И возродится легенда (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна. Страница 2

— Получишь деньги в канцелярии — и на все четыре стороны! Ищи бывших соратников, что ли. И гляди. Если мир в спасении не нуждается, то ступай себе, свет велик. А если же…

Бывшая пленница дернула углом рта:

— И вы меня так просто отпускаете? Не верю. И никогда не поверю.

Охотница пожала узкими плечами.

— Не перебивай! Тварь… Мы будем следить. Но вмешиваться не станем. Пока мы на одной стороне. Ведь ты бы меня тоже просто так не отпустила? А, вуивр?

Эриль, уже взявшись за ручку двери, метнула короткий взгляд через плечо. Невея резко протерла кулаками глаза и повторила под нос самой себе:

— Не отпустила бы, героиня. Уж настолько-то я тебя знаю.

Эриль вышла во двор и прислонилась к стене в тени, за массивной колонной, чувствуя, что ее пугает и яркий солнечный свет, и суета спешащих по своим делам, вовсе не многочисленных людей: слуг, воинов. Женщина запахнула кожаную куртку на груди, словно так желая отгородиться. Прислонилась к шершавой стене плечами.

— Вам худо, мона?

На Эриль смотрел тощий паренек с зализанными светлыми волосиками и веснушками на длинном носу. Он явно стеснялся и не знал, куда подевать большие ладони, вылезающие из коротковатых рукавов.

— Меня послали вас сопроводить.

Он подставил локоть и осторожно повел Эриль через двор, соизмеряясь с ее медленным шагом. Сводил в канцелярию за упитанной колбаской серебра в матерчатом мешочке. Затем в оружейную, где женщина, передохнув и радуясь полумраку и безлюдности, выбрала себе широкий короткий меч, вполне годный для средней руки наемника, и пару ножей. Ей подобрали бы там и лучшее, если бы оно было.

— Вам еще что-либо нужно, мона?

Она протянула руки:

— Перевяжи.

И пока паренек, сопя от усердия, заматывал запястья Эрили узкими полосками льна, небрежно спросила:

— Где тут найти лекаря?

— Лучшего?

— Попроще, — она окинула взглядом свою добротную, но поношенную одежду.

— Ну-у, — паренек покусал губы, — тут поселился новый недалеко. Говорят, добрый и очень хороший. С бедных денег так вовсе не берет. Я провожу?

Эриль согласно кивнула, чувствуя, что несмотря на упомянутых Невеей магов, все еще нетвердо держится на ногах.

Когда они вышли за крепостные ворота, женщине показалось, с плеч рухнула тяжесть; развеялось невидимое облако, туго спеленавшее голову. Схлынули все страхи, все опасения, и их заменила слабость. Эриль вцепилась в спутника. И шаркала, как старушка, перестав что-либо замечать вокруг. А в городе было солнце, и ледяной, пахнущий солью ветер норовил забраться под широкую куртку и ерошил на затылке рыжеватые, неровно остриженные волосы.

— Пришли.

Хибара лекаря, некогда оштукатуренная, подпертая брусьями, чтобы не завалиться набок, выглядела удручающе. Но на подоконнике в ящике цвели, не страшась апрельских холодов, пестрые тюльпаны, и аккуратная полосатая кошечка вылизывала белый носочек на передней лапке.

Проводник постучал в двери и, дождавшись, пока хозяин выйдет, мгновенно исчез.

А Дым нисколько не изменился. Стоял на пороге, покачиваясь с пяток на носки, все такой же тощий, в длинном кафтане с черным меховым воротником; с собранными в хвостик соломенными волосами и трехдневной темной щетиной на худых щеках. Устало щурил желтые глаза. Царапал кончик длинного носа.

— Что вам угодно?

— Дым…

— Эриль! Клянусь небесами голубыми и черными! — подхватил подругу подмышки, когда она уже падала; потянул в жилье, боком захлопнув хлипкие двери. — Так…

Усадил на скамью, развернул к окошку лицом, придерживая за щеки. Пальцы были шершавыми и теплыми.

— Что с тобой? Откуда ты?

— Меня держали… в казематах…

— Потом. Все расскажешь.

Лекарь словно растроился. И ни одного лишнего движения. Налил в таз воды, вымыл руки, достал с полки и откупорил пузырек. Резкий запах трав разнесло по комнате. Кошка чихнула и соскочила с подоконника, стала тереться о ноги Эрили.

— Таппи, уйди.

Несколько капель лекарства в чашке на палец залиты водой, а чашка у губ Эрили.

— Пей.

Дым взял руку Эрили за запястье, недоуменно подтянул к близоруким глазам, разглядывая бинт:

— Ты ранена?

Вдруг замер, уставившись в потолок, покусывая губы.

— Тебя зачаровали на… что?

— Думаю, чтобы удобно было за мной следить.

— Ну вот… — протянул лекарь уныло, оставив в покое руку Эрили и прижав пальцы к жилке, бьющейся на горле. — Только думал пожить, как обычный человек… У лампы всегда темнее…

Она дернулась, больно ударившись затылком о стену.

— Кромешники знали, что ты здесь! Я бы ни за что не согласилась, но они сказали, что знают, где ты, и…

Дым залпом допил за ней лекарство.

— Я вовсе и не думал…

— Я бы не пришла, если бы…

— …что ты предашь им меня, — Дым резко встряхнул подругу за плечи. — Хватит! Ты пугаешь кошку.

Они переглянулись и рассмеялись. Лекарь провел ладонью вдоль затылка Эрили, снимая боль.

— Над тобой поворожили не худо и не один волшебник. Так сразу я это не распутаю. А вот что тебе необходимо поесть и выспаться, видно и без ворожбы. Сейчас.

Не прошло и пары минут, как Дым поставил перед подругой чашку разбавленного вина и теплый куриный суп с пирожками. На второй ложке Эриль заснула.

Глава 2

— Лес, бр-р!

— Что?

— Он на меня смотрит, — Дым передернул узкими плечами. — И так и ждет, чтобы выкинуть гадость. Не доверяю я ему. То ли дело в городе… Сбежал. Забился, как крыса, в щелку. И дулю меня поймаешь.

— Так ловили же всегда.

— Это потому что я переставал прятаться. Опять же… Ты знаешь, как я люблю кошек. Сколько их у меня перебывало. Ну, разве что оцарапают, подпортив мою несравненную красоту, — лекарь повертел головой и так, и сяк, должно быть, чтобы Эрили было эту красоту удобнее созерцать. — И ни одна из них, — Дым взметнул кулак с зажатыми поводьями, — ни одна не прыгала на шею, чтобы одним ударом лапы снести мне голову.

Спутница пожала плечами:

— Ну, так возьми хауберк в сумке, там есть запасной.

Дым скосил на нее рыжий глаз.

— Твоя убийственная практичность сводит меня с ума. Нет бы выказать жалость к несчастному магу, — он воздел очи и руки к небу. — Ну, хоть самую капельку. Ты меня совсем не любишь.

— Тут нет рысей. Белка есть.

— Тьфу!

Дым отвернулся, уставившись гнедку между ушами. Помянутая белка, только что старательно то ли зарывающая, то ли раскапывающая что-то посреди цветущей ветреницы, громко цокая — по-своему, по беличьи ругаясь, — устремилась за ними, перескакивая с дерева на дерево. В проплешине облезающего зимнего меха на спинке горело рыжее, полосой вдоль хребта уходящее к хвосту. Лапки и голова с натопыренными ушками тоже были рудыми, только посветлее.

Когда же белка отстала, на березе, склоненной к шляху, звонким колокольцем, почти громом ударила синица. Лекарь подпрыгнул на стременах. Мерин не обратил на то внимания, все так же мерно трюхая рядом с собратом по замощенной дороге Ушедших, вихляющей по весеннему лесу, точно уж, которому щекотали пузо. Эриль нарочно выбрала фризов — непужливых, широкогрудых, мохноногих. Со спинами широкими и надежными, ровно дубовые скамьи. Дым бурчал, что кони жрут без памяти: четырех обычных прокормить можно; но чувствовал себя не в пример надежнее, чем на нервном скакуне, готовом в любое время сорваться в рысь или галоп, скинуть с себя неумелого всадника, а то и завезти туда, куда всаднику этому не нужно вовсе. Впрочем, нудить это лекарю не мешало. Как и Эрили — пропускать половину мимо ушей. Воздух был пьянящий и сладкий, сквозь ветки, чуть тронутые зеленым дымом, просвечивало солнце; среди бурелома сияли по взгоркам цветочные ковры — синие пролески, желтая мать-и-мачеха, белая ветреница, лиловые свечки кукушкиных слезок. Заливались, голосили птицы; сверкали по обочинам зеркалами мелкие лужицы. И ветер срывал, как старую паутину, и уносил боль.