Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ) - Эфф Юлия. Страница 23

— Дыв сын Кариата, ты здесь? — прошипел знакомый голос, и Дыв запоздало сообразил, что машинально за Марной закрыл дверь на засов.

— Вы не улетели с сёстрами? — спросил он, наблюдая за тем, как гостья рассеянно ходит по комнате, рассматривая бытовые мелочи, от гребня, подаренного Солвег, до пустого ведра для купания и рядом двух баночек с маслом от Марны.

— Я не иметь крылья. Это не мой ночь. Раньше Инграм меня брать посмотреть, сегодня я устать и хотеть спать.

— Но вы не спите, моя доннина, — заматывая руку, Дыв подошёл ближе. — Угостить мне вас нечем.

— Угостить? — Кайа обернулась. Лицо её сегодня выглядело немного осунувшимся, отчасти печальным. — Что значить «угостить»?

Дыв растерялся:

— Это значит… дать что-нибудь вкусное, что утолит ваш голод или хотя бы порадует.

На лице девушки расцвела улыбка:

— О, ты мочь меня угостить! Я прийти к ты просить о одна вещь, нужная я. Мочь я говорить на фрейский? Ты я лучше понимать, когда я говорить свой язык.

— Разумеется, — Дыв еле сдержался, чтобы не поморщиться. «Пиявка» с приходом принцессы опять начала издеваться. На этот раз не жгла, как в присутствии Марны, а щекотала, и к этому моменту сползла до артефакта на запястье и, наверное, достигла бы пальцев, но была остановлена заговоренным обручьем, которое сдерживало оборотную магию, и отпрянула, ужаленная ею.

Рассеянная гостья, в отличие от сестры, ничего не замечала. Она села на край узкого ложа, ибо в комнате не нашлось другой мебели, и уставилась в некую точку на полу:

— Сегодня один из самых счастливых дней в моей жизни и самый несчастный одновременно. Мне кажется, я мечтала выйти замуж за Инграма с детства, и мечта моя сбылась, но…

Карамалиец поперхнулся воздухом: про эту новость он не слышал:

— Простите, вы выходите замуж за своего брата?

Кайа подняла глаза:

— Вы удивились? Почему?

— У нас не принято, чтобы брат и сестра женились. Это противоестественно.

Принцесса кивнула:

— Я слышала об этом от учителя. Но Праматерь и Праотец оба вышли из Хаоса, следовательно, были братом и сестрой. И они создали мир, не так ли? А мои предки испокон веков…

Дыв поднял руки, сдаваясь:

— Не хочу спорить, моя доннина! Так чем я могу вас порадовать?

Прицесса не скрывала смущения, она то почёсывала узор на скулах, то теребила одну из множества своих косичек. Дыв ждал, не совсем терпеливо: “пиявка” будто требовала снять артефакт — натыкалась на него и резко удалялась. В самом деле, стоило попытаться её послушать. Как знать, если запозла по руке, может, аналогичным способом и уберётся? От надежды на душе стало легче, но теперь присутствие простоватой принцессы тяготило, хотя та, безусловно, была самым приятным собеседником среди своих сородичей.

— Марна сегодня сказала, что я… — ящерка запнулась, тряхнула головой, — моя сестра права. Пока я не могу сделать моего брата счастливым мужчиной, потому что я неопытна. Когда мы с ним поцеловались (всего один раз!), я это тоже почувствовала. Да, Инграм любит меня как сестру и всегда ко мне хорошо относился. Но любить как сестру и женщину — это ведь не одно и то же? Солвег так сказала. Сёстры надо мной сегодня посмеялись… Почему ты так смотришь, карамалиец?

Дыв слушал фрейю, уже подозревая, о чём его попросят:

— Потому что у нас, жителей Кар-Малерии, невинность в почёте, и нет мужчины, который бы мечтал взять в жёны опытную в любовных делах девицу. Впрочем, — Дыв вспомнил только что неудачно закончившийся спор про смешение крови и сменил тон, — хорошо, я понял. Я должен вас, моя доннина, научить целоваться или?..

— Полностью, — закивала головой глупая ящерка. — Взамен ты можешь попросить меня о любом подарке.

Карамалиец нервно засмеялся:

— А ваши родители меня потом не загонят на рудник, за порчу своей дочери?

— Не беспокойтесь, матушка посоветовала мне обратиться к Горану или малерийцу. Я спросила, можно ли выбрать тебя, ведь ты, кажется, угадываешь тайные желания, а значит, не причинишь мне боли, я надеюсь на это. Матушка разрешила выбрать тебя. Если ты согласен, то после Улвы я стану твоей госпожой на неделю. Но… я боюсь, что если ваши повелители скоро приедут, то заберут вас, и мне придётся обращаться к Горану, а мне он не нравится. Он, я уверена, посмеётся надо мной, а потом будет рассказывать моим сёстрам, какая я неумёха.

На лице Дыва за время этого монолога сменилось несколько противоречивых эмоций: смешливость, недоумение, гнев, и снова стало весело. Кайа, когда оторвала вгляд от манящей к себе точки на полу, заметила улыбку:

— Ты тоже, раб, смеёшься? — соскочила униженная и готовая заплакать.

Дыв схватил её за руку:

— Простите, моя доннина, я смеюсь не поэтому… О, простите! — отпустил, увидев смущённо-недовольную гримасу. — Я не хотел вас оскорбить. Мы можем начать прямо сейчас. Только у меня будет одно условие.

“Пиявка” бесновалась, очевидно, желая сползти на пол, а настырная фрейская девица не собиралась уходить. Но и отпускать её обиженной и разгневанной нельзя было.

Кайа согласилась на странное условие завязать себе глаза — чтобы быстрее сосредоточиться на ощущениях и “научиться”.

— Приступим, — деловито предупредил Дыв, проверяя, не спадёт ли повязка с лица ящерки, — помните, пока я не разрешу, снимать повязку нельзя!

— Я дала слово, — нетерпеливо сказала Кайа.

И Дыв, поглядывая на гостью, расстегнул артефакт. “Пиявка” почувствовала свободу и поползла медленно через запястье к пальцам.

— Я жду! Не смейте меня обма… — напомнила Кайа и охнула — в её губы мстительно впились мужские, раздвигая их и вторгаясь языком.

Прошла минута, другая, и вдруг она начала чувствовать нечто, похожее на ту негу, которая наваливалась во время полёта на Инграме, когда приходилось прижиматься к нему. Взмокла спина и где-то под грудью, на которую раб положил одну руку. Дыв успел шепнуть на ухо парочку советов — как “встречать” язык, что делать руками. Кайа послушно повторяла и сама не заметила — руки безо всяких советов обвили плечи раба и потянули на себя, укладывая сверху.

Так было странно — сначала раб неохотно подчинился просьбе (а ведь Кайа могла просто приказать ему), и вдруг сначала на него нашло безумие, а потом оно передалось Кайе. А если представлять себе Инграма вместо раба, что с повязкой на глазах было несложно сделать, то… И она простонала, называя имя любимого и прося сделать с ней всё, что он захочет.

Дыв буркнул на своём, карамалийском, Кайя этого слова не узнала, остановился — но Кайя, облизывая пересохшие губы, вцепилась в него:

— Умоляю! Инграм!

Повязку с неё сорвали, небрежно, сдирая зажимы для волос. Дыв в одних штанах, прекрасный карамалиец, белокожий, сероглазый и черноволосый, возвышался над ней с напряжённым лицом:

— Моя доннина, на сегодня, думаю, достаточно! Вы… очень быстро учитесь…

“И его губы пересохли. Как странно!” — подумала Кайа, глядя на раба снизу вверх. Урок был окончен, но отчего не хотелось вставать? Она призналась в этом шёпотом и добавила:

— Это нормально?

Раб сглотнул и кивнул вместо слов.

Кайа поднялась, оправила задранное платье, прислушалась к себе:

— Ты был прав. Ты — хороший маг. Наверное, на самом деле, ты малериец, но не знаешь об этом…

— Чтобы доставить женщине удовольствие, не нужно быть магом, — Дыв усмехнулся.

— Но ты делаешь это очень хорошо. Благодарю, — она поднялась. — Когда будет следующий урок?

— Когда скажете, моя доннина, — раб церемонно поклонился, подбирая в руку рубашку с пола.

— Тогда до завтра, Дыв сын Кариата, — Кайа дошла до двери и вдруг вернулась, потрогала обнажённую мужскую грудь, бугорки мышц. — Ты тоже, как ваши господа малерийцы, любишь воду? Сколько раз ты бы хотел мыться в день, Дыв сын Кариата?

Она его снова задела, на этот раз необидно, и его лёгкое удивление ей понравилось.

— Здесь очень жарко, — признался он, — два раза в день было бы достаточно.