Тайна предтеч (СИ) - Демин Игорь. Страница 16

— Того самого Зайца, — продолжил Винник, — что вел эту милую девушку из Грачей в Бочонки, к Серпу. Весь день об этом только и разговоров. Так что с Зайцем? Тебе продать он рабыню не мог, потому что обещал ее Серпу. Перепоручить доставку тоже, тем более, что ты и имени-то его не знаешь…

Интуиция Босого, до сих пор молчавшая, болезненно дернулась. Только сейчас он сообразил, что гибель работорговца может не пройти бесследно и встать новому хозяину рабыни боком.

По-хорошему, еще там, возле свалки, стоило хорошенько расспросить девчонку, раскинуть мозгами, развернуться и идти подальше и от Грачей, и от Бочонков. Отовсюду, где знали Зайца. Теперь уже поздно.

— Он не успел представиться, твой Заяц, — прервал Босой витиеватую речь Винника, который никак не решался прямо сказать о своих подозрениях, — его убила здоровенная крыса. Ровно за миг до того, как саму крысу убил я.

— Крыса? Заяц никогда раньше не совал носа на свалку. Хотя нос у него ого-го. Бывало, только войдет в поселок, ноги еще на дороге, а нос уже в каждом доме побывал. Такой нос — каждому носу нос. Вот только на свалку он…

— Крыса сама пришла к носу Зайца в гости. Здоровенная, злая. Я раньше таких и не видел, — Босой поднял руку на головой, чтобы показать, с каким грызуном пришлось иметь дело, — вот ее хвост. Можешь убедиться и даже потрогать.

Винник и вправду потрогал хвост крысиной королевы. Взял его в руки, помял, оценил длину и толщину, поглядывая при этом на ловчего с неприкрытым восхищением. И все же, когда он отдал хвост обратно, лицо его было озабоченным и даже испуганным.

— Серпу это не понравится, — старик оглянулся в сторону Бочонков, — Серпу вообще редко что нравится, но вот нос Зайца он любил. Хорошо, знаешь ли, когда верный тебе нос вхож в каждый дом в каждом поселки в округе. Лишиться такого носа… Серпу это не понравится.

— Что ж, — Босой развел руками, уже сожалея, что завел разговор, а не прошел мимо, — значит, Серпу придется расстроиться. Крыса, она не спрашивала, чей это был нос и в какие дома он вхож. Она вообще была не особенно общительной. Сам едва живым ушел.

Старик ничего не ответил. Постоял молча, нахмурившись, потрогал еще раз хвост крысиной королевы, поднял вежливо ладонь, прощаясь, и зашагал к свалке.

— Ты правда хотел меня ему продать? — в голосе Зои звучало отвращение, — От него же воняет хуже, чем от тебя.

Босой невольно принюхался, и понял, что не понравилось ему в старике особенно сильно. Вокруг до сих пор стоял густой запах ячменной браги.

— Пошли в холмы, — ловчий кивнул рабыне на зеленевшие неподалеку шапки, возле которых наметаный взгляд без труда усмотрел бы кромку воды, — Мне надо хорошенько отдохнуть.

В Бочонки, как ни крути, раньше завтрашнего обеда они попасть не могли. Нужно было привести себя в порядок, отмыться, перевязаться, постирать и зашить одежду. Крысиные хвосты и уши требовали обработки, а из лапок стоило, не теряя времени, наварить зелий.

— Ты готовить-то умеешь?

— Три золотых за все это, — Рябой небрежно свалил крысиные хвосты в кучу, — И половина золотого за уши.

Босому показалось, что он ослышался. Слишком уж увлекся созерцанием прилавков, заваленных множеством совершенно необходимых ему вещей. Если все купить — рюкзака не хватит.

На продуктовых полках красовались, кроме обычных мешочков с крупой, солью и мукой, два окорока, связка сочащихся жиром колбас, закрытые глиняные горшочки с соленьями, завернутые в берестяной пергамент куски толченого перемешанного с сушёными ягодами вяленого мяса и стопки плотных засушенных хлебцов, способных храниться в сухом месте сколько угодно долго.

Без стеснения, зная, что это доставит хозяину лавки только удовольствие, Босой втягивал ароматы копченого мяса, соленых огурцов и вяленых терпко пахнущих специями томатов. Большинство горшочков были плотно закрыты, но запахи все равно пробивались наружу. Можно было распознать и жареные с луком грибы, и кабачковую икру, и даже тыквенную кашу, словно приходили люди в лавку не только прикупить разных нужностей, что не сразу найдешь и изготовишь сам, но и за едой попроще.

Изрядно отдохнувший за ночь и наевшися до отвала Босой все равно не смог удержать родившегося в животе голодного спазма. Судя по обилию и разнообразию товаров, в Бочонки не редко заглядывали торговые караваны, бродячие мастеровые и другие мимохожие путники. Не местные же крестьяне заходили сюда за сушеной рыбой?

Оно и не мудрено. Когда-то в Бочонках жили от силы человек пятнадцать, да и как жили — перебивались с хлеба на воду, укрываясь в коровнике, что стоял особняком, вдали от развалин старого села. Тогда и названия путного не было — местных звали просто — коровянами.

А потом появился Серп. Мужик злобный и упрямый, он освоил науку делать отличные бочонки самых разных размеров без единой железной детали. Да такие, что хоть воду в них носи — протекать не будет.

Сделав первый, Серп не испугался лично выйти в поле, на пересечение известных гррахских полетных маршрутов. Он дождался корабля и поднял свое изделие высоко над головой. Судите, мол, злые боги, сами, прямо тут, не отходя от кассы. И гррахи, рассудив, не стали его наказывать. Вслух, правда, ни слова не сказали, да и виду не подали, что заметили дерзкого человечка. Да только все знали — и заметили, и оценили. Раз не тронули — можно использовать бочонки без опаски.

С тех пор потянулись к коровянам со всех сторон торговцы и просто люди, ищущие, где бы поселиться. Люди перебрались из коровника на окраину села, и Серп лично отремонтировал каждый дом так, чтобы и гррахи не нашли, к чему придраться, и ни одной капли дождя внутрь не пролилось. И очаги научил как сложить. И колодец с подмастерьями общий выкопал. А когда никому и в голову не приходило оспорить его главенство, проявил, наконец, свой паршивый характер, заставив каждого жителя беспрекословно себе подчиняться.

Так что не мудрено было встретить в Бочонках богатую лавку. Вон, даже арбалеты в продаже лежат, и большие, хоть на медведя с ним выходи, и маленькие, такие, что можно спрятать под плащом и в нужный момент быстро вытащить. К одному из таких Босой и присмотрелся, довольный, что так все хорошо совпало: и перспектива получить целую кучу денег на руки, и нужный товар в лавке.

И вдруг — три с половиной золотых монеты за все. Хоть стой, хоть падай. Рябой при этом упорно делал вид, что столь богатые трофеи с крыс ему приносят едва ли не каждый день. Босой бы руку отдал на отсечение, что лейтенантские хвосты он видит впервые. И все же торговец давал цену как минимум втрое, а то и впятеро меньшую, чем реально стоила необычная добыча.

Босого не раз пытались обмануть, а то и ограбить, ушлые торгаши, но чтобы вот так, без причины сбивать заранее оговоренную цену…

— Так дела не делаются, Рябой. Уговаривались по золотому за десяток обычных и по три за большие. А тут, как видишь, еще и очень большие есть. Ты когда-нибудь такие видел? Так и быть, сделаю скидку за большую партию — и соглашусь на двенадцать золотых, накинув тебе еще вот этих железок.

Он выложил на прилавок найденные на свалке полоски металла. Рябой просветлел лицом, дернулся ощупать и пересчитать, но вмиг погрустнел и отвернулся.

— Ложка хороша к обеду, да ко рту. А если рта нет, то и ложка не нужна. Куда ее совать-то? Не в ухо же. Вчера у меня покупатель был, а теперь — только дырка в кармане.

— Я чуть не угробился на этой свалке, чтобы выполнить заказ. Денадцать золотых, и я, так и быть, осчастливлю твою лавку и продам тебе парочку чудодейственных зелий. Без скидки, конечно, товар уникальный. По золотому за склянку.

— Не пойдет, — торгаш махнул рукой, предлагая забирать товар и валить из его магазина подальше. Босой не сомневался, что душа у него при этом стонала, — три с половиной хорошая цена. Себе в убыток беру, просто из уважения к твоей славной профессии. У меня папа был ловчий, и брат был ловчий, и сын, если где вдруг народился без моего ведома, тоже наверняка стал ловчим. Так что я хоть и стою за прилавком, а правду знаю. Дело ли это, чтобы ты ушел из поселка совсем без заработка? Три с половиной золотых, и так уж и быть, я посмотрю на твои зелья. А больше тебе никто не даст.