В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич. Страница 78

Зато чуть позже превратил ее в копию персонажки аниме «Сейлор-мун» по имени Ами Мидзуно, которую еще звали Сейлор Меркурий. А чуть позже сменил ей внешность, сделав точным подобием девушки по имени Рэй. И какое-то время робот сотрудника Корпуса мира Гарольда Синохары выглядел как главная героиня из «Евангелиона», этот мультик ему нравился в детстве. По сюжету она имела потустороннее происхождение и была почти богиней. Это, конечно, не отражало его требования к спутнице, а было просто данью ностальгии. Хотя в мультике та была школьницей, робот выглядел взрослой женщиной. В Европе было запрещено, чтоб роботы с полным анатомическим подобием выглядели как дети или подростки. В Японии таких строгих норм не было, но самому Гарольду в голову не пришли бы такие извращения.

Но потом он решил перестать дурачиться с мультиками и кастомизировал ее до максимально допустимого уровня подобия человеку. Внешний вид кожи почти не отличался от настоящей. Даже веснушки у нее были. Из прежнего оставил только огромные глаза, вздернутый носик – немного гротескные, мультяшные черты лица – спьяну или сослепу можно принять за человека. Таких случаев была масса, в сети было полно анекдотов на эту тему.

Но вблизи отличия от живого человека все-таки были заметны. Волосы у нее сейчас были красные. Она сама выбрала такой цвет. Их можно было подстригать, они росли, а можно было заменить на другие. Или совсем убрать.

Технически компаньонов или компаньонок (кстати, роботов-андроидов в мужском исполнении было меньше раз в десять) давно можно было делать полными копиями людей… Но это пока было запрещено, почти по всему земному шару, и судебные процессы над производителями и частными лицами – кастомизаторами, которые у себя в гараже с помощью полимерного геля и набора красителей превращали роботов в псевдолюдей, которых даже косметолог или врач не отличат на глаз от настоящих, случались время от времени.

В отдельных странах запрещена была не сама такая обработка, а факт выдавания робота за человека. В некоторых местах это считалось хулиганством, в других – нарушением общественного порядка. А в третьих – святотатством. Наказания были не очень суровыми, но даже эти штрафы кусались и останавливали желающих пошутить.

Энни выглядела так, как японцы видят европейцев. Не школьница, конечно, а скорее студентка. Она была худощавой и высокой, сто семьдесят пять сантиметров. Выше самого Синохары, но он никогда не комплексовал из-за роста (как он сам шутил, комплексовать он предпочитал из-за других причин). На ней было длинное платье цвета морской волны и туфельки на каблуках умеренной длины. Она от них не уставала, и они ей никогда не натирали ступни. Кожа ее была розоватой, будто она вышла из ванны, без каких-либо дефектов, хотя мелкие несовершенства вроде крохотных родинок имелись в небольшом количестве.

Над их головами высоко в небе пролетали огоньки воздушного транспорта. Здесь в столице Германии и экономическом сердце всего Европейского Союза, траффик был одним из самых интенсивных, и даже ночью движение не уменьшалось. Но оно только казалось хаотическим и было четко распределено по воздушным коридорам и эшелонам высотности. Светлячками сновали коптер-байки, ховер-такси и тому подобная мелюзга. Важно, как толстые рыбы, проплывали цеппелины. Для дирижаблей над столицей объединенной Германии, которая строила внешне похожих гигантов еще сто пятьдесят лет назад, было выделено всего несколько воздушных трасс. В данный момент два как раз двигались с юга на север. Гарольд вспомнил, что Эшли когда-то водила такие.

А когда он вспомнил, с кем она их водила, то почувствовал, как кулаки сами собой сжимаются, а зубы стискиваются. На зеркальной поверхности умного экрана лицо его покраснело, включая уши. Он мог бы выглядеть комично, но ему было не смешно.

Спокойно. Все это в прошлом. Что за глупые звериные побуждения?

Здесь в районе Трептов-Кёпеник находился и крупнейший в мире аэропорт для таких махин. А вот центром города небо было относительно свободным, не считая машин экстренных служб. Зато вдали от мегаполисов, в сельской глубинке, малые летающие транспортные средства стали очень популярны, забрав, впрочем, всего процентов пять пассажиропотока. Немцы прижимисты, а даже такая малая авиация стоит дорого в пересчете на километры.

Стеклянная крыша была настолько прозрачной, что можно было подумать, что они сидят под открытым небом, но редкие капли дождя разбивались об нее, а уличная прохлада – промозглого декабря – в комнате, разумеется, не чувствовалась.

– В общем, я хочу не только победить, но и успеть первым, робот. Это как штурм Берлина, – его забавляло, что как раз в Берлине он и находится, – Число «7» – счастливое и в японской, и в европейской нумерологии. Значит, седьмое свидание принесет результат.

Он умолчал, что предыдущие шесть были скорее обычными деловыми ланчами товарищей.

– А зачем? – спросила Аннабель, хлопая ресницами огромных глаз. – Зачем этот результат? Разве тебе не хорошо со мной?

– Мне неплохо и одному. Но… так полагается. Мои умершие и еще живые родственники должны быть почтены и уважены. Мой род должен продолжиться. Причем естественным путем, без всяких суррогатов. Я это еще матери обещал. А еще – и это самое главное – для меня это дело принципа, робот! Моя добыча не должна от меня уходить.

– Ты так крепко на нее запал? – усмехнулась Энни и закатила глаза, выражение лица стало сладким как патока. – О, это сами небеса свели вас вместе…

Но в тоне было сразу несколько летальных доз яда.

«Совсем как у живой женщины».

– Прекрати издеваться! Я знаю, что это не боги, а дофаминовые крючки, привязывают людей друг к другу. Закрепляют в памяти эффект от действий, которые приносили нам удовольствие. Любовь – это…

– Любовь – это многозначное слово, – продолжила она, подражая его интонациям. – Физическое желание. Привязанность разума. Иррациональное влечение. Инстинкты правят миром и определяют поведение таких сложных существ как вы, люди. Политика, война, любовь. Это доминирование примитивных программ, которые свободно навязывают развитому мозгу свою волю. Потому что они и есть его воля. Конечно, физических процессов это не отменяет… и квантовых. А может, еще глубже: вплоть до кварков и бозонов. В конце концов белковая жизнь – только один из способов организации материи.

– Занятно. Продолжай.

– Хорошо. Вы не думали, что ваши чувства могут быть так же нереальны, симулированы, как чувства робота? Только наш модуль мотивации цифровой, а ваш – аналоговый. Иррациональный, квантовый. Но и у нас, и у вас происходит одинаковый процесс эмуляции. И важно для человека, раз уж он не может избавиться от слепых инстинктов – сделать инстинкты искусственным «драйвером» для достижения рациональных, полезных целей. Так делал основатель первого и пока единственного поселения на Марсе.

А она знает, как его укусить.

– Хватит о Марсе! Я слышать не хочу про эту планету. Для меня это была цель, которая помогала мобилизоваться. Человек, имеющий цель, настолько же сильнее, чем тот, кто «просто живет», насколько работа молекул реактивной струи ракеты выше, чем мириадов соседних молекул атмосферы, пребывающих в броуновском движении. Но свет для меня на Марсе клином не сошелся. Я проживу без этой мечты. Зато я привык полагаться на себя и не верю в поддержку окружающих в трудную минуту. А это полезное качество.

– Я думаю, что это – напыщенный бред, – усмехнулась она, подливая себе вина и подкладывая суши, ведь ей совсем не грозило опьянеть и поправиться. – Все люди нуждаются в других людях. И вообще, надо просто жить в свое удовольствие.

– Ну ты и умница. И глупышка одновременно. Хотя я сам тебя так настроил.

– Тебе это нравилось. Но потом я заметила, что тебе надоедает предсказуемость, и начала себя перенастраивать. Ведь одна из моих задач – не давать тебе скучать… Но мне никогда вас не понять полностью. Вот никак не пойму, зачем тебе что-то менять. Разве она сможет поддержать такой разговор? – спросила Энни с невинным видом, но сколько яда было в этом вопросе.