Полет миражей (СИ) - Александрова Дилара. Страница 28

После модной марсианской одежды серые майки с эмблемой Гона, бежевые куртки и сильно облегающие, но все же очень удобные штаны казались чем-то более привычным. Не лишенные потайных карманов и тонкой теплой подкладки, они походили на корабельные. Это успокаивало.

— Ты прям вся какая-то негативная! — отмахнулся Баргет, продолжая свое незамысловатое действо.

— Зато в кое-то веки мыслит здраво, — осадила его Ашера.

— Условия равны для всех, — сказал Брефф, — Но это не значит, что у вас появилось преимущество. Торментерам могут подсказывать следопыты — эти хорошо умеют выискивать слабые места.

— Следопытам нет никакого резона нас убивать! — смело возразил Баргет, явно будучи единственным, имевшим хорошее настроение в это знойное утро.

— Их репутация зависит от того, как быстро вас настигнут. Думаете, следопыты идут на Гон только из-за денег?

— Хотите сказать, что они пришли рекламировать себя? — удивился Баргет, который в данный момент как раз этим и занимался.

— Именно это полковник и хочет сказать, — еще более мрачно ответила Медея, которая как-то уж совсем раскисла.

— Да. Вот только я здесь не потому, чтобы разбирать очевидные вещи, — нахмурился Брефф, — Буквально полчаса назад пришло метео-предупреждение. Сейсмический карантин заканчивается, но погода все еще преподносит свои сюрпризы. На карте будут отмечены красные зоны. Видите их — обходите стороной. Границы красных линий пересекать нельзя.

— А что будет, если пересечем? — спросил Баргет.

— Лучше этого не делать.

— Все понятно, полковник, — утвердительно кивнула Ашера, желая пресечь дальнейшие не совсем умные вопросы.

Музыка снаружи подозрительно стихла. Послышался нарастающий ропот. Он все усиливался, начиная походить на шум оглушительного цунами. Затем все переросло в медленно стихающий шелест аплодисментов. Дверь в предгонную капсулу отварилась.

— Консультант, время вышло. На выход!

— Мне пора, — мягко ответил Брефф, пожимая всем руки.

После того, как за ним захлопнулась дверь, настала гнетущая тишина. Все знали, что скоро настанет их черед.

После того, как отгремели последние гитарные рифы, а солист «Острого леденца» окончательно умолк, сцена перестала вращаться вокруг своей оси и замерла. Исчезли голограммы чудаковатых морских существ, рассекающих воздух над головой. Потухли ослепительные огни.

Нет, толпа не стихла. Напротив, предвкушая нечто грандиозное, по местам прошлась еще одна волна возбуждения. Не дожидаясь того момента, когда восторг зрителей начнет плавно таять, разноцветные клубы дыма начали заполнять периметр сцены. Они плавно текли, чудесным образом не нарушая границ идеального круга. Вскоре дым полностью заполнил пространство сцены, образовав высокий разноцветный цилиндр. Сколько бы толпа ни пыталась разглядеть, что творится там, в самом центре, сквозь плотную завесу радужной пелены так и не удалось ничего выведать.

Невольное томление длилось недолго. Невидимая преграда рухнула. Разноцветный дым устремился вниз, закручиваясь в гигантские спирали. Первые ряды болельщиков полностью накрыло. Из толщи плотного разноцветного тумана послышались истошные крики восторга.

На высоком плоском постаменте стояла маленькая фигура в гладком приталенном фраке. Огромное жабо из зеленого шелка подпирало слегка скошенный подбородок. Длинные худые ноги, похожие на две несгибаемые жерди, облегали брюки из иссиня-черной замши. Не менее черные ботинки на поразительно толстой подошве поглощали ноги до самых колен.

Голограммы людей с вопросами вместо голов исчезли. Вместо них появилась другая — бледный лик с длинными ресницами, плотно облепленными синими блестками. Майф Дин-Сой глубоко вздохнул. Ресницы на его лице дрогнули. Толпа мгновенно повторила вздох своего кумира. По местам прошлась шуршащая волна и, казалось, у каждого на лицах так же дрогнули ресницы. Еле осязаемо, словно крылья уставшей колибри.

Прижав локти к тонкой талии, мужчина раскинул в стороны узкие ладони. И застыл. Тяжелое, дрожащее дыхание шоумена напоминало попытку оправиться после долгих рыданий. Никто не смел нарушить эту трогательную тишину. Неистовстве, до того захлестнувшее трибуны возбуждение постепенно сменилось напряженным ожиданием. Публика начала успокаиваться, мгновенно подавляя единичные крики на местах. Дин-Сой за пару минут утихомирил целый стадион, не произнеся ни единого слова.

Огромный, зависший над стадионом профиль поднял взгляд вверх. Большие глаза распахнулись, взметнув ресницы ввысь. Дин-Сой сжал ладонь, выставив вперед указательный палец. С каждым мгновением сильнее рассекая воздух, он описывал странные витиеватые движения. Замирал, а потом вновь отчеканивал ритм неслышной, а потому самой оглушительной мелодии. Народ вновь оживился. И в этот раз не только на стадионе. Каждый, кто находился в этот момент у своего проектора, начал шептать себе под нос знакомые слова. Никто не желал оставаться в стороне, даже если просто мычал, отдаленно помня только мелодию. Нарастающим гулом слова поднимались вверх, неумолимо оплетая пространство.

— Лабиринт Ночи, — вторя толпе, пропел Дин-Сой.

Тихий шепот, срывающийся с фиолетовых неоновых губ заглушил все крики. Мягкий приятный тембр лился в уши толпы, превращая ее в слаженный, отныне совсем не расстроенный механизм. Теперь это был один живой организм, объединенный единой целью.

— Чем дальше от старта, — на выдохе снова пропел Майф, и народ тут же подхватил: — Тем жизнь твоя короче!

Пятьдесят тысяч человек пели официальный гимн всеобщего Гона. Гона не на жизнь, а на смерть.

После того, как отгремел первый куплет, Майф высоко поднял руки и широко расставил длинные, унизанные разноцветными кольцами пальцы. Резкий жест походил на мольбу, на восхищение, на поклонение. Все еще обращенное к небу лицо запечатлело переливающиеся цвета официальной эмблемы Гона. Массивная и громоздкая, она пришла на смену вопросительным знакам и норовила задавить всех, находящихся внизу.

Толпа вторила словам песни, живая и текучая, словно бескрайняя поверхность морей Марса. Ведущий взмахнул руками, раскинув их в стороны. Огромные крылья бабочки раскрылись за его спиной. С полупрозрачными синими прожилками, с большими пятнами-глазками по рваным бархатистым краям, они затрепетали в воздухе, распыляя голубоватую пыльцу. Гитарные рифы вспороли пространство. Солист издал гортанный, глубокий звук и запел вместе со шоуменом. На удивление, вовсе не резко и совсем не отрывисто. От былого рыка не осталось и следа. Голос его лился плавно, соединяясь с нежным, но сильным тембром Дин-Соя. Внезапный дуэт восхвалял глобальнейшее по своему масштабу сплетение каньонов западного конца Моря Маринер. Много десятков лет назад первые игроки пытались преодолеть труднейшее испытание в непроходимых, полузатопленных долинах. Так появился Гон.

— Да, мои котятки, — продолжил Дин-Сой, когда отзвучали последние слова гимна. — Они уже здесь! Вы готовы?!

— Да! Да! Да! Мы готовы! — прозвучало со всех сторон.

Черные вопросы снова заняли свое законное место. Настала гробовая тишина. Весь Марс притих. Томное напряжение почувствовалось в воздухе. Протяни руку — и оно ударит кусачим электрическим разрядом. Зрители затаили дыхание. Игроки приготовились делать свои первые ставки, а больджимары — первые прогнозы. После представления торментеров со следопытами время шло на секунды.

Ведущий обнял толпу, а потом — самого себя. Поежившись, словно ему было холодно, Дин-Сой громко вздохнул. Немного задержал воздух в легких, в потом резко распростер руки.

— Бранна Уна, — на выдохе выпалил Дин-Сой первое имя. — Виргово. Любит апельсины и убивать!

Один из черных вопросов над головами зрителей рассыпался на множество мелких квадратов. Вместо него появилось овальное, не лишенное мясистых скул лицо с ирокезом на бритом черепе. Высокий, стройный виргово в армейских штанах вынул кинжал пару раз полоснул им воздух.

Не прошло и пятнадцати секунд, как полетели первые ставки. Сначала неуверенно, робко, а потом напористо и мощно, неудержимым потоком заполняя внешний лимит букмекерских контор.