В плену Хранителя (СИ) - Золотарева Елена. Страница 38

И, наконец, день Х настал.

Как ожидалось, результаты выборов были подтасованы. Мало того, что все поддерживающие старый порядок уничтожались правдами и неправдами, так и голосование прошло с жуткими нарушениями, и в конце дня было объявлено, что убрать Хранителя хотят 99 процентов населения Земли.

— Любовь воистину заставляет менять судьбы… — складывая в поясную сумку бинты и перекись, Марьяна с тоской смотрела в никуда, — я стала монахиней. А ты в оппозицию подалась.

— Это мой гражданский долг. При чем здесь любовь?

— Малена, ну я же знаю тебя, лучше, чем ты сама! Какая с тебя бунтарка? Тебе бы в библиотеке с книжкой засесть, с лопатой наперевес по пустыне города искать, черепки по кучкам раскладывать, но не это все!

Она кивнула на экран, где транслировали кадры пока еще мирной демонстрации.

— Подожди, пусть все уляжется. Думаешь, он не знает, что делать? А, если с тобой случится что? Считаешь, ему хотелось бы этого?

— Ему все равно! Он прогнал меня! — со злости я схватила с пола бронежилет, и чуть не вывихнула руку, такой он оказался тяжелый.

— Ну не станет же мужчина решать проблему руками женщины! А если и станет, какой он мужчина!

— Он хотел ребенка. Именно для этого меня заманил. А потом заднюю? Не верю.

— Заманил для ребенка, а потом влюбился. Думаешь, так не бывает? Любовь не спрашивает, когда войти в сердце!

Не знаю я…Не понимаю уже ничего. Просто хочу жить в покое.

Закрепив титановые пластины на талии, я натянула свободный свитер, нырнула в берцы, и завязала волосы в хвост.

— Я пойду, Марьяна, — прощаться не хотелось, иначе начну плакать, а лишние эмоции мне ни к чему, — все завещала приюту, — последнее, что сказала, выходя.

— Малена!

Я выскочила за дверь, чтобы Марьяна больше не давила на мое благоразумие. Сэм и десяток крепких ребят разом обернулись на меня, и по лицу каждого можно было прочитать все, что они подумали. Надо сказать, мнения парней разделились. Половина из них, к которой относился Сэм поддерживали мое рвение хоть как-то повлиять на происходящее, а вот другая половина, дай им волю, отправила бы меня варить суп и сопли детям подтирать. Но то ли присутствие их начальника, то ли феминистские движения, которые были так популярны до всего этого кошмара, заставили их деликатно промолчать.

Вечерний воздух вперемешку с вонью дымовых шашек щекотал ноздри. Закат расцвечивал кроваво-красным, будто предрекал, чем закончится сегодняшний день.

— Пять минут до старта, — сообщил Сэм в гарнитуру, и взяв меня под локоть, повел в противоположную от дома правительства сторону, — за тем зданием ты стоишь пока не услышишь новую команду. Ясно?

Он кивнул на серую бетонную постройку и вставил мне в ухо неприметную круглую штуковину, в которой тут же затрещали чьи-то голоса.

— Будь осторожна. Не действуй самостоятельно! — быстрый поцелуй обжег мои губы. Я и понять ничего не успела, как Сэм уже исчезал среди сотен других людей, иногда оборачиваясь назад.

Его тревожный взгляд пробирал до мурашек. Но дрожала я не из-за его чувств, и совесть меня не терзала за то, что я даю ему надежду. Теперь я собственными глазами видела, что такое война, носом вдыхала ароматы пороха и крови, и насквозь пропитывалась агрессией и страхом.

Держать свои эмоции в узде было все сложнее. Иногда проскальзывала мысль вернуться домой, потому что я ничего не смогу сделать, а в первую очередь не совладаю с собой, но я упорно гнала от себя эту трусость, и отсчитывала секунды до начала операции.

Взрыв прогремел с опозданием на несколько секунд. Поначалу меня оглушило, но как только черная кишащая масса людских голов пришла в движение, сознание тут же вернулось. А вместе с ним понимание того, что я не смогу.

Их эмоции сносили меня, мешая не то, что управлять толпой, я дышала с трудом. Единственное, чего мне хотелось, сползти по стенке, спрятав голову, и не чувствовать того ужаса, который исходил от протестующих.

— С тобой еще таскаться! — меня подхватил один из команды Сэма, и плотно прижав к себе, поволок через толпу беснующихся.

Его недовольство выдернуло меня из общей волны, и я смогла сосредоточиться на парне. Ему явно мешало мое присутствие, злило, ему хотелось на баррикады, на передовую, а я обузой висела на его шее.

Ты сможешь использовать меня как щит! Не станут же они стрелять в женщину!

Я послала ему мысль, и даже видела, как он скривился. Видимо, его мужские качества все же не давали использовать женщину в качестве прикрытия, но мне просто кровь из носа было необходимо оказаться рядом с противниками Хранителя. Если мне удастся посеять раздор в их штабе, считай, дело сделано. Пока они будут спорить, наши займут их место!

Она же дурная баба! Потеряется в толпе, а тебе отвечать перед Сэмом. Бери ее с собой!

И судя по тому, что он сменил направление, это подействовало.

Но планам моим сбыться было не суждено.

Резкая боль в бедре пронзила насквозь, и я рухнула на землю, припечатываемая сверху своим же бронежилетом. Мой провожатый уже лежал в луже чужой крови, с приставленным к горлу шокером, и не смел пошевелиться.

— В участок обоих, — рявкнул военный с нашивкой временного правительства.

Я даже понять не усела, как с меня сорвали защиту, руки выкрутили за спину и потащили через ограждения к автобусу. От боли звенело в ушах, но я сосредоточенно дышала, чтобы абстрагироваться и взять мысли конвоиров под контроль. Но даже своими не управляла. Это был провал. Мой провал.

Словно животное, меня толкнули внутрь, и дверь, усиленная металлическими прутьями, грохнула. Я упала на грязный пол передвижной тюрьмы, царапая щеку острыми кусками засохшей грязи и пылью.

— Черт! — выругалась так, что аж в горле запекло, — дура! Господи! Какая дура!

Свезенная кожа на лице горела, легкие отказывались вдыхать запах пыли и сигаретного пепла, реагируя спазмом в горле. Я даже подняться не могла, потому что руки за спиной были связаны.

Через полчаса на грязном полу автобуса собралась целая компания горе-борцов за мир. И мне повезло больше всех, потому что лица мужчин, были изувечены с такой жестокостью, что мать родная не узнала бы. В запахе крови и пота мы ехали примерно пол часа, и когда остановились, я услышала знакомый голос.

Профессор!

Он говорил что-то невнятное, да и затворы железных дверей громко лязгали по нервам, пока нас одного за другим вытаскивали наружу. Я шла последней и просила бога, чтобы мистер Диккенс заметил меня. На свои силы я больше не уповала.

— Эту куда? — между лопаток толкнуло что-то твердое, и я несколько шагов пролетела по инерции, — может в общую посадишь? Пусть узнает, каково это, когда тебя имеют десяток козлов!

Я метнула испепеляющий взгляд на конвоира, а он издевательски улыбнулся.

— А что так? Думаешь женщины пропадали просто так? Ваш Хранитель подкладывал их под этих тварей, что летают сюда как на курорт? За него вышла бороться? Хотела быть одной из подстилок?

Он исходил ненавистью, брызгал слюной и покрывался красными пятнами, заставляя поджилки трястись.

— В отдельную ее, — разорвал гневный монолог мой профессор, мельком глядя на меня. И я выдохнула. Господи, неужели ты услышал меня?

Меня швырнули в холодную сырую клетку, и пока полиция суетилась, усмиряя задержанных мужчин дубинками, мистер Диккенс прошел мимо меня, бросая укоряющий взгляд.

— Жди. И без самодеятельности! — цыкнул он, — был бы твоим отцом…выпорол бы тебя как следует. Идиотка!

Он был так эмоционален и… прав, что я даже обижаться не стала. На правду не обижаются потому что.

Закрыв глаза, я шагами меряла камеру, в которой была заперта уже больше часа. Мужские голоса за стеной постепенно затихали, как и эмоции, что прежде лавиной сносили все попытки успокоиться. Задержанных по одному уводили на допрос, а после…что было после думать не хотелось. А про меня будто забыли.

Где-то в глубине души я надеялась, что сейчас открою глаза и увижу Его. Моего Хранителя. И хоть здравый смысл убеждал в том, что это невозможно, надежда никуда не девалась. Я как глупая курица ждала, что он придет меня спасать.