Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ) - Эфф Юлия. Страница 15

Тёплая волна дошла до сердца, согрела его и остановилась. Захотелось плакать, просто так, без причины, и уткнуться в материнскую грудь. Малериец же, закончив действо, поднялся с колен, знакомо приложил ладонь к сердцу и вернулся в свой угол, где лежала цепь. Теперь, наверное, нужно было снова заковать его, Кайа обернулась, но Аши рядом не было. Пришлось выйти в коридор, где слышались два тихих мужских голоса. Матушкина защита испуганно жалась к решётке, и Кайа догадалась: магия малерийца задела настоящую Тьму!

— Аша, всё закончилось, иди ко мне, ты нужна!

Мужское парное бормотание вмиг затихло, потом послышался приглушённый голос Дыва, и он вышел из темницы Янне сына Нарри:

— Что случилось?

— Мы нужно идти, — Кайа провела рукой над облачком, коснувшимся её плеча. — Аша, надень обручья на раба и цепь.

Неохотно послушалась ручная Тьма, медленно заплыла в темницу к малерийцу, он самостоятельно надел растянувшиеся браслеты, Аша покрутилась, закрывая их, потом точно так же металлическое кольцо, соединённое с цепью, — и с облегчением молниеносно вылетела из темницы.

Дыв сказал пару слов товарищам, закрыл замки на дверях, на решётке, прицепил ключи на пояс к охраннику, и зашагал рядом с принцессой, улыбаясь своим мыслям.

Кайа молчала, косилась на спутника и злилась: вот что сделали сказки с ней! Всё детство слушала истории, бессознательно отбирая те, что некогда стали наследием от рабов-малерийцев.

Ни одна из сестёр не мечтала увидеть светлокосых жителей Кар-Малерии, как этим бредила Кайа. И вот один из них, не светлокосый, не настоящий маг идёт рядом с ней, улыбается, а у Кайи мурашки то и дело щекочут плечи и руки…

Аша вдруг резко остановилась перед лицом принцессы и рванула в темноту, а через несколько мгновений заметалась рядом, то сжимаясь в плотное пятно, то становясь похожей на птицу.

— Сёстры с матушкой вернулись! — догадалась Кайа, и кровь отлила от лица: — Вы не успеть приходить!

Раб заметно испугался:

— Бежим!

— Нет! — Кайа (неслыханное дело!) схватила его за руку и потянула в сторону кухни, переходя с карамалийского на родной от волнения. — Поднимемся по кухонной шахте! Я так много раз делала!

На кухне, слава Тьме, спала обычная ночь. Низ шахты, на которой находился стол для блюд, подаваемых наверх, был открыт. Кайа потянула раба за собой: “Сюда!” — залезла сама и толкнула рычаг от колеса с накрученной на него цепью. Механизм скрипнул и замер.

— Аша!

Тьма метнулась от хозяйки, и стол с двумя крупными “блюдами” поехал вверх, ускоряясь. Из-за тесноты приходилось терпеть мужчину, прижимавшегося боком и обхватившего рукой.

— Куда мы выйдем? — спросил раб, обжигая дыханием ухо принцессы.

— В центральную башню, наши комнаты выше на один пролёт.

— Благодарю, доннина.

Кайа помолчала, Аша трудилась внизу, но даже так шахта ехала слишком медленно: под рукой карамалийца вспотело тело, и хотелось, чтобы он её или убрал, или уже сдавил посильнее…

Толчок оповестил: стол появился во фрейской столовой. На сидевших под столом сразу обрушился прохладный воздух, свободно гулявший на верхнем ярусе. Карамалиец вдруг быстро приложился губами к руке Кайи, сошедшей с подъёмного механизма, и выскользнул в ветряной сумрак коридора — к своей комнате избранного слуги.

Аша догнала хозяйку на лестнице по дороге к бабушкиной башне, оставалось немного — открыть дверь, добежать до ложа и плюхнуться в кровать. Если матушка заглянет к дочери, та уже будет спать.

— И где ты гуляла, обманщица? — спросил ироничный голос Инграма, валяющегося на постели младшей сестры.

7. Цена любви

В голову ничего оригинального не приходило: разум, только что перенёсший несколько волнительных минут, не оказался готов к новому испытанию. Кайа молча плюхнулась рядом с братом, потянулась и пробормотала:

— Погуляла немного.

— Где можно гулять ночью во дворце? Я понимаю: если бы ты имела крылья и улетала бы, да хотя бы к диким, на их игрища.

— Получу крылья и обязательно туда слетаю. Ты меня возьмёшь с собой? — сестра перевернулась на живот и подпёрла рукой голову, чтобы видеть родное лицо вблизи.

Инграм не притворялся, что устал, от него приятно пахло морской солью и влагой. Крылья были свёрнуты и не видны, но то, что они не успели высохнуть в полёте, Кайа знала по прошлым полнолуниям. Сейчас прохлада Побережья таилась внутри брата, и девушка не удержалась, погладила чешуйчатый изящный рисунок на скулах. Инграм улыбнулся и повернул к ней лицо:

— Матушка сегодня пообещала Солвег седьмую жертву. Полетим через неделю к диким. Знаешь, что это значит?

— Что дикие больше двух жертв в год не приносят, — с иронией ответила Кайа, и брат посмеялся:

— Заноза ты. Дождаться не можешь инициации?

Девушка вздохнула. С Инграмом давно хотелось поговорить серьёзно, но он всегда отшучивался, стоило ей заговорить на больную тему, как чувствовал. А сегодня отчего-то нега накатила на него, прилетел к ней, а не к себе или остался с сёстрами.

— Не только инициации.

Брат не двигался, только смотрел, поэтому Кайа осмелилась, приподнялась и сместилась на локтях ближе к нему, оперлась на его грудь — сложила голову на руки:

— Я люблю тебя.

Инграм поморщился:

— Давай не будем об этом хотя бы с тобой, а? Хотя бы сейчас.

— Марна, Солвег и Улва тебе признавались? — вдруг догадалась Кайа.

— Улве нравится Горан.

— Ух ты! Ну-у-у, Горан тоже ничего, но ты лучше.

Инграм повозился, скинул с себя сестру, сел на край кровати, зевнул:

— Завтра отец с утра хочет слетать на восточную границу. Дикие сказали, там что-то случилось. Вернее, их гвыбод*[1] увидел. Говорит, горы растут, земля дрожит, два племени погибло.

— Будь осторожен, — руки Кайи обвили плечи брата и сомкнулись на его груди.

— Кайа! — Инграм недовольно скинул тёплые оковы. — Что с тобой сегодня такое? Приставучая стала. Я знаю, где ты гуляла — ходила на карамалийца пялиться, пока Солвег не видит… Отстань!

Он встал резко:

— Маленькая ты ещё!

Слушать это от Инграма было обиднее всего, и слёзы брызнули из девичьих глаз. Принц, ещё не умеющий сопротивляться женским уловкам, тут же обнял:

— Ты только плакать умеешь!

— А ты меня обнимаешь, только когда я плачу! — сквозь слёзы пробубнила Кайа, чем насмешила брата.

— Бобо-боба-ба-бабу! — передразнил Инграм. — Не плачь, малышка. Ты же ещё ребёнок, как я могу на тебя по-другому реагировать? И не проси меня стать твоим первым мужчиной. Мне Марны и Солвег хватило. Не надо мне рассказывать про Ребекку и Нельса Великодушных. Я сыт по горло сказками о прадедах. И как можно жениться на своей сестре — это же скукота серая! Знать, что она сейчас скажет через минуту, в какой позе уснёт рядом — к тебе спиной или лицом… Те времена, когда мы должны были блюсти чистоту крови, прошли. Я хочу повидать мир. Даже убогие малерийцы путешествуют, а меня отец дальше, чем на крыло, от себя не отпускает. Я бы мог облететь Всемирье, как это сделал мой дед Инга, имя которого запечатано во мне. Может, я найду прекрасную принцессу Тьмы, и мы создадим своё Всемирье?

Кайа ошарашено слушала брата, впервые разразившегося подобными откровениями. Так вот он что задумал! Смыться из дома и отправиться исследовать Всемирье! Без неё! Она мстительно стукнула брата по плечу:

— Ну, и лети! А когда ты вернёшься, я всё равно тебя буду ждать. И лучше меня ты всё равно не найдёшь! Потому что только я знаю — ты грызёшь ногти, когда нервничаешь, и меня это не раздражает!

Инграм расхохотался, приподнял сестру так, что её руки оказались зажатыми по бокам:

— Договорились, если лучше тебя не найду, то женюсь, сестричка, клянусь Тьмой Воссоединяющей!

Кайа поникла. Уж она-то, и вправду, знала брата хорошо: на ветер слов он не бросал. Не зря, выходит, появлялся иногда на лекциях учителя послушать о разных странах, а появление карамалийцев подогрело любопытство. Но если Инграм улетит, то с кем она будет секретничать?