Последнее пророчество Эллады (СИ) - Самтенко Мария. Страница 49

— Я понимаю, — сочувственно отозвались Персефона, Геката и Танат.

— Потом, — продолжала царевна, вполне удовлетворенная всеобщим сочувствием, — я немного проследила за Афродитой и подслушала её разговор с Афиной и Артемидой. Они рассказали, что превратили Минту в траву, и я тут же помчалась на Олимп.

Макария принялась рассказывать о том, что тем временем творилось на Олимпе. Чтобы пробраться туда незамеченной, ей даже не особо понадобился шлем — все были поглощены грандиозным скандалом, разразившимся между Зевсом и Герой по поводу некой нимфы, обнаруженной в царственной спальне. Гера топала ногами и орала, что он совершенно рехнулся таскать в покои своих развратных нимф и прятать их под супружеским ложем, Громовержец же на повышенных тонах объяснял благоверной, что первый раз в жизни видит эту самую нимфу, и понятия не имеет, откуда она появилась в опочивальне. Хотя и не прочь познакомиться с ней поближе — его крайне заинтересовало беспардонное поведение Минты и её пухленькая фигурка. Любил, любил Эгидодержец женщин, у которых есть за что подержаться… хотя он, в принципе, не был в этом плане особо требовательным.

Виновница этой разборки уже не пыталась орать на Геру и тихо скулила от ужаса, не чая выбраться из этой передряги целой и невредимой. Макария тихо подкралась к ней сзади, схватила за руку и увела под защитой невидимости.

Поглощённые скандалом любопытствующие олимпийцы ничего не заметили.

— Странно, что ты смогла превратиться обратно, — сказала Геката, выслушав версию Минты. — Очень странно.

— Не забывай, что она дочь Деметры, — резко сказала Персефона, пристально глядя на Гекату. — Подобное у неё в крови.

— Да! — подтвердила Минта. — Хотя это было не сказать что легко!

— Конечно, конечно, — тонко улыбнулась Трёхтелая. — Если ты так считаешь… Кстати, Минта, тебе понравился Зевс?…

Минта разразилась восторженной речью, воспевающей достоинства Владыки Олимпа начиная от внешности и заканчивая неотразимой мужественностью.

— А тебя не смущает, что он несколько… полигамен? — прищурилась Персефона.

— Вообще не смущает! — безапелляционно отрезала нимфа. — Хорошего мужика должно было много! Не понимаю, почему Гера так злится? Почему бы ей не взять пример с Амфитриты — та любит ходить по нимфам вместе с Владыкой Посейдоном. А когда они ходят отдельно, то обязательно встречаются и обмениваются впечатлениями…

Её взгляд скользнул по спящему под действием грибов Аиду, и Персефона тут же погрозила ей пальцем:

— Даже не думай смотреть в его сторону!

— Сестра, как ты можешь так говорить?! — искренне возмутилась Минта. — Когда я смотрела на твоих мужиков (Арес не в счет)?! Я даже Адонису отказала, хотя он сам на меня вешался!

— А кто такой Адонис? — тихо уточнила Макария у Гекаты.

Трёхтелая шёпотом разъяснила, что это один из давних ухажеров Персефоны, уже давно убитый Аресом, но все ещё под настроение появляющийся на любовном горизонте царицы в основном от тоски и одиночества.

— Он тень? — осведомилась Макария.

— Твоя мать подарила ему материальное воплощение в Подземном мире и взяла в свою свиту. Сейчас он в телесном виде живет на асфоделевых полях, и Персефона иногда вызывает его к себе.

— Посмотрим-посмотрим, что это за Адонис, — пропела подземная царевна, оглядываясь на хихикающую вместе с Минтой маму.

Танат недовольно шевельнул железными перьями, кивнул в ответ на немой вопрос Гекаты, резко сдвинул крылья и исчез — его звал долг. Молчаливо и недовольно присутствующий поблизости Гермес мимолётно сжал запястье Гекаты и двинулся к выходу…

Неподвижно лежащий дядя Аид вдруг распахнул глаза и вскочил на ноги.

— Ты в порядке? — мама схватила его за плечо, тревожно заглянула в глаза, пытаясь понять, то ли он подсмотрел в чужом сне что-то, требующее немедленных действий, то ли все ещё находится под действием грибов.

— Потом, — отмахнулся Владыка и выскочил в коридор.

— Ну, зашибись, — пробормотала царица. — Я за ним.

С этими словами она помчалась за Владыкой, на ходу поправляя сбившееся одеяние и вслух поминая песцов, и Макария побежала за ней.

22

Персефона

В Верхнем мире утро стабильно начиналось с раскрашивающей небосвод Розоперстой Эос, непосредственно после которой и вылетал на своей солнечной колеснице Гелиос. В Подземном мире ничего подобного не имелось. Под каменным, мягко сияющим и ровно освещающим Подземный мир небосводом, ничего подобного, как правило, не летало. Те летающие существа, которые в нём имелись, не так уж и часто пролетали мимо дворца Владыки, поэтому странную процессию никто не увидел.

А посмотреть было на что!

Сначала из недостроенного дворца выскочил Владыка Аид, в своих любимых варварских штанах и странной кожаной безрукавке, волосами, некогда заплетёнными в косу, но теперь растрепавшимися, с лицом и руками, разрисованными варварскими символами, и с двузубцем в руке. Свистнув на бегу, он запрыгнул сначала на недостроенные перила дворца, оттуда — на спину примчавшегося на свист чёрного как ночь коня (вокруг крутилась, разломав конюшню, вся четвёрка), вцепился свободной рукой в гриву и поскакал вперёд. И вверх.

Выбежавшая следом Персефона пару минут ошарашено следила за тем, как Аид скачет на лошади, и пыталась понять, как он ухитряется держаться на лошадиной спине безо всяких приспособлений (какие, как она слышала, должны быть у диких скифов), и ещё управлять при этом лошадью. Теперь ей казалось оправданным использование штанов — стоило представить того же Ареса в хитоне верхом на коне, и воображение заклинивало. Потом она спохватилась, побежала за своей колесницей, прикинув, что Аидовы кони ей не дадутся. Вместе с тенями-слугами она в максимально короткие сроки запрягла колесницу и бросилась в погоню, крикнула подбежавшим Макарии и Гекате, чтобы те не вздумали вмешиваться.

Времени на это ушло катастрофически много — Аид уже успел скрыться из виду. Впрочем, Персефоне не пришлось долго гадать, куда он делся — в каменном небосводе образовался непредусмотренный проход. Владыка слишком спешил, и не стал тратить время на то, чтобы закрыть его.

Царица тоже не стала. Она вылетела наружу на колеснице, огляделась, пытаясь найти Владыку, и невольно сощурилась, когда свет, исходящий от поднимающейся на небосвод колесницы Гелиоса ударил ей в глаза.

— Проклятый варвар, — пробормотала она, отворачиваясь от солнца… и вскинула голову, щурясь на колесницу Гелиоса, которая резко начала терять высоту.

Смотреть на солнце было больно, по щекам текли слёзы, с губ срывались недостойные царицы слова, но Персефона упрямо гнала коней вверх по воздуху, туда, где на невозможной высоте сцепились две фигурки — светлая и тёмная.

Не нужно было гадать, кто есть кто; царице безумно хотелось прибить тёмную фигурку — но напасть она собиралась на светлую.

***

Гермес

— Ни за что не поверю, что Гелиос хочет стать женщиной! — крикнул Гермес, корректируя курс крылатых сандалий, чтобы не мешать стигийским собакам Гекаты, запряженным в колесницу на манер коней и так же весело скачущих по воздуху, как кони Аида и Персефоны. — Он же женат!

— А, может, как раз поэтому? — завопила в ответ Макария, которая ехала в той же колеснице вместе с Трёхтелой.

— Здесь что-то не так, — спокойно, словно не мчалась к дыре в Верхний мир, а мирно варила зелье в своем дворце, ответила богиня.

— Ёжику понятно, не так! Но что? Может, он тоже влюблен в Афродиту? — предположила Макария.

Психопомп заверил царевну, что влюбляться там совершенно не во что. Один раз на ложе — и всё, гуляй.

Он сам едва ли понимал, почему. Может, в Афродите не было глубины? Тех бездонных, затягивающих вглубь Стигийский болот в глазах, как у Гекаты? Пенорождённая казалась пустой внутри, этакой себялюбивой красоткой, думающей только о мужиках и нарядах — и Гермес пообещал себе никого никогда не считать «пустым». Кто знает, может, очередная хохочущая красотка тоже плетет вселенский заговор с претензией на мировое господство?