Плетеная экскурсия (СИ) - "Cyberdawn". Страница 37

— Вот да. Но тебя не зацепило, — с облегчением диагностировал я.

— И не могло, — закатила глаза вредина.

— Ммм?

— Молодильное яблоко, Кашей, — вредничала Зелёнка.

— Авотхрен, Лен. Если бы это было обычной заразой, хоть гриппом или даже насморком — то «да». Магической — тоже. Но тут через душу какая-то пакость работает, так что…

— Так что, скорее всего, и с этим молодильное яблоко помогает! — показала мне язык Ленка.

— «Скорее всего» — ни хрена не аргумент, чтобы рисковать! — выкатил я длиннющий стальной язык.

— Ладно, уговорил, Кащей языкастый, — фыркнула Ленка. — Что будем делать? Я бы помогла, если сможем и недолго. Как-то тут… да умрут они тут все такими темпами.

— Не знаю, Лен. Я с заразой воевать не умею, хотя тут явно есть какой-то злонамеренный источник. Ладно, давай разбираться тут. А потом я в дома схожу, с болящими пообщаюсь.

Стали мы разбираться и искать. И выходила какая-то фигня, в плане того, что на горе чётко фиксировалось Имя нечистика, в сети. Сильного, противного и лютого. Некий Фэй, вот только он — территориальный нечистик! И согласно всем мифам — должен быть в паре-тройке тысяч километров южнее!

— Погоди, Кащей, — задумалась Ленка. — А если та гора — именно его «дом»? А перемещаться он может беспрепятственно?

— В принципе — возможно, — прикинул я. — Но чего его сюда-то принесло?

— А там, скорее всего, живых не осталось. А он — паразитный тип.

— Паразитнейший, скорее, — хмыкнул я. — Ладно, кто во всём виноват — мы примерно поняли. И, кстати, ты сама говорила: «Где он появляется — сохнут деревья и трава, высыхают и болотятся водоёмы, болеют и умирают люди». Значит, он и вправду к той горе не гвоздями приколочен. Хех, — хмыкнул я.

— Чего такое? — заинтересовалась Ленка.

— Да вот не полезли мы к абрикосовой фее…

— А влезли к другому Фэю, — хихикнула Зелёнка. — Думаешь — миф? — посерьезнела она.

— Думаю — похрен. Помочь чумным монахам не помешает, хотя бы попробовать. Я, блин, толком не понимаю силы этого Фэя, — возмутился я. — Заклинания и граффити монашеские, чума, некросом всё приправлено, блин.

— От Фэя? муточнила Ленка.

— Нет, это тут народ и живое умирает. А матюги буддистские не дают некросу развеяться, так что хрен что поймёшь, — пояснил я. — Ладно, Лен, схожу я, наверное, с каким-нибудь монахом пообщаюсь.

В общем, со всеми предосторожностями выбрался я из Трака и потопал по расползающейся слизью, рассыпающейся трухой и вообще — дохлой траве. И вообще — неприятно и болезненно всё. Даже солнце светило как-будто гнойный светом… хотя и не как будто, дошло до меня: сама суть небывальского воздействия этого Фэя придавала и визуальную, и в «ощущениях» болезненную окраску.

Дошёл до какого-то домика, засунул морду — лежат, страдают-болеют, к диалогу не способны, мдя. Но центральный храмовый комплекс с кучей народу, если тут кто-нибудь коммуникабельный есть, то только там.

Подошёл я к мостику, через неглубокое ущелье. Сам мостик разделял «огородную» часть от храмового комплекса, а вот речка внизу ущелья… Мдя, точно Фэй этот: обмелела, фактически болотная жижа вяло переваливалась по дну ущелья. Потопал я по мосту, как вдруг пара каменных фигур… ну вроде львов, хотя рожи какие-то непонятные. Но гривы были, факт!

В общем, пара фигур, сидящих на верхушках столбов моста, полыхнули небывальщиной и стали на меня грозно зыркать.

— В монастырь, понять что происходит, зла не желаю. Возможно — помогу, — оттранслировал я посыл в небывальщину статуям.

Последние через секунду синхронно кивнули, повернули башки ровно и замерли. Ну а я потопал к самому большому зданию-пагоде. И звуки оттуда барабанные разносились, и небывальщиной разило, да и живых душ дохренища было.

19. Плевок в душу

В общем, всунул я морду лица в полуоткрытые каменные ворота центрального капища. Капище было лютое по размерам, серого камня с искрой, ну и симпатичное такое. На детскую игрушку-пирамидку походило, точнее пятёрку таких, соединённых зданиями.

Ну да ладно, сунул я морду и увидел такую картину:

В огроменном внутреннем дворе, который так и хотелось назвать плацем для парадов, валялась куча народа. На подстилках, носилках и просто на травяных подстилках. И изволила эта куча болеть, страдать и помирать. По крайней мере, парочка точно отдали Будде душу, пока я жалом ознакомительно водил.

При этом, среди нескольких тысяч вдохновенно страдающих и помирающих (мощный двор, без шуток!) сидели скинхеды в простынях. Эти страшные люди били в барабаны и ликовали неприятностям окружающих… Но вообще — колдовали, конечно, своими барабаны. И матерились по буддистски, то ли сутры, то ли мантры, то ли тройной гаутамистый загиб. Не в курсе я. И в общем — помогали. Потому что в домишке, куда я заглянул, валялись однозначные трупы, там только небывальской волей в полуразложившихся телах душа держалась.

А во дворе — хворали-помирали, конечно, но не столь ответственно и без огонька. Что, в общем-то, правильно делали.

Сами монаси были пыльны, грязны и, судя по лютейшим чёрным кругам под красными глазами — задолбаны в хлам. Но в барабанчики стучали и матерщину бормотали.

Вот только это всё паллиатив, оценил я. Монахи не железные, да и, несмотря на их бодрый мат и стуканье в барабаны — народ всё равно помирает. А если и не будет помирать — так с голоду помрут.

— Здрасти! — вщемился я на плац.

И на моё бессмертие девяносто девять процентов присутствующих не обратили внимания. Что, в общем-то, понятно. Но один какой-то монах на меня уставился и кивнул, продолжая крутить свой барабан.

Ну я к нему и потопал, поскольку остальные остекленевшими выглядывали в нигде Будду и прочую фигню.

— Здрасти, — негромко поздоровался я.

— Блага вам, путник. Не лучшее время для визита, извини меня Будда, — проскрипел монах.

— Нормальное время. Ты скажи лучше, у кого можно уточнить про этого Фэя побольше.

— А вы знаете, кто убивает идущих праведным путём?

— Я — знаю, — веско покивал я. — Кащей Бессмертный я. Царь, очень приятно.

— Ваше славное имя мне неизвестно, но сошедший с Колеса — достоин…

— Где главные говори. И хорош трепаться, а то помрёшь от натуги, — сердобольно озвучил я.

А то парень головой подрагивал и вообще — не в самом лучшем состоянии был. Ну и потыкал он в сторону одного из зданий. Мол, там братья всяческие и настоятели филонят. А в остальных зданиях не филонят, что прекрасно чувствовалось.

Потопал я, переступая и обходя через этот парад болезней. Вообще — жёстко, конечно, причём силищи-то сколько вбухано! Меня как-то этот Фэй гадский начинает если не пугать, то напрягать. И воздушник же, паразит такой!

Ввалился я в специальную отдыхательную избу, и подумал, в первую минуту, вернуться и лёгонького подзатыльника монаху отвестить. От сильного бы он помер, факт.

Потому что картина, на первом этаже уж точно, ничем не отличалась от картины снаружи. Вповалку лежат лысые в простынях, но не больны — дрыхнут, дошло до меня. И надо будить, наверное…

— Почтенный, если желаете поговорить — прошу ко мне, наверх, — проскрипел старческий голос, причём довольно громко.

Но монахи не проснулись, а причувствовавшись, я почуял довольно сильного мага и метачеловека. Что уже странно: старый метачеловек — как-то нонсенс. Я всего одного мелкого говнюка встречал, так и то, он не старый, а красился, модник такой, для солидности. Ну, посмотрим, посайгачил я по лесенке. А там не знал, фигеть мне или ржать.

Потому что в здоровенной молельной комнате, окружённой статуями (и чёрт в ступе тоже стоял, скалился, аж места организма от его вида заныли), сидел именно старик. И металюдь. Орк, извиняюсь, азиятский, свиномордый. Толстый, в морщинах, с седой бородёнкой в три волоска и обильной седой порослью из поросячих ушей и пятачка.

— Унь Луй, настоятель сего несчастного монастыря, — проскрипел свинорыл. — А вы, почтенный?