Княжич Олекса. Сказ первый (СИ) - Архипова Анна Александровна. Страница 2

В горницу прибежала девка, присланная в подмогу. Миланья распорядилась приготовить чан с горячей водой и чистое полотно, после чего встать подле ложа и ожидать следующих приказаний. Знахарка, бормоча заклятия, возложила ладони на живот Феодосии.

— Твой сын очень упрям, княгинюшка, — заметила она с улыбкой, на миг прервав свой обряд. — Он хочет выйти не так, как все дети. Но я его уговорила — сейчас он перевернётся, и устроится как нужно. Переведи дух и потерпи.

И вновь Миланья забормотала слова на странном, чуждом языке. Феодосья вскрикнула, задрожала, ощущая, как дитя внутри нее начало двигаться. Выгнувшись от родовой муки, она, однако, чувствовала блаженство, ключом бьющееся в груди: ее сын наконец-то готов родиться! Прикрыв глаза, роженица утонула в голосе знахарки, доверившись ему — а открыв, услышала надрывный плач младенца.

— Твой сын, княгиня, — сказала Миланья, протянув ей младенца, уже завернутого в пуховой платок.

Благоговейно Феодосья прижала к груди младенца.

— Благодарю тебя! — прошептала княгиня, просветлев ликом. — Неужто я пережила эту ночь?.. Ты спасла меня и дитя! Благодарю тебя!

Миланья лишь улыбнулась ей. Вместе с девкой, она осторожно обмыла княгиню, расчесала ее длинные черные волосы и заплела их, затем прибрала постель, сменив запачканные простыни на свежие. Сделав такие приготовления, Миланья послала девку со счастливой вестью к князю; та со всех ног кинулась выполнять поручение сломя голову — ведь принесшему известие о рождении сына по обычаю полагалась щедрая награда.

— Кто научил тебя колдовать? — спросила княгиня, когда она и Миланья остались одни в горнице.

— Мать научила, а ее — бабка. Вот так-то, — ответствовала та просто.

— Какой же ты веры?

— Какая на то разница? Моя вера не мешает мне спасать человеческие души, а кто какому богу молится — меня не касается, — уклончиво отозвалась женщина.

— А я уж решила сегодня, что бог вознамерился меня наказать! Все повитухи вокруг шептались о том, что я грех совершила, став женой того, у кого уже жена законная имеется, — вздохнула Феодосия, поглаживая темные волосы на макушке сына. — Слышала я, как бормотали они, будто по божьим законам я и не жена Ярославу вовсе, а так — полюбовница, вот через то и заслужила мучительную кончину…

Такие сплетни действительно бродили по Перееславлю-Залесскому, Миланья не раз слышала болтовню торговок на базаре. Люд судачил, что князь сделал грех, женившись при живой жене, когда закон дозволяет жениться повторно только вдовому и тому, чья супруга приняла монашеский постриг. Первую жену — княгиню Ростиславу, дочь могущественного князя Мстислава Удалого — отнял у Ярослава сам тесть, покарав за развязанную Ярославом войну против родных братьев. Разбив войско Ярослава, пленив его, Мстислав приказал своим войнам увезти Ростиславу из Переяславля-Залесского и вернуть в отчий дом — разлучив ее не только с мужем, но с новорожденным сыном Федором, которого суровый Мстислав распорядился оставить на воспитание у отца. Князь Ярослав недолго ходил одиноким, посватавшись к дочери рязанского князя — Феодосии. Вскоре он ввел ее в свой дом как новую жену, ничуть не смущаясь укоров православного духовенства.

— Ты не полюбовница, ты жена — ведь князь назвал тебя своей женою, — молвила Миланья ободряюще. — А что до кары божьей… Ежели б господь желал тебя покарать, разве бы он позволил мне прийти к тебе? А раз я тут, выходит, нужно было мне спасти тебя и сына твоего.

Красивые губы княгини тронула мягкая улыбка после ее слов.

Дверь в горницу распахнулась. Князь Ярослав, войдя, словно бы заполнил собою все вокруг — столь сильным и властным он выглядел. Но его суровый облик переменился, едва он увидел жену, возлежащую на ложе с новорожденным у груди. Несколько порывистых шагов и Ярослав очутился подле Феодосии. В его взоре пылал огонь.

Миланья попятилась к выходу, чтобы не мешать князю и княгине.

— Стой! — окликнула ее Феодосия. — Ты моя спасительница и не должна уйти без награды.

— Проси всего, что захочешь, — сказал Ярослав с благосклонностью.

Миланья не смогла ничего произнести в ответ, ошеломленная внезапным видением, снизошедшим на нее при взгляде на князя и княгиню. Рок приоткрыл пред Миланьей завесу тайны и она увидела на краткий миг судьбу, предназначенную Феодосье: смерть уже поставила свое клеймо на ее молодое чело и дни ее были сочтены. Она умрет внезапно, сгорит в огне неведомой лихорадки! Никакие молитвы и колдовские заговоры, которым была Миланья научена, не смогут помещать року свершиться — так суждено… Феодосия оставит Ярослава вдовцом, и любовь к ней будет его терзать не хуже лютого волка до конца его дней. А их сын… Да, сын — Миланья увидела и его — он возмужает под отцовым крылом и…

— Чего желаешь, говори! — громко повторил меж тем Ярослав, удивленный ее молчанием.

— У меня есть всё для бабьего счастья: муж, дом, хозяйство, — вздрогнув, через силу проговорила та. — Моя награда в том, что я помогла княгине. Большего мне не нужно.

— Обычай запрещает отпускать тебя с пустыми руками. Возьми перстень с мой руки, раз уж так, — князь снял кольцо с крупным рубином и протянул ей. После того как Миланья с поклоном приняла его дар, он прибавил: — И ступай с богом. Гридник доставит тебя домой.

Земно кланяясь, женщина отвернулась и поспешила покинуть горницу.

Князь опустился на ложе подле нее и прижался к жене, ласково коснувшись сначала ее губ, а затем крохотного лобика их сына. Младенец, тепло укутанный, сладко дремал на материнской груди.

— Княже… Любый мой… — тихо проговорила Феодосья, сжав ладонь супруга.

Ярослав промолчал, но слезы, блеснувшие на его глазах были красноречивее всех слов на свете.

1. ПУТЬ В НОВУГОРОД

…Людская доброта!

Укрой от студёного ветра!

Печальна жизнь, поверь,

Бродяги в рубище!

Бродяги, голосящего с горя!

Сколько горестей знал!

Но кто пожалеет?..

Я нищий и днём, и ночью –

Я нищ в любую погодку.

Богат я лишь песней своей…

Людская доброта!

Укрой от студёного ветра!

Иль не ведаешь ты,

Что я, горемычный, хожу по земле?

Я, бродяга, голосящий с горя…

Так пел молодой воин, щуплый и безбородый, ведущий под узды свою клячу, нагруженную нехитрым скарбом — мехом с водой и мешком, где лежало груботканое одеяло, несколько хлебов и сушеная рыба. Платье на воине было бедным и часто заплатанным, а на ногах промокшие лыченцы, которые обыкновенно носила чернь.

— Эй, посторонись! — прикрикнул на него княжий гридник-татарин на холеном жеребце, направлявшийся в голову княжьей рати. Глянув на отступившего перед ним дружинника, гридник прибавил с усмешкою: — Уж больно вид у тебя захудалый! А кобыла твоя того и гляди сдохнет в дороге, она-то никак твоего батюшку пережила?

Сказав это, он продолжил путь, посмеиваясь себе в бороду, тронутую первой сединой.

Князь Ярослав Всеволодович этою весною со своей ратью шёл в Новугород, чтобы поднять тамошних жителей и псковитян на войну с Ригой. Для того и шло могучее переяславское ополчение по торговой дороге, а в голове рати ехал сам князь и два его сына-княжича. В хвосте растянувшейся на версту дружины ехали телеги с княжьим добром да нужным в пути скарбом, рядом с которыми шло несколько баб, сопровождавших своих мужей. На одной из телег восседал косматый старик, прижимавший к своей груди свёрток, и по большей части дремавший, но на ухабах продиравший глаза и громко начинавший кричать:

— Но-но!.. Легчее, а не то всё рассыплете! Всё уроните в грязь! — за его спиной были уложены коробы, полные книг и княжьих свитков. Затем он снова засыпал.

Весенняя распутица убыла и реки вернулись в свои русла. Луга зеленели молодой и сочной травой, тянувшейся к солнцу. На возделываемых полях люди выпрямляли спины, чтобы поглазеть на проходившую мимо рать да поохать.

Гридник Мусуд, тот самый, что насмехался над бедным ополченцем и его клячей, тем временем подъехал к Ярославу, и доложил: