Экспедиционный корпус (СИ) - Лопатин Георгий. Страница 16
Пока шли по первой лини, через определенный промежуток встречались посты наблюдателей пытавшихся что-то высмотреть во тьме. Впрочем, тьма никогда не бывает полной даже в отсутствии Луны, так что какое-то движение на нейтралке засечь при удаче все же можно и тогда начинался переполох: стреляли винтовки, били пулеметы и рвались гранаты. Вражеского разведчика пытались уничтожить всеми возможными средствами. Но пока было тихо.
По мере движения рота редела, она словно железнодорожный состав на каждой станции теряла по вагону.
Первыми отвалился пулеметный расчет.
С пулеметами кстати интересно получилось. После того представления с пулеметом «шоша», выяснилось, что он будет выступать как запасной ствол для запасного наводчика на случай выхода из строя основного пулемета. А в качестве основного должен стать пулемет «гочкисса». Просто с поставкой возникла заминка (французы в первую очередь насыщали ими собственные войска и восполняли потери непосредственно на фронте), которую разрешили за неделю до отправки сводной роты на фронт. Но пулеметчики его освоить все же успели, и он им понравился гораздо больше «шоша». Даже вздохнули с облегчением. Но оно и понятно, на фоне «шоша» любой другой покажется за идеал. Даже мелькнула мысль, что франки специально так сделали, чтобы не привередничали с «гочкиссом».
— Но все равно хуже «максимки», — высказал свое мнение все тот же неугомонный ефрейтор Малиновский.
Михаил случайно узнал его имя — Родион, так что да, тот самый, будущий маршал. Аж автограф взять захотелось…
«Дерзкий пацанчик», — с усмешкой подумал Климов, увидев, что тот ведет себя с офицерами на грани фола, так что нет ничего удивительно в том, что отношения с ними складывались не ахти, из-за чего страдал в плане наград.
Нет бы сделать выводы из прежнего опыта службы и попридержать неизвестно откуда взявшийся у деревенского паренька гонор, но нет и на новом месте стал топтаться по старым граблям.
Так-то вполне мог уже и три «Георгия» иметь, ну пусть даже два, а там и новый чин, но Родион чего-то закусил удила и практически нарывался на оплеуху.
«Скрытый сицилист наверное», — снова невесело хмыкнул Климов.
— Или наоборот…
Слышал Михаил в начале девяностых, (когда стали активно переоценивать личностей, а возродившиеся словно фениксы из пепла «аристократы» принялись искать «своих» среди «чужих», то есть среди высшего комсостава Красной армии), байку, что Малиновский на самом деле бастард некоего дворянина и отца своего он прекрасно знал. Отсюда его настойчивость в изучении именно французского языка (не немецкого или тем более английского, кои в изучении даже вместе взятые легче французского). Не правда ли странное желание у крестьянского мальчугана? А так же стремление попасть на военную службу и стать офицером. Складывалось такое впечатление, что он по юношеской наивности и проистекающей из этого пылкому максимализму пытался кому-то доказать, что достоин быть сыном своего отца, может даже добиться его официального признания. Отсюда же и ершистость по отношению к командирам и дворянам, дескать я ничем не хуже вас.
Как бы там ни было Климов был сто процентов уверен, что именно Малиновский попадет в пулеметный расчет второй сводной роты.
Что до ТТХ «гочкисса», то они и впрямь не особо впечатляли. Масса двадцать три с половиной кило, патрон все тот же — восемь миллиметров «лебель», скорострельность пятьсот выстрелов в минуту, прицельная дальность чуть больше тысячи восьмисот метров с весьма оригинальным боепитанием в виде длинной пластинки-обоймы, хотя можно было заправить и привычную по «максиму» матерчатую ленту, но ее использовать не любили.
Но вот, изгваздавшись в глине с ног до головы, многие нет-нет да падали с глухими матами, наконец добрались до своей позиции, когда на востоке начало светлеть.
15
В предрассветных сумерках стало ясно, что участок окопа им достался частичной готовности, то есть представлял собой обычный ров полутораметровой глубины с бруствером из мешков с песком. Но если смотреть со стороны противника, должно было казаться, что укрепления тут отрыты полноценные, а на самом деле копать и копать.
Пространство перед позициями, как и везде, оказалась перегорожено ржавой колючей проволокой с плотностью в пять-шесть метров в глубину. Тут и там подвешены консервные банки и колокольчики на случай если незаметно подберутся разведчики-диверсанты, коим потребуется пленник. Имелись еще какие-то хитрости на тот случай если банки и колокольчики противнику удастся обезвредить.
Казалось, что такое препятствие в принципе невозможно преодолеть, всех перебьют обороняющиеся, если только не растащить в стороны с помощью тех же танков зацепив кошками. Но нет, умудрялись как-то проникать и даже врываться в окопы, чтобы подохнуть уже там.
Французский лейтенант тем временем проводил для Михаила Климова экскурсию по позициям, показывая и рассказывая о местных «достопримечательностях».
— Вот этот участок длиной в сто двадцать метров, от одного хода сообщения со второй линией окопов до другого, является теперь сектором обороны для вашего взвода, господин капитан.
Климов понятливо кивнул, не став поправлять оплошность лейтенанта со своим званием. Он тоже с обозначением француза себя не утруждал со всеми этими «су».
— Есть три укрытия, два для солдат, каждый рассчитанный на отделение в десять-пятнадцать человек и второй для офицеров.
У солдатского укрытия как раз началось активное шевеление. Проснувшиеся бойцы французской армии спешили в сортиры, что были отрыты в ходе сообщения со второй линией окопов.
Солдаты выглядели весело. Ну как же, неделя прошла относительно спокойно, пара обстрелов не в счет, и смена прибыла, так что осталось дотерпеть до ночи и можно наконец свалить на законный отдых.
— Ну и офицерский…
Из офицерского укрытия так же вылез младший офицер с теми же потребностями, что и у солдат, только у них сортир находился в другом ходе сообщения.
Офицер тоже угрюмым не выглядел.
— Еще три укрытия во второй линии окопов…
Климов понятливо кивнул. Система проста и незатейлива, исповедует принцип яиц и корзин, то есть все яйца в одну корзину не складывают, а значит если германец удачно накроет первую линию окопов, то их заменят бойцы из второй.
Третья линия тут оказалась фактически в зачаточном состоянии, просто отрытая канава даже без намека на облицовку, стрелять из которой можно только из положения «с колена», а в паре мест и вовсе лишь лежа.
Что до убежищ, то они, по крайней мере на этом участке фронта, являлись фактически вкопанными на глубину десяти метров деревянными срубами. Хотя на более старых позициях укрытия давно сделали либо кирпичными, либо из бетона. Каждое убежище имело два выхода, помимо того, что вело непосредственно в окоп, второй выходил в ход сообщения между двумя линиями окопов, либо наверх, если убежище находилось в центре. Так же убежища могли сообщаться между собой. Но в данном случае такой опции пока не имелось.
В офицерском убежище могло разместиться четыре человека. Как понял Климов этот на тот случай если на данном участке будет готовиться наступление и начнут накапливать силы.
Так же в убежище имелась печурка а-ля буржуйка. Вот только топили ее не дровами, а древесным углем не дававшим дыма. Впрочем, днем топить все равно не рисковали, а вот ночью с этим проблем не имелось.
У солдат так же имелась печка с ведром воды на ней, так что в помещениях ночью было достаточно тепло и имели горячую воду к утру. При желании поставив чайник могли заварить себе чай или кофе.
В общем все у франков было хорошо продумано.
«У фрицев надо думать не хуже, а то и того получше, — подумал он. — Это только у нас скотские условия…»
— Далеко до противника? — спросил Михаил, что бросил свои вещи в убежище и снова вылез на свет божий, настроение опустилось еще ниже.