял над тем, какая необычайная ловкость нужна для того, чтобы двигаться с таком скоростью, когда он сказал мне сухим тоном команды, чтобы я выследил кролика, поймал его, убил и поджарил мясо до захода солнца.
Он взглянул на небо и сказал, что времени у меня достаточно.
Я автоматически принялся за дело, так как я это делал уже много раз. Дон Хуан шел рядом со мной и следил за моими движениями пристальным взглядом. Я был очень спокоен, двигался осторожно, и у меня совсем не было никаких трудностей в том, чтобы поймать кролика-самца.
– Теперь убей его, – сказал сухо дон Хуан.
Я потянулся в ловушку, чтобы ухватиться за кролика. Я взял его за уши и тащил его наружу, когда внезапное ощущение ужаса охватило меня. Впервые, как дон Хуан начал учить меня охотиться, я подумал о том, что он никогда не учил меня, как убивать дичь. За много раз, когда мы ходили по пустыне, сам он убил только одного кролика, двух куропаток и одну гремучую змею.
Я уронил кролика обратно и взглянул на дона Хуана.
– Я не могу убить его, – сказал я.
– Почему?
– Я никогда этого не делал.
– Но ты убил сотни птиц и других животных.
– Из ружья, а не голыми руками.
– Но какая разница? Время кролика истекло.
Тон дона Хуана шокировал меня. Он был таким авторитетным, таким знающим, что не оставлял у меня в уме никаких сомнений относительно того, что время кролика истекло.
– Убей его! – скомандовал он с жестким взглядом в глазах.
Я не могу.
Он закричал на меня, что кролик должен умереть. Он сказал, что его блуждание по прекрасной пустыне пришло к концу, мне нечего упрямиться, потому что сила или дух, который ведет кроликов, подвел именно этого к моей ловушке как раз перед заходом солнца.
Целый ряд смущенных мыслей и чувств охватили меня, как если бы все эти чувства только меня и ждали. Я почувствовал с предельной ясностью трагедию кролика, который вынужден был попасть в мою ловушку. Через какие-то секунды мой ум перешагнул через критические моменты моей собственной жизни. Много раз я сам был кроликом.
Я взглянул на него, и он взглянул на меня. Кролик прижался к задней стенке клетки. Он почти свернулся, очень спокойный и неподвижный. Мы обменялись странными взглядами и этот взгляд, который я воспринял, как молчаливое отчаяние, вызвал полную идентификацию с моей собственной участью.
– Черт с ним, – сказал я громко. – я никого не хочу убивать. Этот кролик пойдет на свободу.
Сильная эмоция заставила меня задрожать. Мои руки тряслись, когда я пытался схватить кролика за уши. Он двигался быстро, и я промахнулся. Я снова попытался и еще раз промахнулся. Меня охватило отчаяние. Я почувствовал приступ тошноты и быстро пнул клетку для того, чтобы сломать ее и выпустить кролика на свободу. Клетка неожиданно оказалась крепкой и не сломалась так, как я ожидал. Мое отчаяние выросло до невыносимого чувства нетерпения. Используя всю свою силу, я пнул в край клетки правой ногой. Палки громко сломались. Я вытащил кролика наружу. Я испытал момент облегчения, который в следующий момент разбился на мелкие кусочки. Кролик вяло висел у меня в руке. Он был мертв.
Я не знал, что делать. Я был занят попытками додуматься, почему же он умер. Я повернулся к дону Хуану. Он смотрел на меня. Чувство ужаса ознобом прошло по моему телу. Я уселся рядом с какими-то камнями. У меня страшно болела голова. Дон Хуан положил мне на голову руку и прошептал мне на ухо, что я должен ободрать кролика и поджарить его, прежде чем не кончатся сумерки.
Меня поташнивало. Он очень терпеливо разговаривал со мной, как будто разговаривал с ребенком. Он сказал мне, что те силы, которые ведут людей или животных, привели именно этого кролика ко мне, точно так же, как они приведут меня к моей собственной смерти. Он сказал, что смерть кролика была подарком мне совершенно так же, как моя смерть будет подарком чему-нибудь или кому-нибудь еще.
У меня кружилась голова. Простейшие события этого дня сокрушили меня. Я старался думать, что это всего лишь кролик. И, однако же, я никак не мог стряхнуть с себя то отождествление, которое я имел с ним.
Дон Хуан сказал, что мне нужно съесть немного его мяса, хотя бы только кусочек для того, чтобы придать ценность моей находке.
– Я не могу этого сделать, – запротестовал я пассивно.
– Мы мусор в руках этих сил, – бросил он мне, – поэтому останови свою собственную важность и используй подарок должным образом.