Поганое поле. Возвращение (СИ) - Цзи Александр. Страница 6

Вблизи становища проявились разнообразные сельские звуки: блеяние, мычание, ржание, кукареканье, кряканье и гоготание. Загоны для скота и курятники располагались на отдалении, но запах оттуда долетал крепкий. Как ни странно, отвращения он не вызывал.

Между шатрами из какой-то плотной бесцветной ткани ходили люди — на вид обычные. Одеты все были в просторные штаны, удобные для верховой езды, рубахи, сапожки из мягкой кожи. Некоторые мужчины и женщины носили платки на манер пиратов Карибского моря. Сначала мне показалось, что у многих слишком темная для загара кожа, и решил, что здесь много мулатов вроде Франсуа, но ошибся. Правда несильно. Мулаты здесь были, так же как и азиаты и лица кавказской национальности, но смуглость объяснялась и густым узором тату прямо на лицах, руках и всех открытых участках кожи.

Не все были татуированы — я приметил людей с девственно чистой кожей.

Проводив меня до становища, патруль без лишних слов умчался назад, а Викентий остался. Я “припарковал” мусоровоз на просторном пустыре между загоном для коз и большим шатром с длинной коновязью.

Я вылез наконец из душной, несмотря на распахнутые окна, кабины и чуть не наступил на “бомбу”. Землю усеивало конское говно. Здесь его было выше крыши, а уборкой пустыря Отщепенцы себя не утруждали.

К моему недоумению, мусоровоз ажиотажа не вызвал. Я думал, что вокруг образуется толпа любопытных туземцев, которые будут щупать машину, тыкать пальцами в колеса и ковыряться во всех щелях. Но ничего подобного не случилось. Нас с Кирой будто игнорировали — бросали короткий взгляд и шли себе дальше по своим делам. В походках Отщепенцев и Отщепенок чувствовались кошачья грация и ленивая расслабленность. Этакий гордый народец, знающий себе цену.

Дети вели себя более раскованно и естественно, но тоже не приближались и подолгу не пялились.

Нетатуированные личности просто так не гуляли. Они трудились. Таскали корзины, мешки, мыли в корытах на деревянных козлах посуду и стирали белье. В общем, вкалывали. А татуированные прохлаждались. Максимум, что они делали, насколько я понял, это ухаживали за лошадьми.

Я и без СКН догадался, что татуированные — ведуны, а люди с чистой кожей — наложники и наложницы, прислуга и логистика. Одним словом, маглы.

Интересно, а как я выгляжу в их глазах? У меня нет ни одного самого задрипанного тату, но мое “ведунство” они чуют.

В одежде тоже бросилась в глаза одна особенность. Отщепенцы-ведуны одевались почти одинаково, без различий на пол, в шаровары и рубахи из тонкой ткани. Цвет был разный, но в целом не слишком яркий, пастельных тонов. Рубахи иногда заправлены за широкий пояс (как у меня), иногда висят навыпуск. И мужики, и бабы иногда носят серьги, причем не только в ушах, но и носу. Волосы у всех одинаково длинные, заплетенные в косы.

Отличия в прикидах все же были, но сразу их было не заметить. Женщины часто укладывали косы вокруг головы или сворачивали их в хитрые петли и не выбривали виски. Ну и бород, само собой, не носили. Зато носили бусы из ярких камешков, браслеты на руках и ногах и прочую бижутерию. Я был бы не прочь рассмотреть эти браслеты вблизи: нет ли на них Знаков…

Маглы же одевались иначе — более привычно для меня. Женщины красовались в сарафанах, платьях и юбках, мужики — в более узких штанах и рубахах, как правило, без рукавов. Наверное, маглам ездить верхом не полагалось, а полагалось стирать, убираться и вообще, вкалывать по-полной.

М-да, сословное неравноправие и здесь…

Зной шел на убыль, вечерело, солнце раскаленным подрагивающим в струях марева шаром заходило за сверкающий изгиб реки ниже по течению.

Кира спешилась и мрачно отмахивалась рукой от атаковавших ее мух. Ко мне они тоже лезли. Где скотина, там и мухи, слепни и оводы.

— Вот тот шатер — Гришана, — пояснил Викентий, пока я тщательно запирал машину. — Он теперь твой.

Я поглядел на большой, вытянутый вширь шатер из неприглядной зеленоватой ткани. Сбоку к нему притулилась палатка поменьше; кажется, между большим и малым шатрами был проход. Своего рода двухкомнатная квартира. Таких шатров в становище, судя по всему, было много, поэтому Гришана нельзя было назвать ни особо богатым, ни бедным. Или же все Отщепенцы жили примерно одинаково, не возвышаясь друг над другом.

Перед занавешенным входом в шатер стояли столики с посудой и солнечная печь, похожая на спутниковую антенну с зеркальной внутренней поверхностью с казаном вместо облучателя. Рефлектор собирал световую энергию и фокусировал на казане — готовь, что хочешь, и никакого костра не надо. В здешних краях недостатка в солнце не бывает.

Викентий уверенно пошел к шатру, и я последовал за ним. Кира идти не спешила, освобождала лошадей от уздечек, стреноживала ноги, гладила по шее.

Подойдя к солярной печи, я наклонился и прочитал на внешней стороне мелкую надпись: “Сделано в Республике Росс”.

Ничего удивительного. Не сами же дикие дотракийцы соорудили этот гаджет! За всеми мало-мальски сложными техническими штуками в этом мире стоит загадочная Республика Росс. Ну, или один чокнутый ученый с манией величия.

Из шатра выглянул мальчишка лет восьми и тут же пропал. Спустя пару секунд вышли две молодые женщины в просторных, скрывающих фигуры, сарафанах. Одна — смуглая азиатка с детским личиком и миндалевидными глазами. Другая — блондинка-европейка со светлыми, почти незаметными, бровями. Обе без признаков макияжа и без татух. Женщины глянули на нас исподлобья и дружно опустили глаза. Пацан выглядывал между ними, но не высовывался.

— Это твои наложницы, — сообщил Викентий, хотя я и так это понял.

Я перехватил взгляд азиатки, брошенный на кривой клинок Гришана, заткнутый за мой пояс. Викентий сказал что-то женщинам очень быстро на южном наречии. Что-то вроде: “Григорий закричинился, латере с йиим буде новий пано”.

Закричинился — это закручинился? Здесь так говорят, когда человек выбивает кинжалом себе мозг через глазницу?

Неважно. Главное, записывать на нейрочип все новые слова. Смысл разберем позже.

Если Викентий и поведал наложницам о смене хозяина, то реакция была более чем сдержанной. У азиатки дрогнули брови, а блондинка чуть вытянула губы — и только.

— Па́но! — хором, словно тренировались до этого, сказали они, обращаясь явно ко мне.

Я моргнул. В первый миг почудилось, что они назвали меня по фамилии — Панов. Но это было невозможно. Скорее всего слово значило “господин”.

А потом азиатка добавила, повернувшись к Викентию, но не поднимая глаз:

— Могу ас логос задавать?

— Задай, Азалия, — разрешил Викентий, добродушно глядя на нее с высоты своих двух метров.

— Ас мыслию, счо Григорий в ведовской ратьбе пал?

Я перевел взгляд с Азалии на блондинку и успел заметить, как она с интересом смотрит на меня. Поняв, что поймана с поличным, она снова опустила глазки, а уголок губ подняла. Она со мной уже кокетничает!

— Пал, — подтвердил Викентий без малейшей грусти. — Се была ратьба знатная и честная. Ви с Франсуа сами зрили. Допреж у йии Григорий был, латере — се новый ведун.

“Латере” — это “позже”, отметил я про себя, записывая лексику на СКН. От английского “later”, поди, происходит. Тут англицизмов видимо-невидимо. А “ви” — это вовсе не “вы”, как может показаться, а “we” — мы.

— Олесь, — представился я.

Мои новые наложницы синхронно поклонились. Хором повторили:

— Пано!

Я оглянулся на Киру — она поила лошадей у корыта с водой. На нас не смотрела, но что-то подсказывало, что за миг до того, как я обернулся, она прямо-таки сверлила нас взглядом. Хотя, возможно, это мои фантазии.

— Азалия, — назвалась азиатка. Это я уже знал.

— Катерина, — пролепетала блонди.

Няшками-милашками они притворялись профессионально. Я это чуял почти что без магии, и мне нравилось.

Наложницы снова заговорили хором:

— Благожелаем ви пану Олесю процветания и мощи ведовской и счоб с виим дюже полезно живился.