Тени над Гудзоном - Башевис-Зингер Исаак. Страница 123

— Нет, Эстер, я не могу тебя забыть.

— Ты… ты… дикарь!.. Любовь — великая вещь. Ты ищешь Бога, но если и есть какой-то бог, то это любовь… Я готова встать перед тобой на колени. Я паду перед тобой — как это называется? — ниц!.. Не пугайся, это не безумие. Человек не может любить Бога, потому что Бог невидим, могуч и вечен. Как может быть любовь между человеком и солнцем? Это похоже на любовь микроба со слоном. Только между человеком и солнцем разница в миллион раз больше. Человек может любить только другого человека. В этом и состоит трагедия. Морис Плоткин любит всех, но я могу любить только тебя. Ты мой бог… Смешно, да? В мои-то годы говорить такие слова! И тем не менее это правда. Рядом с тобой я бы даже смогла молиться Богу. Мы бы вместе молились по одному молитвеннику…

И вдруг Эстер рассмеялась. Правда, тут же перестала смеяться.

— Алло, ты здесь?..

4

— Эстер! — воскликнул Грейн, сам потрясенный тем, что собирался сейчас сказать, и тем оборотом, который неожиданно принимали события. В его голосе звучали предостережение и обещание, он был полон внутренней дрожью, выдающей человека, наскоро решившегося перевернуть все в своей жизни с ног на голову или с головы на ноги. Эстер на той стороне телефонного провода, казалось, потеряла дар речи. У Грейна было такое ощущение, что изнутри него говорит кто-то другой, потому что слова появлялись на его устах безо всякой подготовки, неожиданно для него самого.

— Эстер, — спросил он, — ты все еще готова убежать со мной на край света?

Выражение «край света» служило им своего рода паролем. В этом сочетании слов была глубокая серьезность и одновременно с этим — насмешка над собственными невыполненными планами. Однако сейчас Грейн произнес это тоном, свидетельствовавшим о том, что он абсолютно серьезен. Он с огромным трудом сумел произнести эти несколько слов. Казалось, он давится словами. Эстер насторожилась. Ее охватил непонятный страх. У нее сжалось сердце.

— Да, и ты это знаешь.

— Когда? Уже сейчас?

— Всегда!

— Сию минуту?

— Сию минуту.

— Поехали, Эстер. Сейчас самое время!..

Эстер молчала довольно долго.

— Ты это серьезно или ты играешь со мной в кошки-мышки?

— Эстер, собирай вещи и поехали! — приказал Грейн. — Моя борьба была напрасной. Я сдаюсь. Какая бы сила это ни была…

Эстер хотела заплакать, но не могла.

— Ну, если я до этого дожила…

И она замолчала.

— Эстер, я не хочу тебя ни к чему принуждать, — начал было он…

— Принуждать?! Да это счастливейший день в моей жизни! Если бы я прямо сейчас умерла, то умерла бы счастливой…

— Не надо умирать. Собирай самые нужные вещи и поехали. Лее я все равно не нужен. Я все ей оставлю. Я возьму с собой только самое необходимое…

— А мне что делать? Он ведь обещал дать мне недвижимость…

— Нам не нужна никакая недвижимость. Бери только то, что у тебя есть. С голоду мы не подохнем!

Грейн говорил так медленно, что казалось, будто он отдыхает между словами. У него сжалось горло. Вдоль позвоночника пробежал холодок. Телефонная трубка дрожала в руке, и он с трудом удерживал ее, пораженный как собственным решением, которое он принял с такой неожиданностью, так и тем, что он так долго ждал. Только теперь, после того, как он сказал то, что сказал, Грейн ощутил, насколько сильным было его желание сделать этот шаг и какие мощные силы скрытно действовали в нем, в глубине его подсознания. Грейн отдавал себе отчет в том, что этим шагом он разрушает самого себя, превращая в насмешку все свои мысли, все свои решения, то письмо, которое он написал Анне, слова, сказанные доктору Марголину. Но влечение к Эстер все перевесило. На Грейна напал страх, как бы она вдруг не передумала. У него пересохло во рту.

— Эстер, где ты? — спросил Грейн.

— Я здесь, я здесь. Я твоя, твоя. Ты можешь делать со мной все, что хочешь. Я как дочь Ифтаха, [383] и ты можешь меня принести в жертву. Скажи, господин мой, что мне делать, и я все исполню, потому что ты мой жрец, а я твоя овечка…

— Кончай со своей выспренней болтовней! Упакуй пару платьев, белье и бери такси до угла Пятнадцатой улицы и Восьмой авеню. Там есть автовокзал «Грейхаунд»… [384]

— Куда ты меня увезешь? Да ладно, все равно.

— Сам не знаю куда. Какая разница? На край света.

— Да, забери меня. Он должен был дать мне большую сумму, но мне не нужны его деньги. У меня есть пара сотен долларов и немного драгоценностей. Меховую одежду мне тоже взять?

— Да, скоро наступит зима.

— Когда я должна там быть?

— Как можно быстрее. Тот из нас, кто приедет раньше, подождет другого. Там есть скамейки в буфете.

— Знаю, знаю. Я начинаю собираться. Как это ты пришел к такому решению? Впрочем, лучше я не буду об этом спрашивать.

— Я тебя люблю, Эстер. Я не могу без тебя жить. Это правда.

— Что? Ну, если я это слышу, Бог меня за все вознаградил. Больше мне ничего не причитается. Я сделаю все, что ты велишь. У меня теперь есть только одно желание: умереть за тебя…

— Ты должна жить, а не умирать. Ты мне нужна.

— Если ты захочешь, я буду жить. Каждое мое дыхание принадлежит тебе.

— Ну что ж, увидимся на автовокзале.

И Грейн положил трубку.

Какое-то время он тихо стоял, глядя прямо перед собой, как будто пытаясь разглядеть то, что довело его до такого финала. Он отчетливо ощущал скрытое присутствие каких-то существ рядом с собой. Всевидящих, но невидимых существ, способных резко изменить судьбу человека. Грейн молчал, словно говоря им, этим существам: «Ну, раз шило уже вышло из мешка, вы тоже можете появиться…» Однако при этом Грейн боялся их и умолял не пугать его своими жуткими рожами… Ему было бы достаточно, если бы ручка, лежавшая на письменном столе, чуть двинулась в знак того, что они действительно существуют… Эти мысли не были четко оформленными. Они просто шуршали в его мозгу, как будто он пребывал в полусне… Грейн прислушался, и ему показалось, будто ему отвечают: «Тебе же самому будет плохо, если ты прорвешь преграду между здесь и там. Лучше делай то, что должен делать сейчас…» Он пошатнулся.

— Ну, вот оно!

Хотя Грейн заранее никак не готовился к этому моменту, он точно знал, что ему следует сделать. Он оставил Лее чек на пятнадцать тысяч долларов. Из семнадцати сотен долларов наличных, лежавших у него в банке, он возьмет себе только пятьсот. Он снимет вместе с Эстер маленькую квартирку где-нибудь на Среднем Западе или в Калифорнии, и они будут жить там буквально на гроши. Он всегда сможет найти небольшую подработку. Ни он, ни Эстер не нуждаются в роскоши. Он напишет Лее, что поступить по-другому не мог… Это было сильнее его. Все, что касается его счетов с Богом, с народом Израиля и всего прочего, то во всем должен сохраняться статус-кво. Пусть Бог простит его, если захочет, и пусть Он покарает его, если такова будет Его воля… Грейн вспомнил те слова, которые евреи будут завтра произносить в синагогах: «Ты их создатель, и Тебе ведомы их соблазны…»

Грейн направился к шкафу, в котором лежали дорожные сумки. «На это я не рассчитывал! — то ли бормотал вслух, то ли думал про себя он. — Именно сейчас… Именно сейчас… — Но Грейн знал, что в его безумии есть и какая-то логика. В их совместной жизни с Анной не было той радости, той экзальтации, на которые он рассчитывал. Лея же своим отъездом к сыну на Новолетие показала, что он ей не нужен и что она его не хочет видеть. Грейн вспомнил слова Гемары: „Тот, за кого крепко взялся дух соблазна, пусть оденется в черное и идет… и делает то, чего желает его сердце…“ [385] Да, есть такие испытания, которых выдержать просто невозможно. Эти испытания, наверное, посылаются свыше. Если правы каббалисты, то пары создаются в горних мирах. Кто знает, может быть, не тела, а души жаждут соединиться? Он всегда тосковал по ней. Такова правда!..»