Плохие Манеры (СИ) - "Чинара". Страница 27

— Ты чего перестала есть? — кажется, меня чуть было не застукали на месте позорного преступления. Снова утыкаюсь в тарелку. Чуть ли не носом прикасаюсь.

— Не люблю спешить с пастой. Надо распробовать вкус, — рука-лицо, что за чушь я несу? И что это был за момент помутнения сознания? Это все еще мой гадский наставник. Быть может он видоизменяется в моменты поедания пищи — не зря в это время организм чувствует себя расслабленным. Вот и он так — когда я ем, я няшка, а как перестану, то рога водружу обратно на место.

— Понравилась здесь кухня? — интересуется, применяя свою коварно-дурманящую улыбку.

— Да. — киваю и тянусь к лимонаду.

Официантка ставит перед нами две кружки капучино, в одной плавает на поверхности зефирный мишка.

— Какая милота! — не удерживаюсь я от восклицания, и ловлю довольный взгляд Ветрова.

— Так и думал, что тебе понравится. — улыбается, придвигая ко мне кружку. — Закажешь десерт?

— Нет. — резко отвечаю и мотаю головой. Слишком дорого, спасибо. — Уже наелась.

— Может тогда с собой?

— Нет-нет, — уверенно обрываю предложение, — У меня дома сырники, я их сама лепила.

— Я бы попробовал. — неожиданно ближе придвигаясь ко мне, говорит Дима, и хитро смотрит мне в глаза.

— В смысле? — не понимаю.

— Угостишь? — нахально интересуется.

— Еще не хватало! Я для тебя таскать сырники в универ не собираюсь! — на меня его близость ненормально действует. Нервно ерзать начинаю, а он снова смеется. Говорю же, нельзя терять бдительность.

— Да-а… будет нелегко.

— Это ты, о чем?

Поправляет свои темные волосы и вздыхает.

— С Игнаом Львовичем будет не легко, но я по доброте душевной готов сам с тобой заниматься его предметом.

— Не надо. Я не просила. Множественно благодарю и воздерживаюсь.

— А я не спрашивал. — здратути, приехали, и снова мы в рядах непрошибаемых полководцев.

Чересчур улыбчивая официантка кладет рядом с нами счет.

Тянусь к сумке, мысленно прощаясь с деньгами, но вздрагиваю, ощущая, как холод снова умело втесался в голос Ветрова:

— Ты что делаешь? — хмуро спрашивает, наблюдая, как я достаю кошелек. Ответить не успеваю. — Убери.

Я не поддерживаю феминисток, вопящих что мужчина не должен открывать перед женщинами дверь, и счет свой дама должна оплачивать всегда сама. Считаю, они таким образом портят едва оставшиеся рыцарские черты в современных мужчинах, но, когда мной вот так беспардонно командуют, я чуть ли не феминисткой с плакатом себя ощущаю.

— Я вполне могу заплатить за себя сама. — уверенным голос женщины, покорившей не одну финансовую вершину, вещаю я, и что-то дергает добавить, — Тем более, мы же не на свидании.

— То есть… — Ветров ухмыляется и самонадеянно выдает, — Хорошо… Тогда, считай, что это свидание.

— Чего? — мои щеки становятся фанатками маков, а он, широко улыбаясь, прикладывает свою карту к пин-паду, который держит в руке официантка.

*

— Сходим еще раз на свидание на неделе? — невозможно самонадеянно улыбается наставник, останавливая свою машину около моего подъезда.

Мои глаза широко раскрываются. Он издевается надо мной? Наверняка есть подвох.

— Твоя команда пиарщиков решила сменить название «адского аттракциона» на «свидание»? — Он удивленно пару раз моргает, а потом начинает смеяться. Качает головой. — Твой смех подтверждает мою правоту! Так что адиос! — выскакиваю из машины и быстро иду к своему подъезду.

Глава 27

— Кноп, привет. — раздается папин голос из гостиной, и я застываю в прихожей, словно вор, неуверенный в ту ли квартиру он проник. — Ты чего сегодня поздно? — мой создатель своими вопросами вносит еще большую смуту в мою и без того переполненную вопросами голову.

— У моего наставника возникли некие идеи, — очень-очень странные идеи, думаю я, — Пришлось немного задержаться.

И я, кстати, совсем не поздно. Стрелка часов только подходит к шести, потому непонятно к чему сейчас вопиющая клевета?

Ой, это значит…

Я с Ветровым больше часа вдвоем провела!

А еще он эту поездку-убийство-нервных-клеток, с последующим пиром для желудка назвал свиданием!

Эрор!

Система дала явный сбой!

— Ты отстаешь и не можешь усвоить материал? — мелкая выходит из кухни с мороженным в руках. — Потому остаешься на продленку?

— Какое это по счету мороженое? — вопросом на вопрос отвечаю я, и саркастичный философ, тушуясь, возвращается на кухню.

Иду в ванную комнату и там с какой-то особой тщательностью мою руки и прикладываю их к горящим щекам. Он же шутил по поводу свидания? И по поводу повторить свидание тоже? Я посчитала самым правильным — кинуть в него уничижающий взгляд напоследок. Приятнее думать, что взгляд был именно уничижающим, да…

— Ты вся красная. — в дверь ванной проникает личико сестры. — Тебя пытали?

— Типа того. — задумчиво отвечаю я, вспоминая карбонару.

— Отстой. Провести одиннадцать лет в школе, чтобы потом еще в универе мучиться… — она многострадально смотрит на раковину, а затем невинно добавляет, — Думаю, я могу стать хорошей художницей. Рисовать красивые картины… И в универ идти будет совсем не обязательно.

— А я думаю, ты сможешь совмещать посещение вуза и свое красивое творчество, — нравоучительно обрываю поползновения сестры сбросить с себя всякий гранит наук. — Я в душ. Выйди, пожалуйста.

На самом деле мне очень хочется остаться одной. И еще двести восемьдесят восемь раз подумать о том, что сказал Ветров. Мой наставник, несомненно, всячески успел мне подтвердить свой статус извращенца, но в кафе с ним оказалось так… и его слова как-то странно на меня повлияли. Вот неожиданно странно… А еще, когда он смеется, он такой… словно вокруг его головы солнечные блики собираются. Раздеваюсь, кидаю все вещи в стиралку и захожу в душевую кабинку.

Стереть его смех из своих воспоминаний оказывается непроходимым квестом, я будто не стираю, а ищу предлог закрыть глаза и представить его снова, втайне упиваясь очередным повтором, вызывающим на моих губах предательскую улыбку.

Выхожу обмотанная в свое махровое розовое полотенце и иду к себе в комнату.

— Дочь, ты голодна? — интересуется папа. — Я сварил макароны.

— Нет, пап, спасибо. Я успела поесть. — карбонара снова напоминает о себе. И когда я успела стать ее преданной фанаткой, не понимаю.

В комнате падаю спиной на свою кровать и закрываю глаза. Через несколько минут слышу, как дверь открывается, и второй человек в нашей семье, не способный быть бесшумным, пробирается ко мне.

— Нужна помощь с уроками? — обычно эта анти-шпионская-походка символизирует намерение сестры выпросить у меня решение трудных задач.

— Нет. Дело в другом. — тихий голос Янки заставляет напрячься. Открываю веки и поворачиваясь на бок, опираюсь головой на ладонь и с интересом смотрю на мелкую. — Ты можешь, пожалуйста, выполнить одну мою просьбу. Она малюсенькая крошка.

— Сначала просьба, потом выдвижение условий.

— Ну, пожалуйста, Милка, — надувает губы сестра, — Только один разочек. Пожаааалуйста.

— Что-то купить? — прикидываю сколько у меня осталось денег.

— Нет…

— Гулять с тобой и твоими подругами я не пойду, — меня однажды взяли в качестве «крутизны» и мне хватило на две жизни вперед.

— Да нет же, — отмахивается Янка, словно в тот раз жертва не оправдала и ее надежды тоже.

— Тогда что?

— Пожалуйста-пожалуйста, пойдем вместе со мной на день рождения маминого друга. — мой рот широко раскрывается, — Пожалуйста! В следующие выходные мама снова меня заберет. Они уже договорились с папой, — спешно тараторит мелочь, — Но мне одной там будет некомфортно. Пожалуйста, пожалуйста. Денис Александрович хороший. Он обещал нам купить все необходимое, и платья, и туфли, и сумочки. И про тебя он много спрашивал.

Меня будто холодной водой обливают, в которой затаились острые иглы. Они вонзаются в меня без сожаления и печали.