Огонь на поражение - Катериничев Петр Владимирович. Страница 20

– Зато амбиции – маршальские.

– Как же без них…

– Без них, как я-в подполковниках.

– Не прибедняйся. Должность – генеральская, уважение – офицерское…

– Жалованье – согласно штатному расписанию. Кончай балаболить. Есть интерес?

– Да хорошо бы отужинать.

– У меня со временем зарез.

– Это твои проблемы. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

– Уговорил. Ты где?

– Ну ты и спросил! Как только тебя начальство терпит?

– Вляпался?

– По ноздри.

– Что-то с нашей конторой?

– Уволят тебя, Кругов, ох уволят! Табличку на телефон навесь – когда-то модно было.

– Я не навешу, а навешаю, причем тебе лично и по всей морде. Через полчаса под «старой рукой». Успеваешь?

– Нет. Через сорок минут – «у кошки».

– Понял. Буду.

– Пока.

Не имей сто рублей… Игорек Крутов – старый боец и собутыльник. Выпивали мы с ним не часто, а вот дрались – ежедневно. В спортшколе, на отделении бокса.

Постоянными спарринг-партнерами мы стали, когда Кругов уже отслужил, – было ему года двадцать два, а мне шестнадцать. Со всей свойственной этому возрасту дурью.

Я еще дрался на ринге, чего-то там занимал и чего-то хотел, а Игорек «прыгал» для себя, чтобы форму не терять. По правде сказать, общение с ним спасло меня от знаменитой «двести шестой», хулиганской.

Наша детская спортивная притягивала всех шебутных подростков микрорайона, да и района тоже. Путь был «проторенный»: бокс, парк с дискотекой и драками, «зона» для малолеток. «Двести шестая, часть вторая» шла железно: любая драка при умении бить обязательно заканчивалась более или менее тяжкими телесными повреждениями. Никаких отсрочек и прочих нынешних прибамбасов тогда принято не было, и ребята садились легко. Один за другим.

Подружившись с Игорем, я сразу перешел, понятно на время, на другой возрастной уровень; у ребят этих были иные интересы. Льстило, что принимали меня в этой компании равным… Потом один за другим ребята стали жениться, Игорь тоже, но получилось так, что на те самые полгода, когда я запросто мог влететь на «зону», из жизни подростковой был я выключен. Потом был университет, и все пошло, как пошло.

И еще – Игорь Крутов всегда был честен и абсолютно надежен. Таким и остался. Нам дважды пришлось «помахаться» с какими-то, как теперь говорят, лохами, нас было двое, лохов на порядок больше. Здесь важно одно: тот из двоих, который «накатывает», работает первым номером, должен быть спокоен за свою спину. Прикрыт. Он – но-каутер, он идет вперед и должен быть уверен – никто сзади ему куском арматуры не наварит и его «второй» умрет, но из-за спины не уйдет. «Первым» работал в подобных ситуациях тот, кто увереннее себя чувствовал.

В обеих драках «вторым» работал я. Прикрывал спину.

Сейчас прикрытие необходимо мне.

Ну а место встречи… Это, как и тогдашние отношения, нельзя ни изменить, ни переиначить.

Где-то на равном расстоянии от домов, где жили Игорь, Димка Круз и я, располагался скверик под названием «Комсомольский». В нем с незапамятных времен стоял тщедушный гипсовый монументишко вождю мирового пролетариата, судя по мелкости, в натуральную величину, сварганенный по инициативе какого-то местного завкома еще в незапамятные времена, и с тех пор фигура лишь подмазывалась, латалась, подкрашивалась. Как это принято у вождей, он стоял с вытянутой вперед рукой, указуя перстом на магазин напротив – винный. Чуть сзади, в кустах сирени, располагались две скамейки, где и, собирались, или, по-нынешнему, тусовались, выпивохи.

Когда мне исполнилось лет семнадцать, памятник прибрали – за совершенной дряхлостью, а на проспекте поставили другой – бронзовый и помпезный. Этот «Вовик» тоже раздумчиво глядел вдаль, только указующий перст был направлен в сторону московской кольцевой. Очевидно, призывая к освоению Нечерноземья.

Вот так. А место встречи осталось. Только именовали его мы теперь – «под старой рукой».

А «у кошки» – еще проще. Недалеко от железнодорожной ветки на Дмитров и Долгопрудный был ярок, поросший ивняком, тонкими топольками и прочей растительностью. Никакой ментовский «уазик» сюда не доезжал по причине непролазности и отчасти – лени служивых, здесь мы и устраивали выпивки с шашлыками, расслабухи с девчонками и иные увеселения.

А метрах в пятидесяти валялась дохлая кошка. Безвременно почившие кошки ведут себя по-разному. Одни – разуваются до размеров небольшого барана, жутко воняют и глаз не радуют. Видимо, перекормили таких при жизни. А эта, наша, просто-напросто высохла и мумифицировалась, никому не мешала, заразой не угрожала, но своим посмертным существованием как бы размечала и ограничивала нашу территорию. На другую мы не претендовали, но и свою охраняли ревниво. С этим считались.

Сейчас я выбрал «у кошки» намеренно – по зимней поре топольки и ивняк просматривались на километр-проехать – только вездеходом на гусеничном ходу. А если присесть на бревнышки – я надеялся, что какие-то бревнышки тут все же есть, новые недоросли должны ведь оценить летнее преимущество места, – так разглядеть или увидеть сидящего просто невозможно.

Ну а уж «засветить» таких крутых, как Крутов и Дронов, – целая операция с привлечением спутниковой телескопии.

Игорька я заметил издали. Он шел пешком. Парковать машину где-то поблизости – против правил. «Конспигация, конспирация и еще газ конспигация!» Появляюсь из-за дерева, когда он проходит мимо.

– Страсть как люблю вот такие случайные встречи, усмехается Крутов, протягивая мне руку.

– Вот и я – шел мимо, дай, думаю… – Крепко жму жесткую широкую ладонь.

– На бревнышки?

– Ага.

– Ну и времечко ты выбрал для пикника, – ворчит Игорек, спускаясь в низину.

– Времечко, как и родителей, не выбирают. Зато место клевое.

– Клевое-то оно клевое, ежели на мотыля ловить…

– Ты – ловец, тебе виднее…

– Скажи еще – легавый.

– Да я не про то…

– А я про то. Да, легавый. С хорошей примесью волкодава. Волков, их давить надо, когда они на людей озверели.

– А кто спорит-то?

– Слушай, старый, а ведь и костерок разведем! – Бревнышки действительно в наличии, рядом, в яме – несколько ломаных ящиков.

Игорь неспешно и основательно сложил пирамидку, выбирая доски посуше, извлек из внутреннего кармана газету, сунул в середину, поднес зажигалку, чиркнул кремнем.

– На ужин зазывал? – оглянулся на меня.

– Было дело…

– Чем угощать будешь?

– Беседой с умным человеком.

– Не наговаривай на себя. Был бы умный – сидели бы в «Савое»…

– Сначала в «Савое», потом в СИЗО… Твоими стараниями.

– Не все, друже, не все. – Игорь извлекает из объемистой сумки «сервелат», бутылку «Арарата», хлеб, сыр, пару стаканчиков. Насаживает колбасу на прутики, поджаривает над огнем:

– Ты бы коньяк пока разлил, нахлебник…

– Боюсь, рука дрогнет. От такого генеральского стола.

– Чем богаты… – Игорь протягивает шипящий кусок колбасы на ломте черного «бородинского», принимает от меня полный стаканчик:

– За встречу, Олежек. Рад тебя видеть.

– Я тоже, старик.

Глава 11

Выпив и молча пожевав, закурили. Игорек выглядит уставшим, на лице прибавилось морщин. А так – не изменился: тонок в талии, широк в плечах; в дорогой кожанке-реглан поверх плотного твидового пиджака – вполне смотрится паханом не самой последней в этом городишке мафиозной группы.

И глаза – желто-зеленые, как у бенгальского тигра. Ничего не упускающие, спокойные. Стать Крутову врагом – все равно что попросить расстрел по собственному желанию. Впрочем, криминалы это знают.

– Устало выглядишь. – Моя инициатива встречи, мне и начинать. С друзьями я в «паузы» и другие азартные игры не играю.

– Дел хватает. А ты загорел… Тунеядец. Жарко в Приморске-то было?

– Зато воздух свежий. Морской.

– Да и здесь не затхлый.

– Само собой. Ветрит.

– А в центре всегда ветрит, когда у вас по окраинам жарко.