К черту любовь (ЛП) - Фишер Таррин. Страница 54

— Уже в пути, — говорю я. Бросаю трубку и наклоняюсь вперед, вцепившись в руль. Пожалуйста, Боже, пожалуйста, помоги мне добраться до него. Если опоздаю на паром, то больше никогда не увижу Кита.

​— Вам придется подождать следующий паром, — говорит мне дама в кассе. — Этот уже полон людей.

​— Что, если я просто прогуляюсь? — Спрашиваю. Она кивает. Я покупаю свой билет и ставлю машину на паром. Загружаются последние машины, и это значит, что придется бежать, чтобы успеть подняться по пандусу, прежде чем они его перекроют. Оставив все вещи в машине, крепче прижимаю сумочку к груди и бегу.

Портье закрывает ворота как раз в тот момент, когда я поднимаюсь наверх.

— Стой, стой, стой! — Кричу я. Он придерживает дверь, помогая мне забежать внутрь.

​— Спасибо, я Ваша должница, — говорю я.

У меня получилось. Я внутри, но не уверена, куда идти. Может, он в своей машине? Или гуляет на палубе? У меня двадцать минут, чтобы понять, где он, однако под давлением я плохо соображаю.

Я быстро прохожу мимо кафе, где собралось большинство пассажиров, и выхожу на главную палубу. Несколько отставших стоят снаружи, держа в руках бумажные стаканчики с кофе и щурясь от холодного ветра. Спрятав руки в рукава тонкого свитера, я поворачиваю налево, начиная поиски Кита. Обход палубы занимает четыре минуты, и к тому времени, как возвращаюсь назад, все тело продрогло, из носа течет, как из ведра. Ничего не получится; нет времени. Он может быть где угодно.

Я возвращаюсь внутрь и фотографирую автомат с кока-колой. Не знаю, включен ли у него телефон сейчас, однако все равно нажимаю «отправить», надеясь на лучшее. Кингстон остается позади. Выйдя на свежий воздух, стою и смотрю на воду. Чувствую себя убитой. Опустошенной. И глупой. И моя сумочка тяжелая, потому что последние несколько месяцев я повсюду ношу с собой книгу Кита. Достав конверт, мгновение держу его в руках, прежде чем вытащить кипу бумаг. Мне стоило отпустить его, правда? Как винную пробку. Если он возвращался во Флориду, то лишь для того, чтобы помириться с Дэллой. Вытянув руки, держу книгу над водой, костяшки пальцев настолько белые, что сливаются с бумагой. Затем подбрасываю книгу в воздух. На секунду кажется, что вокруг парома взорвалось облако белых птиц, крылья которых разлетаются на ветру. Шубы дрожат, и я прикрываю руками рот, чтобы не расплакаться. Мое тело предает меня из-за Кита Айсли, кстати не в первые. Вернувшись обратно внутрь, в сумочке пустеет, однако сердце все равно болит. Сев на стул, лицом к автомату с кока-колой, начинаю плакать.

— Тебе полегчает, если выпьешь. — Я поднимаю глаза, и вижу пожилую даму с серебристыми волосами. Как у Грир. Она шикает на меня и вкладывает в ладонь шесть четвертаков, затем кивает в сторону автомата.

— Сахар — лучший помощник.

Не хочу ее обижать, поэтому вытираю слезы и встаю.

— Спасибо, — говорю я. — Очень мило с вашей стороны.

Она наблюдает, пока я не подхожу к автомату, делая вид, что выбираю вкус. После чего улыбаюсь и машу рукой.

Когда она уходит, я прижимаюсь лбом к стеклу и закрываю глаза. Мне даже не дают спокойно поплакать. Вслепую я бросаю четвертаки в отверстие, один за другим. Динь, динь, динь.

А затем по обе стороны от моей головы вырастают две большие руки.

Глаза распахиваются, когда чье-то тело прижимает меня к холодному стеклу. По коже бегут мурашки. Я узнаю этот запах. Его запах.

Кит проводит носом по моему уху, затем обнимает меня за талию. Я открываю рот, веки закрываются, когда он обхватывает мое запястье свободной рукой. Это все из-за тепла и лесного запаха, идущего от него. Оставшиеся четвертаки разлетаются, когда он целует меня в затылок. Слышу, как монеты падают на пол, прежде чем Кит разворачивает меня лицом к себе.

Он здесь. Напротив меня. Лоб в лоб. Я задыхаюсь, когда он проводит ладонями по моим рукам и обхватывает лицо, крепче прижимая к себе. Наши губы соприкасаются, но ни один из нас не торопится сделать первый шаг. Это немного шокирует, когда тебя вот так прижимает человек, которого ты так долго хотел.

​— Никогда не забывай, — говорит он, — моя книга и Кола свели нас.

​— Твоя книга? — Спрашиваю я. Он поднимает руку, показывая смятую страницу своей книги.

— Страница сорок девять, — говорит Кит. — Еще бы чуть-чуть и она бы утонула в проливе Лонг-Айленда, к счастью, мне удалось поймать ее.

— Представляю, — говорю я.

​— Мне казалось, у меня галлюцинации, пока не включил свой телефон и не увидел твое сообщение.

— И ты прибежал сюда? — Спрашиваю я.

​— Так быстро, как только мог.

Когда мы говорим, наши губы слегка соприкасаются.

​— Почему у тебя нет отдышки?

Он ухмыляется.

— Вот что значит тренироваться, Элена.

Я касаюсь его обросшего лица и провожу рукой по шеи. Он мягко целует меня, демонстрируя свою решимость и страсть. И это определенно лучший поцелуй в моей жизни. За всю мою жизнь.

ЭПИЛОГ

Не расстраивайся, что не можешь обрести счастья. Это самый быстрый способ почувствовать себя неудачником. Если бы каждая из наших жизней представляла собой страницу в книге, счастье было бы знаком препинания, выделяющие смысловые фразы и разделяющие длинные предложения. Но если кратко — появляется, когда нужно заполнить пустоту. Быть счастливым — более достижимо. Принять свою судьбу, не будучи опьяненной эйфорией. Между мной и Китом это есть. Иногда нас переполняет радость, что наши сердца этого не выдерживают. Иногда грусть, когда мы вдали от Энни или Порт-Таунсенда. Нас разрывает, когда встает выбор между любимыми вещами. Мы ссоримся; занимаемся любовью. Я больше не встречалась с Муслимом. И после последнего звонка я больше никогда не разговаривала с ним. Я много слышала о нем и до сих пор помню, как мы проводили время друг с другом. И теперь мне любопытно, есть ли в твоем сердце место для более, чем одного человека. Я думаю, да.

После того дня на пароме мы возвращаемся во Флориду, чтобы быть поближе к Энни, пока все не уладим. Мы снимаем квартиру в Порт-Таунсенде и прилетаем в гости так часто, как только можем. Я покупаю темно-синий диван «Поттери Барн» в квартиру и вешаю над ним одну из картин Грир «Рябь». Сердцем я там, в Порт-Таунсэнде. Иногда мы берем Энни с собой и гуляем с ней по городу, чтобы все могли ею налюбоваться. Она красива, как ее мать, и проницательна, как ее отец. Она считает Грир — настоящая фея, на что Грир соглашается, подыгрывая ей. Дэлла никогда не простит меня, но этого следовало ожидать. С тех пор мы редко виделись. Мне не стать профессионалом в искусстве. Я занимаюсь без какого-либо интереса и, как ни странно, совершенно не чувствую вины из-за этого. Я не профессионал. Когда мать Кита заболевает, я возвращаюсь в Порт-Таунсенд, чтобы помочь ей. Кит прилетает по выходным, но времени, проведенного с ним, никогда не кажется достаточно. Я делаю все, что в моих силах. Я хочу быть с Китом и Энни, однако и здесь тоже. Я рада, что у меня есть повод вернуться в родное место.

В конце концов, квартиры становится мало, и мы покупаем небольшой дом в штате Пенсильвания. Место, где никто не сможет нас найти. Мы до сих пор все держим в секрете. Этот дом расположен в самом низу переулка. Дело не в том, что мы не хотим, чтобы нас нашли; просто не так быстро.

Ещё там есть круглое крыльцо и два кресла-качалки с перцем чили, доставленные нам с козьей фермы. Мы установили их с западной стороны дома, чтобы было слышно, как из ручья бежит вода по камням. Почти каждый вечер, выходя на улицу с кружкой глинтвейна в руках, медленно потягиваю напиток и слушаю «обитателей Вашингтона» и наблюдаю, как солнце садится за проливом. Они сильно шумят, и вызывают у меня улыбку. Такое чувство, словно я чего-то жду, хотя и не уверена, чего именно. От каждого гогота, тени, звук шин по гравию — я нервничаю.

В начале августа, примерно год спустя, моим ожиданиям приходит конец. Осень сменяется летом; небо светлеет, с побережья на северо-запад дует теплый ветерок. Все чаще мне хочется выходить на улицу, чем обычно. Однажды днем, наслаждаясь вином из старой, облупленной кружки, вижу грузовик. Он мчится с невероятно пугающей скоростью по грунтовой дороге, затем падает в канаву, и я думаю, что он собирается врезаться в мою Катальпу¹⁵, но внезапно поворачивает направо и останавливается перед моим домом. Совершенно сбитая с толку я хмурюсь, сидя в кресле-качалке, и в этот момент понимая, как я зла. Сейчас я похожа на пожилую женщину в кресле-качалке, разозленную тем, что кто-то чуть не сбил ее любимое дерево. Дверь грузовика распахивается, и черные ботинки наступают в лужу грязи. Я замираю, сердце бешено колотится, а кружка с вином разбивается у моих ног. Солнце светит мне в глаза. Чертово солнце! Ему здесь не место. Я прикрываю глаза рукой, чтобы защитить их, и переступаю через вино, оставляя красные следы на белой краске. Вижу лицо, поразительные голубые глаза и львиную походку. Весь мой мир рушится. Прошло два года, но реакция не изменилась. Падаю в кресло, боясь упасть в обморок. Я избегаю его взгляда, потому что какого хрена? Я не смогу пережить еще один сон. Ладони вспотели, сердце бешено колотится, когда он садится на стул рядом со мной.