Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! (СИ) - Юраш Кристина. Страница 44
Мне редко дарили подарки. Да я и не просила! Но это был самый дорогой из всех подарков. Древнее страшное божество выбрало мгновение счастья, в обмен на вечность терзаний.
— И другой мне не надо, — вспомнила я, как шептали его губы. Интересно, а древним богам можно верить?
— Снегурочка, миленькая, — слышался жалобный голос, на который я спешила на всех парах.
— На суженого! На верность? Уходит куда-то? Да! Отлично! Смотри, идешь к бане, сараю или как у вас там… Овину! Вот, вспомнила! Притаилась и внимательно слушаешь! Гадание называется «подслушивание», — я уже слегка поднаторела в местных обозначениях. — Если оттуда доносятся «а-а-а-ах!», причем в два голоса, причем один из них знакомый, то неверен. Это к подаркам и «ну прости, любимая!». Если тишина, то идешь слушать к следующему! Поняла?
— Да, Снегурочка! — обрадовалась девка, и, даже не попрощавшись, бросилась в сторону деревни.
— Не могу-у-у-у, — выла волчица.
— Я то-о-о-оже, — нудил медведь, тихо хныча.
— Чив-чив-чив! — послышалось над нами. Стайка воробышков налетела на нас, а потом метнулась в сторону потрошков и яичницы.
— С дороги! — командовал грубый бас, затесавшийся в стайке.
Буран сел в сугроб, глядя на свой огромный живот.
— Чив-чив-чив! — верещали воробьи, отбивая потроха от волчицы. Она с радостью отдала их, приваливаясь к Бурану.
— Лосем не наелись! — басом пояснила мне то ли Аленушка, то ли Марфуша. Я же решила пролистать эту главу в учебнике природоведения и не вспоминать, как радостно в детстве бросала воробьям хлебные крошки.
— Может, и мне погадать? — спросила я, медленно отступая от воробышков.
— Чив-чив-чив, — пискляво орали они. «Вы еще лося высматривайте! — послышался бас. — Чую, не наедимся!».
И тут я увидела, как к ним летит еще одна стая. Две стаи сцепились, а я решила воспользоваться моментом и покинуть поле боя.
— Чив-чив-чив! — воинственно орали воробьи друг на друга. «И кишки твои на горло намотаю!» — слышался бас. «А я тебе клюв в задницу вставлю!» — слышался второй.
Кроме воробьиных разборок в лесу было тихо. Легкий снежок падал с неба, где-то капали сосульки. Пошла оттепель.
— Может, и тебе погадать? Ик! Ой! — проворчал Буран.
— Погадать? — удивилась я, не веря ни единому гаданию. Сколько раз к нам на поиски приходили медиумы, экстрасенсы, гадатели? Они водили руками по картам, мычали, кряхтели, чтобы потом ткнуть пальцем в любое место и авторитетно сказать: «Духи сказали искать здесь!»
И никого не волновало, что там уже искали три раза. И с вертолета искали, и так.
— Живой! — авторитетно кивали медиумы, пока мы, рыдая, тащили носилки с обратным.
— Я и так знаю, свое будущее! — отмахнулась я, пытаясь отмести эту идею.
— А если к Ягине сходить? Красная горка все-таки! Самое лучшее время для гадания! — переглянулись Буран и Метелица.
— К Ягине? — обрадовалась я, уже зная, на что буду гадать. — Нет, ну можно, конечно… Если только ненадолго… И вообще, я мало верю в гадания… Так, а почему мы еще здесь, а не у Ягини?
Буран пробирался медленно, кряхтя и охая. Лес вокруг становился мрачнее и гуще. Словно сами деревья кричали: «Пойди прочь!».
В прошлый раз я не рассмотрела, как выглядит домик Ягини, потому что на глазах была повязка. Но сейчас избушка предстала передо мной во всей красе. Небольшая, покрытая плесенью, серая и очень негостеприимная изба стояла прямо посреди поляны на огромных пнях, напоминающих куриные лапы. Даже снега вокруг нее не было. Все было мрачным и унылым. На огромных палках висели черепа, среди которых были как взрослые, так и детские. На старой крыше рядком сидели черные вороны, вокруг валялись кости. На ветках тоже висели странные поделки из кости и перьев, подрагивая на слабом ветру.
— Кто здесь? — вспыхнули глаза черепов, заставив меня резко передумать. У избушки было одно окно, а двери я не видела.
— Пошел прочь, смертный! — донесся ужасно скрипучий старческий голос, от которого мурашки бегали по коже.
— Эм… Я, — заметила я, ежась от ужаса, который волнами накатывал на меня в этом странном месте. — Я здесь! Снегурка!
И тут черепа заулыбались, вороны радостно слетели, а избушка с ужасающим скрипом повернулась ко мне дверью.
— Входи, Снегурка! — послышался ласковый молодой голос. На порожке стояла красавица в лохмотьях. — Я так рада, что ты пришла!
В избе пахло дохлятиной. Сама дохлятина разложилась на печке и делала вид, что померла окончательно, изредка открывая единственный глаз.
— Как ты, — улыбнулась Ягиня, глядя на меня с улыбкой.
— Погадай мне на судьбу мою, — попросила я, в надежде, что все так просто не закончится.
Ягиня усмехнулась, взмахнув рукой. На старом столе появилось блюдце, а на нем яблоко.
— Кати! — вздохнула она, пока я сидела, как на приеме у врача. Дохлятина на печке заворочалась и перевернулась на другой бок.
— Катись, катись, яблочко, — пришептывала Ягиня, поглядывая на меня. — По золотой тарелочке… Все мне покажи, что было, что есть и что бу…
На секунду она замерла, глядя на меня с подозрением. На секунду она побледнела. Ну все! Все плохо!
— Ой, — ужаснулась Ягиня, глядя внимательно в блюдце, а потом на меня.
Потом снова было тихо. Я внимательно и тревожно смотрела на красавицу, склонившуюся над блюдом. Значит, надежды нет! Жаль…
— Ах, — округлились глаза Ягини. Я поняла. Все еще хуже, чем я думала.
Настроение, как столбик термометра сползло вниз.
— Ну что там, не томи, — не выдержала я, глядя на Ягиню.
— Погоди, — махнула она рукой, а ее глаза еще сильней округлились. Ну все! Быть мне лужицей под кустиком!
— Не может быть! — ужаснулась Ягиня, пока я мрачно вздыхала, рассматривая спящую дохлятину. Дохлый кот встал, потянулся и принялся вылизывать косточку лапы.
— Ой, мамочки, — выдохнула Ягиня, пугая меня еще сильней. Воображение уже крутило на всю катушку такие ужасы, что мне стало не по себе.
— Да говори уже… — дернулась я. — Барыня!
— Тише, Марысечка, — вздохнула Ягиня. — Я тут твое прошлое смотрю… Недавнее… До будущего я еще не добралась!
Я мельком глянула в тарелочку. Не знаю, могут ли краснеть Снегурочки, но я покраснела.
В глазах Ягини читалось что-то вроде: «И ты еще жива осталась!» Скромная Снегурочка пожала плечами, пока нескромная показывала такой новогодний утренник, от которого хотелось срочно обзавестись сестрой-близнецом и свалить все на нее.
— А теперь будущее! — сдвинулась Ягиня, когда я присела рядом. Дохлятина мяукала и орала, требуя кошку. Но потом вспоминала, что он как бы уже дохлый, и успокаивалась. Чтобы снова поорать. Исключительно ради приличия.
Туман, окутавший тарелку, был непроглядным. Он клубился, клубился и…
— Нет у меня будущего? — спросила я, глядя на Ягиню.
— Не показывает! — помотала она головой, пока я с надеждой смотрела в туман. — Значит, неясно оно!
— Да как же не ясно! Солнышко светит, травка зеленеет, я сижу в последнем сугробе… Что тут может быть неясного! — возмутилась я.
— А ведь в том-то и дело, что неясно оно! — обрадовалась Ягиня. — Тут радоваться нужно, а не плакать! Помнишь, оберег, который я тебе дала? Ты его не…
— Нет, — вздохнула я, доставая из кармана веточки и веревочку.
— Видать сработает! — обрадовалась Ягиня, выхватывая у меня свой подарок. — Думала я, голову ломала. И придумала, как тебя от судьбы уберечь!
— Неужели?! — обрадовалась я, глядя на Ягиню, которую хотелось назвать барыней. В душе плескалась надежда, переполняя меня и требуя немедленного ответа.
— Да, вот только, — вздохнула Ягиня, глядя на меня без тени улыбки. — Пойдешь ли ты на это…
Глава двадцать седьмая. Солнце зеленеет, травушка блестит!
— Я готова пойти на все, но во многих местах я уже бывала! — вздохнула я, нервно ожидая ответа.
— Чтобы желание твое исполнилось, и ты жила дальше, тебе нужно, чтобы кто-то умер вместо тебя, — произнесла Ягиня. — Кто-то вместо тебя! Только так ты можешь спасти жизнь! Кто-то вместо тебя!