Идеальный расчет (СИ) - Брай Марьяна. Страница 2

Когда меня сморило сном, я так и не отразила, но, проснувшись в полной темноте, сначала испугалась, а потом вспомнила про лифт и выдохнула – я сегодня опоздала везде, где было можно и где было нельзя. Неужели в таком огромном офисном здании до сих пор не поняли, что один из трех лифтов стоит как стража у Вечного огня?

Я выпрямила затёкшие ноги, и когда ступни уперлись во что-то мягкое, по спине пробежал липкий холодок. Я аккуратно пошарила руками по полу, но не нашла ни сумку, ни телефон, и только сейчас поняла, что ноги босые, а брюки, которые я утром надевала – исчезли. А еще… я подняла голову и увидела черноту ночного неба в щелях крыши.

Это точно не лифт бизнес–центра, где кофе стоит, будто варят его прямо из денег, а аренда офиса – будто он находится в центре буддийского монастыря какого-нибудь десятого века до нашей эры.

Закричать не смогла потому что горло пересохло и слиплось, но потом решила, что правильно сделала – может тихохонько и смогу смыться, а то, что там в ногах мягкое, сам черт поди не знает.

– Тама она, в сарайке, надо отца дождаться, я один боюсь, - раздался где-то рядом шепот. Я напряглась, но еще сильнее замерла. Аж старалась вовсе не дышать.

– Может, умершая? – спросил второй голосок испуганно и хныча, как будто сейчас заплачет, но только сейчас я поняла, что голоса детские.

– Нет, дышала она, - ответил первый голос, что принадлежал мальчишке. Девочка захныкала сильнее и голоса удалились. Я поняла, что уже присмотрелась к темноте, да и луна, скорее всего, вышла из-за пелены тучи. Вокруг меня лежали мешки из грубой ткани, подо мной на земляном полу труха от сена или от соломы – такая была на сараях в колхозе, куда нас возили «на картошку». Сена уже не было – скотину в колхозе держать бросили, а сараи с этой вот трухой остались.

На коленках проползла к стене, на которой были полки. Там стояли разномастные горшки. Я проверила почти все, но жидкостей ни в одном не имелось. Топленое масло, накрытое железными обрезками, завернутыми в бумагу, что-то вроде кусков соленого сала, пара крынок побольше с чем-то похожим на топленое скисшее молоко.

В мешках была или пшеница, или рожь, черт ее разберет, может, это вообще ячмень – я не сильна в агрономических изысканиях – отвел Бог. Я знаю, как нарисовать колосок, а какой именно культуре он будет принадлежать – надо смотреть в специальных книгах. А уж с семенами и подавно – аграрий я первый с конца.

Бутыли, размером не меньше тех, что ставят на кулер, только стеклянные и глиняные, прятались под нижней полкой, и то, что они аккуратно завешены тряпицей намекало, что в них то, что видеть стоит не каждому. Выкатив один из них, я с трудом вытащила деревянную пробку, завернутую в бумагу, и засунула в горлышко нос. Да, не вино. То ли настойка, то ли брага, но запаха дрожжей нет, а вот ягоды чувствуются хорошо.

Сначала плеснула себе на ладонь – страх, что там насекомые, был страшнее жажды, но света было мало. По привычке стукнула себя по боку в поисках телефона, а вернее, фонарика в нем, но бедро оказалось не то чтобы не там, а вовсе не такое, как я привыкла. Я невысокая, фигуристая барышня, и моя ярко выраженная талия была не моим личным достоянием, а разницей с объемными бедрами, которые тоже были подарком природы.

Сейчас под ладонью я чувствовала кость, и от этого было еще страшнее. Кость в районе таза? Там, где у меня обычно хорошая такая, мяконькая прослоечка, что я называла «мой нз на случай непредвиденных ситуаций»? И тут мне стало прямо вот отчетливо страшно, потому что руки тоже были тощие, с длинными, тоненькими пальчиками без гель-лака цвета «фуксия».

Наклонив бутыль, я сделала несколько глотков: когда ты теряешь себя – вообще не до насекомых, и, возможно, даже пофиг на крыс и мышей, но о них я не вспомнила. В горле приятно защипало, но, чтобы утолить жажду, надо было больше жидкости, и я сделала еще пару глубоких глотков. Отдышалась, ощупала себя снова, подняла подол платья, которое оказалось очень длинным для меня – я такое просто не могла себе позволить носить – выгляжу как «баба на чайнике».

Встать на ноги так и не смогла, потому что голова закружилась, да и голоса, которые я слышала, снова приближались, но теперь среди них я явно слышала мужской бас. Наскоро заткнула бутылку, засунула обратно под полку. На коленках прошуршала обратно и попыталась спрятаться за мешками, хоть это и было сложно – ноги слишком длинные, чтобы подтянуть их под себя, как я привыкла.

– Точно здесь? Одна? – переспросил мужской голос, и у меня все поплыло перед глазами. То ли брага дошла, наконец, до центра управления пьяной бабой, то ли от страха - разум немного размыл картинку перед глазами.

Скрипнуло, и мне в лицо ударил луч фонаря или телефона, но не особо ярко и точечно. Шорох шагов, тень на полу, надвигающаяся на торчащие голые ноги, которые спрятать так и не смогла. Откинули мешок, еще сильнее ударило светом, и я провалилась в забытье, где мне снилось лето и речка, липкая жижа у берега, в которую наступать было отвратительно, но купаться хотелось – песочек будет только через пару метров.

– Пола, Пола, Полка! – на лицо упал холод, и голос издалека становился все четче и реальнее, эхо отступало. – Ты чего это решила упиться так? Сама спрятала, чтобы не трогали, сказала, что с ног валит с одного стакана, и сама же пить принялась? – голос был тем самым басом, что слышала с улицы перед тем, как отрубиться.

– Т-то ты? – только и смогла я прошептать сухими губами, а при попытке открыть глаза, к этому оркестру «прекрасных» ощущений тромбоном подключилась головная боль. Когда картинка настроилась, передо мной стоял мужчина лет тридцати. Неуклюжая, но старательно подстриженная бородёнка, усики, что опускались к этой самой бородёнке, внутри этого волосяного обрамления чуть полноватые губы. Голубые или серые глаза, волосы зачесаны с намеком на челку чуть набок. Пижон, мать его.

– Пола, ты пришла в себя? – он говорил так уверенно, словно говорил со мной всю жизнь. – Хватит ломать из себя принцессу! Дети тебя второй день не видят, - он поднес к моим губам стакан с водой, и я жадно выпила, выдохнув: - Еще-е!

На лицо снова упала мокрая тряпка, потом ее подняли, и я увидела лицо девочки лет шести. Она будто играла, шмякая на глаза мокрую тряпку, после чего с лица текло по шее, за уши, но все равно, это было приятно – лицо горело. Она хихикнула и прижалась к моей щеке своей щекой. От нее пахло чем-то сдобным. Девочка внушала надежду, что убивать меня не станут.

– Кто вы? – теперь слова из меня выходили полностью, а не их обрывки. Попытавшись поднять голову, я получила, видимо, какой-то внутренний микроинсульт моего закипающего мозга в виде спазма и уронила голову обратно.

– Выпей это. Поспишь до утра, а там, глядишь, и вспомнишь кто мы, - буркнул этот усатый хлыщ, поднял чуть мою голову, подставил стакан, дал сделать пару глотков и убрал. В горло полилось что-то горьковатое с сильным запахом полыни. Последней мыслью было – если выживу, выщиплю этому дятлу усы. По одному. Привяжу к стулу и выщиплю.

Я проснулась от крика петухов. Сначала подумала, что показалось, но открыв глаза и вспомнив то, что произошло ночью, петухи показались фигней. Деревня? Да, но мебель и вещи уж слишком необычные для наших деревень. Я начала было оглядываться, рассматривая чистенькие занавески и широкую кровать, на которой и села, но потом вспомнила ночное марево в голове. Откинула одеяло и обнаружила под ним очуметь какие длинные ноги. Мои были полнее и короче. Заметив, что на красиво вырезанных из дерева дверцах шкафа есть зеркало, я подскочила и прокралась к нему.

С гладкой поверхности зеркала на меня смотрела незнакомая девушка. Лет двадцать – максимум. Белая рубашка чуть ниже колена, волосы, если перебросить на грудь, вполне ее прикрывают. С красивыми завитками, темно русого или чуть с отливом в каштановый.

- М-мм, - замычала я вслух. - Что за чертовщина такая? Эта профурсетка Лена бежала за мной до лифта, там я просидела, наверно, часа два. Потом заснула. Проснулась - сарай, дети, потом брага из бутыли, щегол этот усатый… Или дятел? Боже, да какая разница! Я и орнитолог плохой, и психолог так себе. Мужик, что поил меня, и дети! Дети! И он говорил со мной так, словно я должна его знать! – выпалила я и села на стул, что стоял прямо напротив шкафа возле стены.