Вид на счастье (СИ) - Гут Этта. Страница 6

— Прямо ты мне о своих чувствах ведь никогда не скажешь, да? Но я тебя тоже очень люблю, Илья. Очень. Иногда как накатит, так аж до слез. И сказать в такие моменты хочется много, а не получается. Сидишь, слова сочиняешь, а как попробуешь проговорить, так… какая-то ерунда выходит. Совершенно смешная на фоне того, что чувствуется.

— Тишь… Тишь, моя! Переезжай ко мне жить. Насовсем, — Илья смотрел серьезно как никогда. Смотрел и гладил Тише лицо — брови, губы, щеки.

— А что мы Мыши по поводу нашего… воссоединения скажем? Дети — они обычно сложно такое воспринимают… — страшась и одновременно желая именно этого, сказала Тиша.

Сказала и в ответ услышала лишь смех.

— Твоя предприимчивая дочь уже все со мной обсудила.

— Сама?!

— Ты сомневалась? Я нет. Напротив, ждал.

— И?

— Сказала, что против второго папы, особенно если он тот еще Дед Маразм — без бороды, но с подарками — ничего не имеет. И чтобы я… прекращал сопли жевать, кота за хвост тянуть и вообще Новый год скоро. Так что… переезжай, а?

Тиша на мгновение представила себе очередные Мышиные рисунки из серии «Я, мама и Дед Маразм», испытала что-то более чем похожее на отрыв башки и, с трудом удерживая смех, выдала:

— Не хочу!

Прозвучало это очень серьезно, в точном соответствии с интонациями великого Евгения Леонова из «Поминальной молитвы», а потому попало в цель — лицо Ильи стало трагически меняться. Тиша коварно дождалась этого и только тогда довершила, теперь уже откровенно улыбаясь во все тридцать два:

— Не хочу огорчать вас отказом!

ЧАСТЬ 2. ПЕТРОГЛИФЫ

Глава 1

Сказать, что Петра волновалась — значило не сказать ничего! Потому и сидела на опрятной, медицинского вида скамье, выпрямив спину, потому и елозила на заднице, будто в ней свербело. И ведь никак себе не объяснить причину такого вот мандража! Вон, у соседнего кабинета уже немолодая дама сидит — и ничего, даже ножкой не дергает и ухом не ведет. Разве что иногда посматривает этак с интересом.

Чудом пересилив внезапное желание показать ей язык, Петра отвернулась и с независимым видом принялась разглядывать сначала красивую, по-новогоднему украшенную елочку в углу, а потом взгляд ее словно магнитом опять притянуло к развешанным по стенам плакатикам. Все они были примерно об одном — посвящены проблемам здоровья. Человеческие фигуры с содранной, как вдруг показалось, кожей и вскрытыми внутренними органами скорее отталкивали, чем привлекали. Брр!

Петра вообще была существом впечатлительным.

— Тонкая натура! — говорила мама.

— Вся в отца! — припечатывал отчим.

К счастью, Петра очень быстро начала зарабатывать на жизнь сама и из родительского дома, который теперь стал как-то только наполовину родным, съехала в съемную квартиру. Располагалась она у черта на куличиках, но это для Петры было вторично: работала она по удалёнке, так что главнее был быстрый интернет, благодаря которому удавалось легко переправлять заказчикам результаты трудов — арты, стикеры, постеры, плакаты, рекламки и прочую рисованную хренотень.

Петроглифы — так когда-то называл рисунки дочери и вообще все коленца, которые та выписывала в своей жизни, отец. Называл и всегда после смеялся над этой своей мало кому понятной шуткой. Дело в том, что был он археологом и специализировался как раз на изучении Карельских, Беломорских и Онежских петроглифов — выбитых на камнях древних изображений людей, животных и птиц. Петра была уверена, что и дочь Сергей Бабушкин назвал в честь своего увлечения, которое, в конечном итоге, и стоило ему жизни — в одной из экспедиций он сильно простыл, да после так и не оправился…

Петра вздохнула. Сотворенное родными сочетание немецкого имени и откровенно русской фамилии было ей ненавистно еще со времен школы. Будучи ребенком, она мечтала, что вот дорастет до совершеннолетия и с полным правом посетит паспортный стол и что-нибудь у себя в документах поменяет — имя или фамилию. Но отец умер, когда Петра еще была подростком, и ей стало казаться, что перемены такого рода станут своего рода предательством по отношению к нему. Тем более что теперь только Петра носила отцовскую фамилию — мама, отгоревав, вторично вышла замуж. Это было нормально — не хоронить же себя в неполные сорок лет! Вот только с отчимом отношения как-то не сложились. Так что Петра с легким сердцем, как только появилась такая возможность, упаковала ноутбук и накопившиеся за время работы жесткие диски, собрала одежду и прочие личные вещички, уложила в большие специальные папки на завязочках свои «петроглифы» из числа тех, что в свое время распечатала, и отбыла в самостоятельную жизнь… И в одиночество…

Нет, друзей у нее хватало, но все они тоже по большей части были «по удаленке». После переезда никуда от Петры не делась только Нинка — лучшая подруга, с которой они скорешились еще в начальных классах школы. Она-то, кстати, и стала пусть и косвенной, но все же виновницей того, что Петра сейчас сидела в этом очень чистом и очень светлом коридоре частного медицинского центра и бздела, будто девственница на приеме у гинеколога. Гм… Гм… Тут следовало признать, что в определенной степени сравнение это было чистой правдой. Петра в подобном не призналась бы никому даже под дулом пулемета, но в свои двадцать с хвостиком лет, она радости сексуальной жизни еще так и не познала. Ну не сложилось, что тут поделаешь? Все та же Нинка периодически знакомила Петру с разными вполне милыми парнями — приятелями других парней, на которых имела виды сама «сводница». И вот нет. Ну никак. Все было не то и не так.

Собственно, Петра особо по этому поводу и не парилась. Ну не всем же быть завзятыми кокетками вроде Нинки! Некоторым гораздо интереснее и важнее другое… Духовные ценности, там… Искусство…

Однако Нинка не оставляла надежд как-то расшевелить подругу, вытащить из болотца, в котором та, по ее мнению, совершенно точно кисла. Вот и на день рождения, который настиг Петру, как и каждый год, в декабре месяце, она устроила что-то совершенно кошмарное. А именно: списалась со всеми интернетовскими друзьями-приятелями Петры и организовала «незабываемую встречу». Местом ее проведения был выбран модный клубешник в центре — большой, бесконечно шумный и неприятно пафосный.

Непривыкшая к такому Петра как-то сразу офигела и приплющилась. Но несколько ловко подсунутых той же Нинкой коктейльчиков подействовали точно — именинница расслабилась, начала улыбаться, болтать и даже позволила вытащить себя на танцпол.

Подарки Петра стала разбирать только утром. Как она и просила, в основном это были конвертики с деньгами. Сумма набралась хорошая. Как раз на новый фотопринтер. Правда, в одном из конвертов вместо денег обнаружилась карточка с какой-то рекламой, что ли. Несколько удивленная Петра вчиталась и поняла, что это подарочный купон на курс процедур в центре «Женское здоровье». О как!

Заподозрив, что это происки Нинки, которая не раз говорила подруге, что что-то с ней не так, раз она с парнями не зажимается, Петра попыталась зажать уже ее, но ничего из этого не вышло. Нинка стояла насмерть, уверяя, что ничего такого не дарила, да и не потянула бы просто: выяснилось, что клиника не из дешевых, и обозначенный на купоне курс массажа и каких-то там еще прогреваний, притираний и прочих «-аний» стоит как полет на Луну. И именно этот факт — немыслимая по меркам Петры сумма — и сыграл решающую роль. Жаба оказалась зверем мелким, но сильным и задавила-таки в Петре все ростки сомнений. И действительно: не пропадать же деньгам, которые кто-то (кстати, так в этом и не признавшийся) потратил на тот самый подарочный купон.

— Скинулись, наверно, — неуверенно предположила Нинка, — те из твоих этих артеров-фигартеров, кто прийти не смог.

Петра глянула на подругу подозрительно, но возразить было нечего, а гадать на кофейной гуще казалось делом дурацким. Так и получилось, что в обозначенный на карточке день она стояла перед ресепшеном действительно очень солидного, тщательно отремонтированного и дорого обставленного медцентра «Женское здоровье». Милейшая девушка быстро оформила карточку, записав в нее все необходимые данные, вплоть до размера ноги, а после направила к нужному кабинету, сказав: