Игра теней - Катериничев Петр Владимирович. Страница 51
— Ага, — воодушевилась Светлана. — Прикинь, на кастинги ходила, на показы — ходила, но со слоем «штукатурки»…
— Как все…
— Погоди… А на съемку?.. То ей нездоровилось, то — голова кружилась…
— Да ладно тебе…
— Точно! И «бук» у нее был какой-то нерабочий, словно у одного фотографа сделанный…
— Причем у хорошего…
— Это да… Цимбалюк… Как ты думаешь, кто она такая? Столько денег заработала…
— Не фотомодель — это точно.
— А что мне с паспортом-то делать?..
— Ты же не завтра на «батькивщину»…
— Не, у меня контракт. Еще почти полгода.
— Ну вот. Пойдешь через пару месяцев в посольство, скажешь — потеряла.
— А вдруг не поверят?
— А какая твоя забота? Поверят не поверят… Пропал, и все. Новый выпишут, куда они денутся…
— Так мне придется еще личность удостоверять…
— Толочко, ты что, дура, что ли? Не на трикотажке же вязальщицей работаешь!
Покажешь им обложку «Натали» со своей физией… Автографы просить начнут!
— Думаешь?
— Конечно!
— А я там еще на тридцать второй странице — на полразворота в бикини, с лилией в волосах, помнишь?
— Угу. Полный отпад. Так что не журись, все путем будет.
— Галь, а что сейчас делать станем? Спать что-то совсем не хочется…
Может, шампусика выпьем?
— Ясное дело — нужно напряг снять. Только не дома. Пошли к «Эстер»…
— Поздно уже.
— А завтра — день пустой. Ты месяц в Париже, а что видела, кроме работы и своей комнатухи?.. К тому же это только по утверждениям наших «батькив» Украина — та же Франция, Киев — тот же Париж….
— А чего… Мне Киев нравится, — Старушка, я его просто люблю. И все же между теперешним Парижем и Киевом есть одно существенное различие…
— Какое?
— Здесь по ночам — светло.
— Конечно, чего им электричество экономить…
— Вот и я про то. Ну что, одеваемся и рвем?
— К «Эстер»?
— Ну.
— Дорого…
— А мы теперь не бедные… Да и можно хоть раз расслабиться — пашем, как кони ломовые…
— Ну, не знаю…
— Ты прикинь, Толочко, да эти варшавские шлюхи, как нас сейчас увидят, неделю кипятком будут писать!
— Ну?!
— Точно!
— Пошли.
— Поезд номер четыре Киев — Москва прибыл на четырнадцатый путь…
Лека вышла из вагона. Кто бы мог подумать, что она может так волноваться…
Почти пять лет… Вуз можно было закончить… А она и закончила. В своем роде…
А теперь — нужно определиться. Прежде всего с тем, где появляться нельзя. В первую очередь дома. Мама наверняка в такую теплынь живет уже на даче. Квартира пуста, но это не значит, что за ней не установлено наблюдение… Брат?.. То же самое, да и семья у него…
Хм… Вообще-то нельзя нигде, но кое-где нужно!..
…Из Парижа она летела самолетом. С паспортом Светы Толочко — вообще никаких проблем… Разве что в аэропорту, в Борисполе, парнишка, торгующий в киоске всяким хламом, «узнал» популярную фотомодель и попросил расписаться на журналах… Не успев подумать, что всенародная любовь украинцев к известной красавице ей, Леке Подгорской, совсем ни к чему, она расписалась как смогла — чтобы не усугублять… На пяти экземплярах.
— А вы в жизни совсем другая… — Если что и удивило продавца печатной продукции в фотомодели, так это ее совсем не парижский наряд.
— Косметика, — пожала плечами Лека. Парень выставил подписанные журналы по новой цене и потерял к девушке всякий интерес. На улице Лека надела очки, огляделась. Да, со скромностью в одежде она малость переборщила. Одеты люди не хуже, чем в Париже — по их разумению, конечно, но… Пальто от Диора отличается от пальто от Каца с Сырца всего-то парой мелочей, но в Европе принято обращать внимание на мелочи… И платить за них тысячу, пять, десять, сто тысяч франков… Хочешь быть богатым — будь им!
В Киев Лека отправилась на автобусе. Не суетясь и не торопясь, прошла весь Крещатик и Красноармейскую просто присматриваясь к людям. Потом вернулась тем же маршрутом и переоделась, не торгуясь выбрав себе и уровень жизни — «чуть выше среднего», и стиль — «как все», и недостаток — «обувь удобная, но не совсем модная». В этом было что-то и от Штатов, и от Парижа, и от Москвы. Получилось то, что надо.
Здесь же, на Крещатике, зашла на переговорный пункт и заказала Приморск.
Трубку подняли после пятого гудка:
— Алло!
— Да? Вас слушают, дитя мое, говорите, а не сопите, это раньше был счет на рубли, теперь на штуки, а это еще ж накладнее, говорю я вам…
Лека перевела дух. Тетя Роза, слава Богу, жива и бодра духом. Этой необъятных размеров восьмидесятилетней женщине, казалось, все было нипочем — войны, перестройки, путчи, катаклизмы. Тетя Роза обшивала весь Приморск, когда-то еще приторговывала или, как тогда говорили, спекулировала, но и милиция, и власти смотрели на это сквозь пальцы и относились благожелательно…
Рассказывали, что во времена оные — как раз шла арабо-израильская война — ее попросили на совместном профсоюзном собрании трех приморских ателье и двух универмагов от имени трудящегося советского еврейства заклеймить взбесившуюся израильскую военщину…
Тогда еще в полном расцвете сил, полуторацентнерная Роза оглядела тщедушного райкомовского инструктора с головы до пят…
— Сергею Петровичу Себешко уже не нужен заказанный костюм?..
— Что?! — опешил райкомовец. Себешко был первым секретарем крайкома…
— Молодой человек, в этом мире хорошо можно делать только одно дело: или шить, или клеймить… Как вы думаете, дитя мое, если Голда Мейр сошьет костюм товарищу Себешко, это его сильно обрадует?..
— М-да — Правильно. Это его сильно огорчит. И Голду огорчит. И всю семью народов в Объединенных Нациях. Сердце мое, вам оно надо?..
— Да я…
— Вот именно… Нам всем надо, чтобы товарищ Себешко получил приличный костюм к первомайскому празднику трудящихся всей земли… А то, если он будет плохо выглядеть, что подумают трудящиеся?.. Они подумают, что у советской власти не хватает материи приодеть даже одного первого секретаря… Разве ж такие мысли доведут пролетариат до добра?.. Вам оно надо, солнце мое?.. И что вы себе думаете?!
Райкомовец вылетел от Розы пулей, красный как вареный рак, забыв, зачем приходил…
…Тетя Роза знала в Приморске всех, все и обо всем, даже если этого не происходило. Вот только на ухо была туговата. А Лека представляться Подгорской и не собиралась.
— Тетя Роза. это Яна из Киева…
— Яночка, сердце мое, ты меня перепугала! Что случилось с дядей Исаком?
Неужели сердце? Он же такой молодой! В семьдесят пять я еще была резва, как девочка тети Хайды, чтоб она была здорова!
— Тетя Роза, с дядей Исаком все хорошо…
— Тогда — Зяма?! Ты меня убиваешь на месте до смерти! Эта его скрыпка должна была когда-то загнать Зяму в Чюб, я ему говорила! Но разве ж молодежь желает слушать старших? Молодежь желает слушать только себя… Что, ты говоришь, случилось с Зямой? Инсульт?
— Тетя Роза, никто не умер…
— Да? — В голосе слышалось неподдельное удивление. — Совсем никто?
— Просто я хотела поехать в Москву и решила узнать у вас, у кого там можно остановиться…
— Дитя мое, разве ж так можно шутить со смертью?.. Разве ж можно так шутить с деньгами? Ты мне битый час горишь о несчастьях, а счетчик работает! Это ж теперь мильемы! Или Миша стал уже такой богатый, что мильемы ему не нужны и дочь может пускать их на ветер?..
— Да я не из дому звоню… Из одной конторы…
— Я всегда говорила, что ты — разумный ребенок. Так о ком ты хочешь знать, солнце мое?..
…Разговор затянулся на полтора часа. Из него Лека узнала обо всех событиях в Приморске за последние пять лет, а также — кто кем стал, кто кем не стал, а кто — безвременно скончался. Впрочем, для тети Розы любая кончина была безвременной, даже если наступила на девятом десятке…
Выяснилось, что Юля Князева живет в Москве, Олег Дронов — «этот интересный молодой человек, что пил слишком много водки, взялся за ум и работает в банке!»