Томми + Мерри и двенадцать дней Рождества (ЛП) - Холл Элли. Страница 7
— Это формальность, братишка, — говорит Бруно через динамик. — Суть в том, что мы не отправляем маму и папу в дом престарелых.
Мы все против этого.
— Ни за что. Я забираю их к себе. Если по какой-то причине я не смогу этого сделать, вас шестеро, — говорю я, чтобы прояснить ситуацию.
— Пауло здесь нет, — добавляет Лука.
— Пауло сделал бы для них все, что угодно.
— Но не для нас, — бормочет Нико.
Последние шесть месяцев его не было видно.
— Я голодна. У тебя есть что-нибудь поесть? — Фрэнки начинает подниматься со своего места.
Джио вскакивает со стула и роется в моих кухонных шкафчиках в поисках чего-нибудь съестного для нашей беременной сестры.
Я щелкаю пальцами, когда вдохновение проникает в мой разум, как сыр в пиццу.
— Знаю. Мы откроем ресторан, как это сделали наши бабушка с дедушкой.
— Томми, как ты так любезно указал ранее, я на девятом месяце беременности. Этот ребенок родится к Рождеству, нравится мне это или нет. Я ни за что не смогу открыть новый ресторан прямо сейчас.
Я качаю головой, чувствуя, как меня переполняет тепло оттого, что мои братья и сестра здесь, и уверенность в том, что вместе мы сможем сделать все что угодно.
— Ты можешь быть консультантом, Фрэнки.
Бруно стонет, потому что она склонна управлять нами на микроуровне. С другой стороны, теперь у нее есть дети, которых она может мучить.
— Мы откроем пиццерию. — Идеи вертятся у меня в голове.
— И как открытие пиццерии поможет нашим родителям? — спрашивает Лука.
— Они будут нашими топовыми сотрудниками, — отвечаю я.
Джио прищуривается.
— Они ушли на пенсию.
— Они будут работать там только номинально. Мы будем управлять этим местом. Это будет семейный бизнес, дающий им повод приехать сюда. Я уговорю их остаться, хорошо их устрою, и нам не придется беспокоиться о том, что они переведут деньги лигерийскому принцу.
— А Лигерия вообще настоящая страна? — спрашивает Нико.
Джио хихикает.
— Определенно нет.
— Я буду управлять пиццерией. Обеспечу постоянное присутствие. Фрэнки, ты можешь составить меню. Бруно, ты будешь нашим специалистом по цифрам и будешь вести бухгалтерию. Джио, ты можешь заняться пиаром, чтобы распространить информацию.
— У меня есть ферма, — говорит Лука, увиливая.
— Значит будешь проводить инвентаризацию по ночам, — добавляю я, указывая на него.
— А как насчет Пауло? — спрашивает Фрэнки.
— Я поговорю с ним. — Если он когда-нибудь ответит на звонок.
— А я? — спрашивает Нико.
— Э-э, ты можешь работать на доставке, официантом или например, складывать коробки...
Мой младший брат пристально смотрит на меня.
Я потираю руки. Проблема решена.
— Ты же понимаешь, что у всех нас есть карьера и жизнь? — говорит Бруно по телефону.
— Да, но, кроме Фрэнки, ни у кого из нас нет семей.
— Пока нет, — говорит Нико.
Джио, который был помолвлен столько раз, что мы сбились со счета, ворчит.
— Да, но если мы будем обеспечивать наших родителей, то как насчет нас? Как нам выживать? — спрашивает Бруно.
— Чаевые, — говорю я.
— Я не на столько милый, — говорит Нико.
— А я очень, — противопоставляет Джио, с очаровательным блеском в глазах.
— Я пас. Как я уже сказал у меня ферма, — говорит Лука.
— Ферма рождественских елок? Это занятие не на целый день, — напоминаю ему.
Лука неловко ерзает при упоминании Рождества.
— Скажи это, — насмехается Фрэнки с весельем в глазах.
Он отказывается использовать слово «рождество». Дайте парню передохнуть. Фрэнки иногда играет жестко.
— Гринч. Ворчун. Скрудж. — Она сердито смотрит на него, пытаясь вывести из себя.
Я свищу, прежде чем они втянулись в хаос братско-сестринской войны.
— Послушайте, вам всем заплатят. Не волнуйтесь. Но мы будем отдавать по крайней мере десять процентов маме и папе. Подумайте об этом так: в течение восемнадцати лет они поддерживали наши неблагодарные задницы. Каждого. Может ли кто-нибудь из вас представить, что у вас семеро детей?
Этот вопрос должен был заставить нас, братьев, замолчать, погрузившись в самоанализ. Вместо этого ощущаю судорожный страх в комнате. Мама и папа делают все возможное, чтобы направить каждого из нас на семейный путь. Глядя на это объективно, я знаю, что они любят нас, но также предполагаю, что они хотят, чтобы у каждого из нас была куча неравнодушных отпрысков, которые позаботились бы о нас, если мы сделаем пожертвования в фонд «Свободы лигерийского принца».
— Они помогли нам не только финансово, — добавляю я. — Они были удивительными родителями. Мы можем это сделать. Мы должны это сделать. Мы в долгу перед ними. Но они не должны ничего знать. — Я тычу в воздух указательным пальцем.
— Что, если они увидят, как деньги просачиваются на их счет? — спрашивает Бруно с экрана телефона на столе.
— Не увидят. Раньше же не заметили, — говорю я, надеясь на это.
— У некоторых из нас есть важная работа, которую мы не можем просто так бросить, — говорит Бруно.
Я закатываю глаза.
— Нет ничего важнее семьи.
Его молчание подтверждает, что он знает, что я прав.
— Если мне не изменяет память, тебе нельзя доверять на кухне, — говорит Лука.
Морщась, я сдаю карты.
— Я же пожарный и могу выдержать небольшую жару.
Они смотрят на меня так, будто не очень уверены, но никто не предлагает альтернативы, так что это все равно, что дело сделано.
— На Мэйн-стрит в городе есть свободный магазин, — говорит Лука, а затем резко обрывает себя, как будто сожалеет, что поделился этой информацией.
— Превосходно. Я займусь этим первым делом завтра утром. Джио, пожалуйста, организуй поездку мамы и папы сюда. Бруно, собери их вещи в квартире. У меня для них достаточно места. Фрэнки, когда они приедут сюда, пожалуйста, отвлеки их своими очаровательными детьми. Лука, не отпугивай никого.
— А как насчет меня? — спрашивает Нико.
— Придумай название.
— Пицца-бар, Пицца Палас, Пицца Пай, Пицца Вилла... — начинает он.
— Пицца-бой, — говорит Лука со смешком.
— Пять братьев Фрэнки, — вставляет Бруно.
— Но нас шестеро, — говорит Нико, а затем хмурится, как будто знает, что он тот, кого Бруно оставил в стороне.
— Не обращай на него внимания. К тому же, Пауло здесь нет, — говорит Фрэнки. — Как насчет пиццы Марии и Марко, в честь мамы и папы?
— Звучит неплохо, но папа, вероятно, будет ворчать, что «всегда говорил», что называть что-то в честь чего-то это плохая примета или что-то в этом роде, — возражаю я.
— Пока давайте назовем это просто «Пицца Хоук-Ридж-Холлоу».
Мы все соглашаемся, кивая головами.
Все расходятся, оставляя меня наедине с моими мыслями.
В открытии пиццерии больше деталей, чем мне хочется думать в этот поздний час, но наши родители приехали из другой страны и начали все сначала здесь, в Америке. Они научили нас усердно работать для достижения наших целей и тому, что все возможно.
Мои мысли постоянно возвращаются к Мерили Кетчум, красивой блондинке, и снова к Хоук-Ридж-Холлоу. Официально мы были просто друзьями, но на самом деле она не ходила на свидания в колледже. У нас, конечно, были веселые времена. И несколько сумасшедших тоже.
Я достаю коробку, которую не открывал со времен колледжа, и перебираю спортивные сувениры, листовки с мероприятий в кампусе, какой-то случайный хлам и множество фотографий. В стопку вложен сложенный листок бумаги. Я разворачиваю его и читаю:
«Я, Мерили Мерри Кетчум, настоящим обещаю выйти замуж за Томазо Марко Косту, если к тому времени, когда нам обоим исполнится тридцать лет, мы все еще будем одиноки. После вступления в священный брак мы устроим прием на тему попкорна».
Я написал то же самое ниже, и мы оба подписались и поставили дату. Затем мы внесли поправки, чтобы добавить правила:
• Пассажир получает возможность управлять радио
• Никаких секретов