Притворись моим другом (СИ) - Палла Иоланта. Страница 9

— Есть, — выдавливает из себя слово и старается на меня не смотреть, словно я ей противен.

Еще бы. Ободранные коленки. Порезанная лодыжка. Не девчонка, а одна сплошная травма.

Когда выходим из здания, натыкаюсь взглядом на компашку Макса. Он стоит спиной. Майорова зеленеет и бледнеет. Вид такой, что готова просочиться через асфальт прямиком в ад, но я держу. Не обращая внимания на пацанов, веду новенькую к мотоциклу, на котором частенько гоняю.

— Смотри, Макс!

Кто-то из шестерок сдает нас. Лица Резникова не вижу, но знаю, что они краснеют от злости.

— Это что? — Майорова оживает, когда аккуратно отпускаю ее и подаю свой шлем.

— Хочешь погуглить? — одна бровь взлетает вверх, пока глаза новенькой скользят по черному, как смерть, моту.

— Я про него, — тычет в транспорт так, будто перед ней инопланетное существо возникло, — хочешь, чтобы я на него села?

— У тебя есть другие варианты? — спрашиваю, намекая на застывшего Макса.

Майорова бледнеет, а её щеки покрываются румянцем.

— Ты можешь не отвечать вопросом на вопрос? — тихо возмущается, но глаза отводит в сторону, не выдерживая моего взгляда.

— А ты можешь не задавать глупых вопросов? — надеваю на ее непробиваемую голову шлем, заправляя волосы и защелкивая ремешок. — Вцепишься в меня, как в маменьку родную, и доедешь до дома целой и невредимой.

Раздраженно прозвучало.

Именно это чувство перекрыло все остальные.

Раздражение.

Майорова опустила глаза и поникла после последней фразы. На удивление даже не пикнула, когда я помогал ей сесть на мотоцикл, и зажала меня мертвой хваткой, стоило железному зверю сорваться с места.

Видимо, со сравнением «как маменьку родную» я переборщил.

Не забывайте нажимать на звезду, если вам нравится история. Буду очень рада вашей активности;)

Глава 11

Евангелина

Пунцовый. Именно в этот цвет окрашиваются мои щеки, когда Руслан оказывается рядом, и ведь ничего такого он не делает, просто помогает, а я вся напрягаюсь и стремительно краснею, выдавая странные реакции, которые выставляют меня еще большей дурой, чем до этого момента. Вожусь с поиском ключа от двери несколько минут из-за того, что руки дрожат. А еще я стояла некоторое время, как вкопанная, и смотрела на ступеньки, по которым спустился Власов.

Мало того, что он выступил волонтером, так еще и по до входа в квартиру донес. Выбил своим поступком все, что я скопила в коробочку с названием «засранцы 11 «Г»». Его внезапная забота в сочетании с грубыми ответами ввели меня в состояние шока. Не такого, какой я получила от глумления Резникова, а другого. Противоположного.

Я слова не смогла произнести, пока он не скрылся из виду, и пребывала в непонятном для меня состоянии. Во-первых, я первый раз каталась на мотоцикле, и не абы каком, а на дорогущем черном байке. Откуда он у Власова? Никто из одноклассников не приезжал к школе на таком виде транспорта. Да, и утром я не заметила его, потому что спешила. Сейчас ощущения захлестнули. Страх и восторг так смешались, что мой мозг превратился в дешевое желе за двадцать рублей. Я не могла мыслить связно и, как переварить случившееся, тоже не представляла. Наверное, по этой причине застыла на пороге, забыв о том, что от глаз тёть Оли не укроется моё очередное «боевое» ранение.

— Ой, а кто это у нас пришел? — услышала её ласковый голос, как только захлопнула входную дверь.

Скривилась. Не получилось войти в квартиру тихо из-за ноющей лодыжки. Сердце забарабанило о ребра, грозя выбить их. Я медленно повернулась на голос тёть Оли и замерла от того, что увидела.

— А мы тебя ждем, — осведомила меня мамина подруга, стоявшая неподалеку, — не стала тебе звонить, чтобы не отвлекать, — она покачивала в руках ребенка, завернутого в светло-голубую пеленку, и улыбалась, — представляешь, всё. Артёмку забрала. С ним все хорошо. Вес постепенно наберет. Такой маленький…

Она перевела взгляд с моего лица на крохотный комок, который не издавал ни звука, а может, моё несчастное сердце заглушало все звуки. Колотилось так, что и до полной остановки не далеко. Да, что там! Меня всю затрясло. Заколошматило внутренние органы. Кровь застывала в венах и снова бурлила.

— Лин, — тёть Оля сделала шаг в мою сторону, а я вжалась в дверь, отступая и крутя головой, — это же твой братишка. Посмотри, какой хорошенький.

Её ути-пуси с комком, который она называла моим братом, окончательно сбили все ориентиры. Сердце облило жаром. Раз. Второй. Глаза увлажнились.

— Мне нужно сходить в магазин и купить все необходимое для него, — голос тёти проникал сквозь преграду, которую я неосознанно выстраивала, — коляску, кроватку, кое-какие вещи. Ты же с ним посидишь? Я смесь приготовила. Должно хватить, пока меня не будет…

— Нет! — выпалила так, что чуть не оглохла, а тёть Оля вздрогнула. — Нет. Нет. Нет.

Пробежать мимо нее не получилось из-за болит в ноге. Я неловко проскакала к своей комнате и скрылась в ней, как в крепости. Специально не смотрела на брата, когда находилась рядом. Я не могу. Не могу!

Хорошо, что тёть Оля не стучалась и не входила в комнату, пока я сидела на краю постели и качалась, пытаясь себя успокоить. Все неправильно! Нет! Так не должно быть! Это не моя жизнь, а я чья-то чужая!

— Ева, скоро уже пойдем по магазинам и скупим все, что там есть! — мама с восторгом в глазах расчесывает мои длинные волосы, а я смотрю на ее живот, где то и дело мелькает ножка будущего футболиста. — Отец так рад. Видела? Ох, мои родные, как же я вас люблю! — Она крепко меня обнимает, а я чувствую через скромную преграду пинок от брата.

— Можно? — тёть Оля входит медленно, дожидаясь моего кивка.

Подходит и садится на некотором расстоянии от меня. Уже привыкла к тому, что я, словно дикая, отталкиваю всех. Не всегда. Лишь в такие моменты, когда все живое оголено.

— Я позвала Арину, — соседку по лестничной клетке, ее ровесницу, — она посидит с Артёмкой, пока я куплю все нужное.

Снова киваю, уставившись на пальцы. Толком ничего не вижу из-за слез, которые предательски застилают глаза.

— Все хорошо, Линчик, — тёть Оля тяжело вздыхает, но произносит каждое слово бодро и оптимистично, — примешь со временем. Отцу звонила?

— Нет, — хриплю в ответ и закусываю губу.

Глупая… Слабая… Трусливая…

— Позвони.

— Нет, — качаю головой, а тётя жалостливо смотрит на меня, — он меня не простит. Они меня не простят. Никогда.

— Не правда, Лин, — она придвигается и приобнимает меня за плечи, вынуждая напрячься, — ты ни в чем не виновата.

— Виновата, — произношу вслух, буквально выталкивая из себя слова, — из-за меня она умерла. Все из-за меня!

Прикрываю лицо руками и плачу. Не могу сдерживать в себе скопившуюся боль. Мамино счастливое лицо. Радость отца при виде снимков УЗИ. Каждый момент проносится перед глазами вместе с потоками соленой влаги. Меня ломает и кромсает заново. Как в тот день. Безумно больно.

— Хочешь, я останусь и поговорим? — тёть Оля гладит меня по спине, и я заставляю себя хоть на миг успокоиться.

Отрицательно качаю головой, делая вид, что со мной все в порядке, пока системы органов визжат о повышенном уровне опасности.

— А придется, — спокойно говорит и указывает на повязку на моей ноге, — я скоро вернусь. Завари ромашкового чая, Лин. Не плачь больше, пожалуйста. Аришка Артёмку к себе забрала, если что.

Она поднялась и дошла до двери, пока мое сердце отчаянно искало себе приют. Я даже дышала через раз. Рвано хватала кислород и затихала.

— Я быстро, Линчик, — тёть Оля выдавила из себя улыбку, — куплю тебе что-нибудь вкусного или суши закажу.

Моего ответа она не дожидается. Уходит.

Я жду несколько минут и падаю лицом в подушку. Кричу, что есть сил. Не знаю, сколько это продолжается. В легких свистит. Жжение внутри не шуточное. Переворачиваюсь, понимая, что исчерпала весь запас эмоций. Сейчас их попросту нет. Именно в этот момент слышу оповещение из мессенджера. На автомате достаю телефон и смотрю на сообщение из чата, не в состоянии дать хоть какую-то реакцию на увиденное.