Поганое поле. Возвращение (СИ) - Цзи Александр. Страница 17

***

Багровый плащ Огнепоклонников с Бориса содрали, вероятно, при схватке. Он был в обыкновенных на вид рваных джинсах, коротких сапогах и грязной рваной безрукавке, вылезшей из-за пояса. Наручи или перчатки с крагами, которые я видел при нашей самой первой встрече, исчезли вместе с плащом. Волосы на обожженной половине головы сгорели начисто, лишь кое-где торчали некрасивые пучки, а один глаз стянуло высохшей пергаментной кожей. Глаз на здоровой стороне налился фингалом, но смотрел злобно и неукротимо.

Все советники находились здесь, иначе пленника в плановом порядке провели бы в становище или зарубили на месте. Но на сей раз, на счастье Бориса или на его горе, весь совет праздновал, а патрульные решили над пойманным ворогом покуражиться.

Патрульный продолжил — громко, зычным баритоном, чтобы все слышали:

— Ну что, советники, будем с ним делать? Голову его уродливую с плеч или колодки надеть да к симплам отправить?

Тот патрульный, что заговорил первым, возразил:

— Да не станет он честным Отщепенцам служить! Разве по взгляду его волчьему не видно? Дождется ночи и перережет глотки всем, до кого дотянется.

Я внимательно следил за этим неожиданным представлением. Как по мне, так патрульные вели себя с советниками немного развязнее и наглее, чем следовало бы в этой ситуации. Они вроде спрашивали мнение и ждали, что решит совет, но при этом делали это чуть ли не вызывающе, куражась и много болтая. То, что у Отщепенцев нет строгой иерархии и дисциплины, я уже понял. И это в высшей степени необычно для военизированного общества. Во время боевых действий они тоже так себя ведут перед начальством?

Заговорил Джером, не вставая из-за стола:

— Волю его подавить не проблема. Будет, как щенок, следом ходить да руки лизать.

У Бориса дернулось изуродованное лицо. Испугался! Он понимал речь Отщепенцев, и неудивительно — Кира-то тоже понимает. Раньше, впрочем, я считал, что она научилась южному диалекту по книгам.

Тут впервые на моей памяти развезла уста чернокожая и дредоносная Нэнси. Судя по голосу и тому, как она раскачивалась, было понятно, что она изрядно пьяна.

— Лизать не только руки заставим!

И громогласно захохотала. Смех подхватили другие Отщепенцы и Отщепенки.

— Ты, Рик, не хитри! — сказал Джером светловолосому патрульному. Повернулся к темноволосому: — И ты, Ворон, тоже! Вижу я, зачем вы его в плен взяли и сюда привели! Скучно на посту стоять, небось? Захотели душу порадовать хорошей схваткой? По кругу пленного пустить?

Патрульные неловко заулыбались. Джером попал в точку.

Рик оглянулся на оставшихся троих патрульных и рявкнул:

— Ну? Чего уставились? Галопом на пост! Мы позже подъедем. Хурр!

— Хурр! — эхом отозвались трое патрульных. Стегнули лошадей и с грохотом унеслись в ночь, держа факелы высоко над головами.

Джером легко поднялся из-за стола, вытер вислые усы и подошел к Борису, ничуть не страшась возможного нападения. Старый Отщепенец медленно поднял руку и положил пальцы на лоб пленника. Борис попытался увернуться, но патрульный дернул за веревку, которая связывала его кисти. Когда Джером все же коснулся Бориса, тот застыл и закрыл глаза.

— Хм-м-м… — пробурчал Джером. — Злобы много… Но не к нашему народу и какому-либо еще… К человеку… Разглядеть не могу, туман красный затмевает…

Он убрал руку, и Борис, словно проснувшись, отшатнулся, захлопал зенками.

Джером спокойно поинтересовался у него:

— Кого преследуешь, симплый дорожник?

Борис сглотнул и хрипло прорычал:

— Не твое дело, старый ты выродок! Вели казнить меня и кончай болтать!

Джером одобрительно поцокал языком.

— Сколько силы в тебе, да не той стороной она к тебе повернута! Попался бы ты мне, когда моложе был, научил бы я тебя волшбе великой… Поздно уже.

Борис приподнял единственную бровь:

— Какой еще волшбе, дурень ты патлатый? Я человек, а не колдун, разве не видишь?

— Вижу, что стал бы ты колдуном, если бы нашел учителя в нужное время. Говорю же: поздно уже… Ладно.

Потеряв интерес к пленнику, он поворотился к Рику и Ворону:

— Не шпион он, а человек, местью одержимый. Есть такие личности среди человеческого рода. Кто его обидел и за что, не скажет, да и неважно это для нас.

Затем снова обратился к Борису:

— Раз не держишь на нас зла, дорожник, есть у тебя выбор. Прямо сейчас умереть без боли или сразиться за свободу. Победишь нашего — отпустим на все шесть сторон света. Но возвращаться не смей — смерти тяжкой предадим! Проиграешь — пожалеешь, что не выбрал быструю гибель. Ну как, согласен?

Борис не мешкал ни секунды, чем произвел впечатление не только на меня, но и на всех без исключения присутствовавших:

— Сражение! Но — без волшбы!

— Само собой, — усмехнулся Джером. — Биться будете без волшбы, одним своим умением и силой, по-симплому. Но иных правил не будет!

Ночной воздух наполнил одобрительный гул голосов.

Джером обратился ко всем присутствующим:

— Бро и сис! Дорогие мои! Кто из вас размяться не против? Сегодня собирались и без того бои устроить, но бои-то шуточные, без кровопролития и смерти, а тут вишь как получается? Поганое поле на нашу потеху развлечение послало! Ты, Олесь, хороший человек, раз такая оказия вышла!

При этих словах Борис глянул на меня, и рожа его перекосилась еще пуще. Узнал! Киру он, судя по всему, пока еще не заметил.

— А почему меня не спрашиваешь, старик? — просипел он своим сорванным басом. — Или испугался, что слабого Отщепенца выберу? Что опозорит он вашу славу хваленую? Или боишься, что тебя выберу?

— Среди Отщепенцев нет слабаков, — спокойно парировал советник. — Будь по-твоему, выбирай. Я и сам разомнусь, если на то твоя последняя воля.

Но я уже знал, кого выберет Огнепоклонник. Улыбка, похожая на гримасу, растянула губы пленника, и Борис тыкнул обеими связанными руками в меня. Люция, Нэнси и другие с любопытством уставились на меня, потом снова на Бориса.

— Вот его выбираю! Без волшбы, но и без других правил! Бой до смерти. Если поломаю его, уйду на все четыре стороны.

— Не на шесть? — удивился Джером. — Сторон-то у света шесть, а не четыре. Ну да ладно…

Он всем телом развернулся ко мне.

— Уж извиняй, бро Олесь, но таковы наши традиции. Отщепенец не бежит от схватки.

Люция схватила меня за локоть и зашептала:

— Быстрей убей его, не тяни! Вырви ему хоть глаза, хоть яйца! Я не хочу, чтоб ты сильно устал до нашего купания!

— Нет! — вдруг звонко крикнул кто-то. Я рывком повернул голову — так и есть: Кира вышла из-за стола симплов и шла к нам. — Борис, выбери меня! Я тебя убью собственными руками! За библиотеку, за мальчика, за твою ненависть!

— Моя ненависть не на пустом месте выросла и взлелеялась, — огрызнулся Огнепоклонник. Он почти не удивился появлению сестрицы — то ли все-таки успел ее засечь, то ли умело скрыл чувства. — Или забыла, за что тебя ненавижу?

В красноватом свете фонарей было видно, как побагровела Кира. Ранее она сняла плащ, иначе цвет щек сравнялся бы с цветом плаща.

“Что за новости! — подумал я. — За что он ее ненавидит? Что она наделала?”

Встряла Нэнси:

— Все интереснее и витиеватей! Семейная драма симплов! Твоя наложница, Олесь, знает этого человека? Не у него ли увел ты невесту?

Я не успел ответить. Борис пролаял, глядя на Киру:

— Так ты еще и наложница этого выскочки? Шлюха!

Кира поджала губы. Ноздри ее раздулись. Она обратилась к Джерому:

— Дозволь, пано, сразиться с этим человеком!

Я снова не успел вмешаться — на сей раз мне не дала раскрыть рта нетрезвая Нэнси:

— Нет-нет-нет, сис и бро! Так не пойдет! Коли эти два симпла — бывшие любовнички, доброй схватки не получится! Пусть сражается Олесь — уверена, он победит.

Публика зашумела, загомонила. Они были согласны, чтобы дрался с Борисом я.

Что ж, я не против. Во мне не было страха, когда я вышел из-за стола навстречу грязному и злому Борису. Меня переполняли злорадство и удовлетворение. Поганое поле — это поле чудес, и сейчас оно сотворило очередное чудо — подало мне Бориса готовенького на блюдечке.