Чужая невеста. Я тебя украл (СИ) - Лакс Айрин. Страница 51

На моем лице проскользнуло облегчение, а на губах появилась улыбка. Мне даже говорить ничего не пришлось, Дархан сам за меня все сказал.

- Осталась чистая формальность. Ты станешь моей женой? - предлагает Дархан на расстоянии, едва взглянув в мою сторону.

- Я… Могу я подумать? - выскальзывает из моего рта.

Наверное, это ужасно нелогично просить отсрочку в момент, когда мне предложили столь многое - буквально шанс на новую жизнь, возможность все изменить и больше никогда не касаться прошлого и тяжелой жизни в семье дядюшки.

Я должна согласиться…

Но в почему-то прошу отсрочки.

Дархан кивает, я прощаюсь с ним, уходя к себе в комнату.

Долго лежу без сна, оставшись наедине со своими мыслями.

Разум твердит: “Соглашайся…”, а сердце каким-то крохотным уголком еще ждет чуда, ждет, чтобы Аслан меня нашел вопреки тому, что я сама решила больше его не видеть!

Уф…

Что же это такое?

Хваленая женская логика?

Я от него ушла, потому что сама захотела, а теперь думаю с обидой: почему он меня не ищет!

Надежда в самом уголку сердца теплится.

Неужели этой крохотной искорки хватает, чтобы продолжать ждать чуда вопреки…

* * *

Я думала всю ночь и на протяжении целого утра - тоже.

Мне даже просыпаться не пришлось с рассветом, я уже не спала, когда вышла смести снег, выпавший за ночь, и поиграть с Алмазом.

Возвращаюсь в дом, щеки немного застыли и кончик носа красный.

Маржан журит меня, проверяет, достаточно ли я тепло одета, приглашает позавтракать, сообщив, что Дархан еще спит. Говорит, что он провел бессонную ночь, поэтому пусть отоспится хорошенько.

При этом Маржан ни словом меня не упрекнула, ни о чем не спросила, просто посмотрела. Но я чувствую, что она ждет решения.

Знаю, что она будет рада, если соглашусь на предложение Дархана.

Это такой выбор, когда выбора особенно нет.

- Выпей, согреешься, пока каша доходит, - предлагает Маржан.

Я беру чашку с наваристым чаем, мы обсуждаем, что приготовить на ужин. Телевизор на кухне едва слышно бормочет.

Знаю, Маржан ждет утренний выпуск любимой передачи.

Я почти не обращаю внимание на диктора, но слух вдруг улавливает знакомую фамилию, и сердце останавливается. Я не ищу пульт, чтобы сделать звук громче.

Мой слух обостряется, зрение - тоже.

От услышанного звуки всего мира глохнут, но разум продолжает складывать слова по движениям губ диктора и надписи на экране: “Страшная трагедия: никто не выжил”

- Участок трассы очень сложный. Пожарные не могут добраться до горящих машин. Они ждут приезда спецтехники, но все говорят одно и то же: когда приедут спасатели, они извлекут из горящих машин только останки. Шансов выжить нет. Трагедия унесла жизни старших сыновей Салмановых и Мержоевых. В регионе уже объявлен день траура. А теперь к другим новостям…

Старший сын Салмановых - говорят об Аслане. Говорят, что он... погиб!

Кружка с горячим чаем вываливается из моих рук.

Напиток проливается на светлую обивку дивана.

Ничего не вижу.

Не слышу.

Только сердце бухает в груди, как будто из последних сил совершает невообразимо быстрые и надрывные толчки, а потом, лопнув на пике, глохнет.

Становится тихо-тихо. Тихо не только в моей груди, но и вокруг.

Как в коконе отрешенности, как в вакууме, которым мгновенно заполнилось все вокруг.

Мне страшно, до ледяного ужаса, до паники, от этой глушащей тишины.

В мире не может быть так тихо и так пусто, как стало только что, когда несколько предложений вырвали с мясом из меня и душу, и сердце.

- Лея? Все хорошо? Ты бледная совсем. Тоже плохо спала? Дархан вчера своей выходкой на ночь глядя нас всех перепугал! - суетится Маржан.

Дело не в Дархане. Не в вас. Но сил сказать об этом нет.

Внутри до сих пусто и тихо. Ужасно… Так и с ума сойти можно.

Я чувствую, как сознание раскачивается на волоске над пропастью, как рвется с треском эта нить.

Но в этот же самый миг внезапное колючее и настойчивое тепло пронзает тело, его лучи пробираются изнутри, из района живота и оплетают тело и разум живительной энергией.

Говорят, детишек на таком раннем сроке беремености чувствовать невозможно, но в этот миг я ощутила ребенка, его жизнь глубоко во мне. Это ростки нового, яркого. прекрасного.

Я почувствовала все, даже его беспокойную, кипучую энергию и огненный характер.

Лучшее, что было в нас - во мне и в Аслане - лучшее, переплелось в нем, в моем сыне.

У меня теперь есть только он - мой сын и нет права его подвести или отнестись к его появлению неразумно, поспешно…

Именно по этой причине в тот же вечер я отвечаю согласием на предложение Дархана, и в ближайшем будущем мне предстоить стать Леей Ахмадовой.

Глава 32

Аслан

Ошибаются все, как и все рано или поздно расплачиваются за то, что оступился, не досмотрел, был слишком самонадеян и беспечен. Или, напротив, за то, что был погружен лишь в себя и совершенно не думал о других.

Мне пришлось расплатиться с этой жизнью за то, что, покинув дом после предательства близких, я не оборвал все брачные связи, как следует. Не поставил точку, как полагается, потащил за собой едва заметный след и не подумал, что это приведет к катастрофе.

Разве я тогда думал о жизни и ее каверзных поворотах? Я просто хотел уйти как можно дальше и простая нехитрая жизнь вдали от всех интриг меня затянула. Я словно заснул и предпочел жить как сомнамбула - без встрясок, без сожаления, без эмоций…

Если бы я только знал, что встречу однажды любовь - Любовь своей жизни, я бы поступил иначе. Я бы разобрался окончательно с семьей, я потратил бы время, наступил на горло самому себе и сделал, как полагается. Не оставил ни следа…

Если бы я только знал тогда…

Появление матери и супруги напомнило мне о незавершенных делах. Нельзя бросать незавершенным подобное, и я это уже понял.

Однако это понимание стоило мне слишком дорого.

Оно, в буквальном смысле, стоило мне всего…

Заявив Лее, что разведусь с Наирой Мержоевой, я не солгал о своих намерениях. Знал, что будет сложно, дело ведь не только в браке: мои финансы были тесно вплетены в семейные, а те, в свою очередь, теперь плотно переплетались с финансами Мержоевых. Две реки слились в одну, влились в огромный денежный поток, раскачивающий этот край, и пытаться разделить смешанные воды было бы нереальным.

Выход я видел только один, и он был кардинальным. Но я был готов дойти до самого конца, даже если бы в конце я перестал быть состоятельным человеком.

Одно только заявление Мержоевым, что я буду разводиться с Наирой, наделало много шума.

Мержоевы мгновенно созвонились с Салмановыми. Против меня ополчились все самые близкие.

Отец, всегда спокойный, вдруг начал кричать на меня.

Пришлось выстоять.

Это было сложно.

Когда крики, шантаж и угрозы не подействовали, отец решил сесть за стол переговоров и начать говорить со мной на языке денег.

Он показывал мне цифры, был разумен. Он был красноречив и убедителен.

Но я к тому времени постиг истину: деньги дают большие возможности и открывают хорошие перспективы, но они не делают тебя счастливым.

Можно обналичить все свои счета, сгрести деньги в огромную кучу и поджечь: костер будет гореть ярко и высоко, но даже он не согреет душу и сердце так, как греют взгляды любимой…

- Я все понимаю, отец. И вы зря волнуетесь, что мой развод с Наирой скажется так негативно на семейном бизнесе. Потому что я намерен отписать долю причитающихся мне финансов нашей семье. Вам, брату или любому другому, - я пожал плечами. - Мне совершенно безразлично, кому. Я не стану уходить из семьи, отрезая при этом кусок пирога. Ваши деньги останутся при вас. Мне нужен только развод от навязанного брака.

- Вот как? - удивился отец. - Позор! Позор… И я сейчас не о Мержоевых говорю. Салманов нищебродом не будет. Точка.