Воздушные рабочие войны. Часть 2 (СИ) - Лифановский Дмитрий. Страница 29

— Ты сам пишешь семьям погибших? — удивился Костя.

— А кто? — с вызовом посмотрел на него мальчишка с глазами старика, — мне мамы своих дочерей доверили. Самое дорогое, что у них есть! Было! А я не уберег! Так что? Писарю это доверить?

— И что, на всех так? — с сочувствием удивился Симонов.

— На всех… — Стаин скривился и покачал головой, — на всех сердца не хватит. Я с ними с ноября сорок первого. Они со мной первый раз в воздух поднялись…

Прервав его, в комнате раздалась трель телефонного звонка. Кряхтя, Сашка развернулся и поднял трубку.

— Подполковник Стаин!

— Здравствуйте, товарищ Иванов! — держась за столешницу, шипя сквозь зубы в сторону от микрофона он поднялся со стула. Константин показал глазами:

— Может выйти?

Сашка махнул рукой, чтоб оставался и продолжил разговор.

— Никак нет, товарищ Иванов, не мальчишество! Считаю ранение не настолько серьезным, чтоб эвакуироваться в Москву. А врачи перестраховщики!

Стаину что-то ответили, а он стоял, покачиваясь, держась за столешницу, упрямо набычив перебинтованную голову.

— Да. Ранение, не серьезное… Вы снимаете меня с корпуса..?! Что?! — он тяжело опустился на стул, скривившись, будто хочет заплакать, — Да, понял Вас! Сегодня же вылетаем! — он положил трубку и с минуту сидел, тупо уставившись на телефон, а потом поднял на Костю недоумевающий, непонимающий и ставший вдруг беспомощно детским взгляд. — В Москву вызывают. Товарищ Мехлис погиб. Утром. В бою под Севастополем.

[i] Симонов не знает, что Настя не бортстрелок, а летчик-оператор. Такого понятия в ВВС РККА пока еще нет.

[ii] Пётр Иануарьевич Селезнёв (28 января 1897, Самарская губерния — 7 марта 1949, Москва) — советский государственный и политический деятель, 1-й секретарь Краснодарского краевого комитета ВКП(б). В описываемое время Член Военного совета при Северо-Кавказском фронте.

Х

— Товарищ подполковник, Москва скоро, — высунулся из кабины ПС-84, некогда принадлежащего «Аэрофлоту», а теперь переданного вместе с экипажем транспортной эскадрилье корпуса, штурман. И снова скрылся за ярко-зеленой бархатной занавеской, заменяющей дверь в кабину экипажа. Почему-то в голову пришла дурацкая мысль, что надо набрать в эскадрилью стюардесс. Чтоб объявляли взлет-посадку. Как там было в той далекой, давно забытой жизни? «Уважаемые пассажиры, экипаж рад приветствовать Вас на борту нашего комфортабельного лайнера.. Температура в салоне, за бортом… то, се… Сашка невесело усмехнулся и пошевелился в кресле, разгоняя кровь в затекшем от долгого перелета теле. Болью стрельнуло в лопатку. Доктора сказали, что теперь эта боль останется с ним до конца жизни. Плевать! Лишь бы летать не запретили! А то они могут! Вон Витя Коротков пример! Истребитель, а приходится бумажки в штабе перекладывать с места на место. Ну, это сам Коротков так считает. А на самом деле без Вити Сашка с корпусом не справился бы. Это сейчас он пообтесался маленько. А поначалу же, как кутенок был. Спасибо старшим товарищам Матвееву, Гуляеву, Короткову, двум Евдокиям. Подсказали, направили, где надо удержали и поддержали. Без обид и недосказанности. А ведь должны были они быть.

— Что случилось?! Немцы?! — встрепенулась и уставилась на Сашку испуганными, мутными спросонья глазами, продремавшая весь полет у него на плече Настя. Какая она сейчас милая, слегка растрепанная с красным, вдавленным в кожу, отпечатком уголка погона и звездочки на щеке. Она с ним летит по личному приказу Сталина. На награждение. За спасение командира в бою. Еще надо будет обсудить с наркомом остальные представления, лежащие сейчас у него в планшете. Решил, что лучше лично подаст, чтоб не замылили штабные.

— К Москве подлетаем, — успокоил ее Сашка.

— Да?! Уже?! Быстро мы!

— Ну, так, кто-то продрых весь полет, вот и показалось быстро, — улыбнулся Стаин. Да, с людьми ему удивительно везло. И на «Ковчеге» и здесь в этом времени. И стал бы он тем кем стал без генерала Терещенко, полковника Пьяных, ребят с базы, без Волкова, Тихонова, Ленки, Насти, Кольки… Каждый что-то дал ему, чему-то научил, показал, подсказал, просто был рядом. Даже Сталин и Берия не остались в стороне. И Мехлис… Не верится! Не укладывается в голове, что нет больше этого невыносимо тяжелого, до отвращения правильного, кристально честного человека и фанатичного большевика. Он не стал им с Валей отцом, да и не стремился к этому. За что Сашка был ему особенно благоларен. Он просто всегда был рядом… Приглядывал, замечал… Может быть даже и следил… Скорее всего… Лев Захарович просто не умел, не мог по другому. Зато Стаин всегда знал, что может в любое время, с любой бедой прийти к нему и получить помощь и поддержку.

Самолет тряхнуло, шасси застучали по покрытию бетонки. За толстым стеклом иллюминатора замелькали знакомые строения аэродрома в Люберцах.

Их встречали. Гуляев и Весельская. Рапорт. Крепкие объятия. Холодное лицо и ледяной, безжизненный взгляд Иды.

— Ты как? — успел шепнуть ей Сашка во время приветствия.

— Нормально, — взгляд вспыхнул и снова погас, — рапорт написала. На фронт. Не подпишешь, переведусь в другую часть.

— Только попробуй! — показал он ей кулак и добавил, — Потом поговорим.

Весельская кивнула, упрямо сжав губы. Придется что-то решать с ней. Характер стальной!

Задерживаться в части не стали, тем более их уже ждали.

— Здорово, Михалыч, — поздоровался Стаин со своим водителем, — Ого, откуда такая роскошь?! — он с удивлением уставился на сверкающий на солнце черный «Опель-адмирал».

— Здравствуйте, товарищ подполковник, — расплылся в улыбке пожилой шофер, — товарищ младший лейтенант, — он, подмигнув, кивнул Насте. — Так с нашего гаража. Трофейный, — он с гордостью провел рукой по лакированному боку автомобиля. — Нарком лично распорядился Вам выделить, товарищ подполковник.

— Ну, раз лично нарком распорядился, — улыбнулся в ответ Сашка, так смешно было наблюдать за по-детски непосредственной радостью обычно серьезного, основательного Михалыча, — вези нас. Сашка открыл заднюю дверцу и махнул рукой Насте, чтобы забиралась внутрь. Да, в своей выцветшей штопанной-перештопанной полевой форме они смотрелись в богатом салоне автомобиля как что-то инородное, совершенно неподходящее, недостойное находиться здесь. Плевать! Он военнопленный. Пусть привыкает. Это не фюреров разных мастей возить по Берлину. Теперь судьба у него катать советских командиров. Пока по Москве, а там и до Германии доедем.

— Домой? — Михалыч, усевшись за руль, ласково погладил заскорузлыми от масла черными пальцами баранку.

— Нет. На Лубянку давай, — сначала надо отметиться о прибытии, а там уже видно будет, как действовать дальше, ехать на квартиру к Мехлису, в Кремль или домой. А хорошо немецкие адмиралы живут. Кожаные диванчики, пол из красного велюра, на дверцах и потолке вставочки из дерева, а главное просторно! Это тебе не эмка. Сашка покосился на Настю, здоровой рукой мертвой хваткой вцепившуюся ему в рукав и приоткрыв рот рассматривающую роскошный салона. — Машина насовсем нам, Михалыч?

Водитель погрустнел и пожал плечами:

— Не знаю, товарищ подполковник. Вряд ли. На такую красавицу желающих много найдется. Вы бы поговорили с наркомом, — Михалыч с надеждой посмотрел на Сашку, — Вам не откажет.

— Скажешь, тоже. Не откажет, — но все-таки согласился, — Поговорю.

— Спасибо, товарищ подполковник, — расплылся в радостной улыбке шофер.

А за окном уже мелькали окраины Москвы. Кирпичные заборы складов и покосившиеся деревянные домики и бараки потихоньку сменились двух и трехэтажными домами. А Москва изменилась. Ожила. Прибавилось людей. Все так же много военных. Но и гражданских стало попадаться не мало. В основном женщин и девушек. После фронта так непривычно видеть стройные фигурки в легких светлых летних платьицах. Засмотревшись на группу таких воздушных девчонок, куда-то спешащих по своим делам, Сашка получил чувствительный тычок в бок острым Настиным локотком, отозвавшимся болью в раненой лопатке. Он, поморщившись, с удивлением уставился на девушку. Настя с вызовом посмотрела ему в глаза, но заметив, как он, напрягся и прикусил губу, взгляд ее изменился на испуганно-виноватый.