Княжич Олекса. Сказ первый (СИ) - Архипова Анна Александровна. Страница 25
— Олекса, похлебка стынет, — сказал Мусуд, заметив, что мальчик не притронулся к своей еде. — Поешь, сил набирайся.
Александр сжал зубы, сделав вид, что не слышит его.
Во тьме за пролеском, со стороны торговой дороги, послышались лошадиное ржание, скрип колес и собачий лай. К становищу выехала, подпрыгивая на кочках, старая повозка запряженная худой клячей, вокруг которой вился взъерошенный полудикий пес. Из большого деревянного короба на повозке выглядывали чумазые лица детей и женщин, рядом шагали несколько крепких юношей.
— Эй! Чего потеряли здесь, оборванцы? — крикнули дозорные. — Чего во тьме шарашитесь?
Кляча остановилась и шумно фыркнула. Из короба выбрался старик в лохмотьях — кривой, тощий и такой косматый, что не мудрено его было принять за лешего. Старик поклонился подошедшему Алдопию и заговорил певучим голосом:
— Исполать вам! Пришли на огонек, добрые люди! Скоморохи мы — вольный народ, народ веселый — живем на дороге, идем куда глаза глядят, едим, что бог пошлет! Пустите к огоньку обогреться!
Алдопий нахмурился:
— Идите-ка вы, народ веселый, лучше туда, куда вас бог послал.
— К вам и послал, — живо ответствовал старик.
Старшой бросил коротко дозорным: «Гнать их в шею!» и пошел обратно к костру. Дозорные криками, пинками и тяжелыми оплеухами стали выпроваживать незваных гостей. Дети в коробе завыли, пес бросился на обидчиков, захлебываясь в бешенном лае. Когда Александр спросил Алдопия, что за шум там такой, тот пожал плечами:
— Ходят тут шатуны всякие, сраму не имут, обогреться просятся. Велел гнать.
— Отчего так? — удивился княжич. — Нам разве холоднее станет, если и они погреются? Кто они?
— Говорят — скоморохи.
— Скажи дозорным, пусть пропустят их к костру, — распорядился Александр. — От нас не убудет.
Алдопий, хоть и был недоволен этим решением, встал и отправился выполнять его. Нищих скоморохов допустили к огню, велев вести себя потише, по становищу не ходить да воинов разговорами не донимать. Гости, благодарные за приют, никому не мешали: рассадили детей обогреться, достали сухари и, запивая кипятком, принялись их жевать. Переяславские дружинники, пожалев их, отдали котелок с остатками похлебки.
— Благодарствуем, добрые люди! — косматый старик низко склонил голову. — Чем порадовать вас за доброту? Быличку рассказать, песней развлечь?
— А чего нет? Развлеки!
Старик поглядел на звездное небо, улыбнулся загадочно и, прочистив горло, запел:
Спой нам, песня-песенная, спой!
Про дела минувшие — стародавние!
Поведай быличку как Владимир-князь,
Как Владимир-князь, Ясно Солнышко,
Полюбил-то красну девицу!
Как посватался наш Володимир-князь
Ко княжне, да к Рогнеде-то полоцкой.
К девице ликом дивно-прекрасной,
К девице важной и баской!
Но отец Владимиру дочь не отдал,
Он рабом и холопищем князя назвал!
Огневился Владимир тогда, осерчал,
Княжество полоцкое поднял на меч –
Обидчикам должно мёртвыми лечь!
Мёртвецом и полёг полоцкий князь,
Над Рогнедой взял Владимир власть!
На победном пиру Владимир изрёк:
«Невеста плоха — то мне урок!
Други-соратники, верные мне!
Другую невесту доставьте ко мне!»
«Найдём, князь, невесту, дай только срок -
Землю прочешем, просеем песок!»
Богатыри-то Дунай и Добрыня
По свету отправились невесту искать.
Долго ль время шло, да и вышел срок!
Воротились богатыри славные -
Привели невест в терем княжеский.
Со всего-то свету девицы-красавицы.
Да и было их — что глазам не счесть.
Поклонилися князю Добрыня, Дунай –
«Исполнили долг, теперь выбирай!
И знатные есть и приятные станом.
И бедноватые и с богатым приданным».
Богатырям Владимир повелел:
«Красивых давайте, всего-то дел!»
Княжьи вои тогда невестам сказали:
«Кто хочет за князя? Красавиц он ждёт!
Кто щедро одарит — тот и пройдёт!»
Вот невесты златые украшенья снимают,
Дуная с Добрыней они одаряют.
Одна лишь Апраксия стоит в стороне:
«Не быть тому, чтобы мне
За красу приплачивать пришлось!
Не бывать тому, други милые!»
Засмеялись Добрыня с Дунаем:
«Оставайся одна! А мы невест доставляем!»
Вышли невесты, пред княжьими встали очами,
Владимира они развлекали речами.
Но не выбрал из них князь ни одной:
«Нет тут девицы, желаемой мной!»
Когда ж стали невесты домой собираться,
Апраксия к князю пришла попрощаться.
Увидел Владимир девицу такую!
Увидел Владимир красу неземную!
Подошел он к Апраксии, гордой девице,
Подошел он к Апраксии и подал десницу:
«Будь супругою моею!
Владей всем тем, чем я владею!
Верна будь и честна — клянись мне в этом!
Роди мне сыновей, как велят заветы!»
Белы руки ему подала свет-девица -
И будто взмахнула крыльями птица:
«Клянусь, не будет на всём свете -
Клянусь и буду я в ответе, -
Верней супруги и честней!
Подарю тебе я сильных, храбрых сыновей.
Ты будешь надо мной главою -
И в один умру я день с тобою!»
Спой нам, песня-песенная, спой!
Про дела минувшие — стародавние!… — закончил старик-скороморох запевом, положил руку на грудь и перевел дыхание.
Люди вокруг молчали — слыша отголоски прекрасного пения где-то в ночном лесном чреве и под куполом небес. Александр, прислушивавшийся к скомороху, не заметил приближения Мусуда. Княжич вздрогнул, когда кормилец накинул на него походный плащ, заботливо расправив складки на плечах.
— Холодает, Олекса, — только и сказал Мусуд.
Кормилец хотел было вернуться на свое место, но мальчик удержал его, положив свою ладонь на его мозолистую руку. Заглянув в лицо княжича, кормилец без слов понял всё, что творилось в душе Александра. Сжав его ладонь, Мусуд прошептал:
— Забудь, Олекса. Забудь!
Когда по полудню следующего дня отряд въехал в Торжок, Ярослав сам вышел встречать их. Стоя на широком крыльце, надвинув расшитую золотом и отороченную богатым мехом шапку на высокий лоб, князь пристально оглядывал прибывших. Он не сразу отыскал взглядом сына, нечаянно затерявшегося в числе ратников, увидев же Александра целым и невредимым, Ярослав с едва различимым облегчением перевел дух.
Алдопий, соскочив на землю, тут же согнулся в поклоне:
— Милостливый княже! Воля твоя исполнена!
— Приметил, приметил!.. — медленно ответил Ярослав, чье лицо при виде связанного боярина Водовика приняло хищное выражение. — В поруб его немедля!
— Милостливый княже! — продолжил Алдопий, когда Водовика уволокли двое крепких слуг. — Разоружили и воротили мы так же новугородскую сотню, что этот боярин самовольно увел с собою. Вои они славные, храбрые, каждый из них трех мужей стоит! Все они хотят служить тебе и повиноваться и ждут, когда разрешишь ты их судьбы!
Ярослав, не скрывая удивления, усмехнулся:
— Неужто вернуть удалось?
— Да, мой княже, они здесь.
— Что же! Любы мне богатыри, дороги умелые ратники! Коли воротились и служить желают — принимаю в свою дружину. Вот мое слово князя!
Князь дал знак Торопке Меньшому подойти и сказал:
— Пересчитай новугородских ратников, а затем проследи, чтоб каждого хорошо на постой устроили да заботой не обделили. Оружие им вернуть и определить в старшую дружину. Все ясно?
— Ясно, княже! Будет исполнено, — кивнул преданный гридник.
У новугородских конников отлегло от сердца при этих словах. Значит, не обманули их, сдержали слово!
Александр, нарочно выжидавший, когда отец решит судьбу ратников, вышел к крыльцу и почтительно склонился пред Ярославом. Тот едва заметно кивнул ему и обратился снова к Алдопию:
— Как показал себя мой сын? Слушался ли приказов?
Старшой, не в силах лгать, но и боясь поведать правду, смешался и потупил взор.
— Почему молчишь? — Ярослав прищурился сначала на него, следом на княжича. — Что скажешь ты, Александр? Сдержал ли ты слово, данное мне? Тоже молчишь?… Где твой кормилец? Мусуд!