Поправка курса (СИ) - Щепетнёв Василий. Страница 35

Принцессу играет свита, и свита прибыла первой. Из колясок сошли артисты. Некоторых публика уже знала — силача Пафнутия, стройного Семенова-Вольского, комика Захарченко («Наполеон, Наполеон из мешка!»), остальных узнает в скором времени.

И, наконец, апофеоз: подкатил автомобиль! И из него сошла на землю звезда! Мэри Дрим! В костюме Гамлета, фиолетовом, бархатном, с отложным воротником, высоких сапогах и при шпаге! Выглядела Мэри очень эффектно, на все сто. Вернее, на все двадцать пять — больше ей дать было невозможно. Мужской костюм подчеркивал всё, что следовало подчеркнуть, и мужчины смотрели на Мэри во все глаза. Дамы, впрочем, тоже.

Мэри в сопровождении свиты проследовала в «Избушку» Синани, которая по такому случаю преобразилась во дворец. Публику запускали маленькими группками, по семи человек. Публика покупала набор карточек, и Мэри расписывалась на той, где она была в наиболее выигрышном виде. Другие артисты — тоже.

За полтора часа было продано сто сорок наборов карточек, тридцать шесть экземпляров «Ромео и Джульетты» и двадцать четыре — «Гамлета». Суворинские издания.

Дело, конечно, не в прибыли, которую получил Синани от продаж. Дело в славе. Ждать, когда слава сама придет? Ну нет. Мы её позовём, славу. Каждый, получивший карточку с автографом, станет агитатором. Хвастаясь, расскажет об этом событии дюжине знакомых. Или двум дюжинам. Люди в это время и общительны, и словоохотливы. Развлечений-то немного, и одно из развлечений — поговорить. С друзьями, со знакомыми, с малознакомыми, с совсем незнакомыми.

А потом артисты, мы и дюжина особо приглашенных прошли в кефирное заведение Аксельрода. Волшебное действие модного напитка и прежде привлекало дам, а уж после сегодняшнего дня…

— Устала, — пожаловалась Мария, когда мы вернулись в Дом Роз. — Рука устала, — но чувствовалось — довольна. Артисты падки до внимания. А внимания сегодня она получила вдоволь.

— То ли ещё будет, — сказал я.

— А что будет?

— Их будут тысячи, поклонников. Буквально тысячи. В Москве, Санкт-Петербурге, Варшаве, а потом и в Берлине, Лондоне и Париже.

— Так уж и в Париже?

— «Пегас» продал двадцать копий во Францию. Десять в Англию. Тридцать в Германию. И это только начало.

— А… — она замялась.

— А деньги? — угадал я. — Это будет в конце года. По итогам. Пока только жалование.

Жалование у Мэри Дрим было хорошее. Выше, чем у Ольги Книппер в Московском Художественном театре.

— А как ты справился с великим князем? — сменила разговор она, чтобы я не заподозрил её в корысти.

— Никак я с ним не справлялся. Великому князю сейчас не до меня. У великого князя война с Японией. Не может он месяц отдать лечению. Вот разобьет японский флот, тогда и посмотрим.

На случай, если после войны великому князю вдруг захочется омолодиться, у меня был план. Месяц строгой диеты, умеренных физических упражнений и активный лечебных процедур — морские купания, токи Дарсонваля, франклинизация, очистительные клизмы… Аппаратура, закупленная в Германии, уже работала, и на чувствительные натуры оказывала весьма благотворное воздействие. Вместе с кефиром. За вполне умеренную цену — триста пятьдесят рублей за месячный курс. Этим, разумеется, занимался Альтшуллер, которому пришлось завести ассистента, свежеиспеченного выпускника медицинского факультета Харьковского университета. Думаю, великий князь остался бы доволен и безо всякого препарата Аф. Обойдётся. На великих князей никаких препаратов не напасёшься. Да и ни к чему это.

Вечером мы тихонько заглянули в Особую Ложу электротеатра. Особая Ложа — для особой публики. Ходили слухи, что сам Государь посещает «Пегас-Иллюзию» инкогнито, что, конечно, было ерундой: государь в Ливадию в этот год вовсе не приезжал. Но да, он смотрел и шекспировскую трагедию, и «Юнкера Шмидта». Изволил смеяться, интересовался, когда будет продолжение. Скоро, пообещала дирекция ФГ «Пегас». И обещание собиралась исполнить к Рождеству — нашему, православному. Вот только снимем «Войну Миров» и «Гамлета», и возьмемся. Снимают быстро, две недели на часовую фильму. Ну так артисты — профессионалы!

Сегодня, как и обычно, аншлаг. Ялта небольшой город, но население любит синему и ходит по три, по четыре, по десять раз на полюбившуюся фильму. Не просто ходит, а несёт денежки в кассу. Конечно, немного выходит, но все-таки прибыль. Когда число всякого рода «Иллюзионов» пойдет на сотни — тут-то червонцы рекой и хлынут. А это будет скоро. Очень скоро. При пятидесяти процентах прибыли капитал готов работать круглосуточно — и работает! Люди, однажды распробовав магическую силу синематографа, остаются верны ему в девяти случаях из десяти.

Мэри уехала на виллу. Работа на образ: скромная юная девушка, всецело посвященная синематографу, не может оставаться на ночь у мужчины, пусть даже и барона. Вся жизнь — иллюзия, главное, выбрать правильную иллюзию. Чтобы не было мучительно больно за бессмысленные грёзы. Пусть грёзы будут со смыслом!

Октябрь, нынешний октябрь в Крыму стоит иного августа в Санкт-Петербурге: тепло и солнечно. В ноябре уже не так, в ноябре осень всерьез, холодная, промозглая, скучная, но у нас пока октябрь. Радуемся.

Я посмотрел на грибную делянку. Шампиньоны, осенние крымские шампиньоны дружно вылезли из земли, погреться на уходящем солнышке. Завтра нужно будет убрать последний урожай. Не нервировать Альтшуллера: он смотрит на грибы, как язычник на деревянного домашнего идола. Вдруг да и чудо?

Ага, ага, ага. На чудо надейся, а сам не плошай. Он и не плошает, Исаак Абрамович. Недавно на пять тысяч купил привилегированные акции нашей электрокомпании, а до того вложился в «Пегаса». Не то, чтобы уж очень крупно, но, с учетом перспектив, он заткнет за пояс и харьковских, и одесских светил.

И тут показался доктор. Был он грустен, задумчив и даже напуган.

— Что-то случилось, Исаак Наумович?

— Да вот… Думаю, идиотская шутка, но… — он протянул конверт. Обыкновенный конверт, такие продаются везде, да вот хоть у Синани, рубль — пятьдесят штук. Налепил марку — и посылай хоть во Владивосток. Но этот конверт был без марки.

— Внутри… — сказал Альтшуллер.

Я отогнул клапан, достал листок. На самой обыкновенной бумаге самым обыкновенным пером самыми обыкновенными чернилами было написано: «Положите пятьсот рублей в урну рядом со скамейкой Чехова этим вечером. Если не сделаете — ваша дочь умрет в страшных мучениях».

Однако!

— Как вы получили это письмо? Марки-то нет!

— Кто-то бросил в почтовый ящик.

Альтшуллер принимал на дому, и ходили к нему многие. Кто-то и подбросил. Нет, я догадывался, кто. Даже не так — знал, кто. Просто не хотел торопить события: известный враг наполовину обезврежен. А пришлют неизвестного — опять морока. Но делать нечего.

— Видите, доктор, некоторые буквы чуть-чуть размыты? Нет, нет, не трогайте. Булька хоть и не ищейка, но нам поможет.

Мы сели в коляску Альтшуллера и поехали во «Францию». Доктор нервничал, но старался держать себя чинно и благородно.

— Мы к Синани? — спросил он, когда мы остановились перед «Русской избушкой».

— Нет, не будем тревожить Исаака Абрамовича. Но тут рядом.

Рядом — это заведение Роффе. Пресные и морские ванны. Но нам нужны не ванны. Нам нужен Валерий Николаевич.

По вечернему времени посетителей нет.

— Здравствуйте, здравствуйте, — поднялся Никитин. — Пришли так, или желаете брать ванны?

— Деньги принесли. Пятьсот рублей, — ответил я.

— Принесли… Позвольте, какие пятьсот рублей? Кому?

— А вот сейчас посмотрим.

Я достал конверт, развернул и дал понюхать Бульке.

— Ищи!

Искать долго не пришлось: Булька подбежал к Никитину и, как бы резвяся и играя, ухватил его за ногу чуть повыше щиколотки.

Ухватил и ухватил. Крепко. И не захотел отпускать.

— Чего это он? Уберите собаку!

Я неспешно подошел к столу, на котором лежала конторская книга.

— Чернила — похожи, перо — похоже, а почерк — очень похож. Смотрите, и здесь, и в письме буквы «р» и «б» написаны одинаково, обратите внимание на завиток, — показал я Альтшуллеру.