Князь Изгой (СИ) - Серебров Яр. Страница 16

Пытался разобраться с саженями, коих тут великое множество, да куда там. С ними полный абзац творится: прямая, малая, кладочная, простая, церковная, княжеская, мерная, греческая, косая, городовая… Про основные знал, в них хотя бы определённая логика в размерности и соотношении к пяди имеется. Богдан рассказал и про прочие, коих тот знал общим числом двадцать две, чем окончательно меня запутал. Картину дополняли местечковые сажени: простая сажень без чети [2] в разных княжествах была разной размерности и именовалась соответственно черниговской, рязанской или новгородской простой саженью. Чем глубже в лес, тем толще партизаны. Третий лист исписываю, в этих хитросплетениях народной мысли сам чёрт голову сломит.

Пучок конопли диаметром равным пяди с кувырком и назывался горстью. Б… Ну почему горсть?! Не понимаю. С горем пополам выяснил. Конопляная пядь с кувырком — это толстенная связка из пяти «горстей». Причём льняная и крапивная пядь были отчего то без всякого кувырка. Спросил Богдана, что за идиот всё это придумал? В ответ тот пожал плечами. С дедовских времён, так счёт ведут и точка.

Пяди, в зависимости от качества, в разную цену: грубое волокно, мягкое, длинное или короткое, смазанное маслом и не смазанное. Спорили с Богданом до посинения. Плюнул, решил перевести всё на вес. С этими «горсти», у меня уже шарики за ролики заезжают. Богдан противился по началу попранию старины, но уступил. Куда ему деваться с Титаника? Товар то залежался. Рассортировали по качеству, да завесили. Вышло куда быстрей.

В среднем пуд хорошего льна оценили в шестнадцать резан, а плохо чёсаного, да с кострой, с мелким «рваным» волокном, в три. С шерстью дело обстояло проще, та стоила всего восемь резан за пуд, только была грязная и нечёсаная. Ничего, мне такая пригодится. Шерсть забрал всю, а к ней конопли нечёсаной семьдесят пудов, а чёсаной двадцать, льна два пуда, да полпуда крапивного волокна, именуемого тут кроповым вычесом.

Склады Игнату подчистил капитально. Конопли и прочего волокна забрал на пятьсот сорок пять резан, а сорок пудов шерсти на триста двадцать резан. Криц же, да уклада на двадцать три рубля. В общей сложности товара на тридцать один рубль. Записав покупку и ударив по рукам, отправились на торг. С меховыми деньгами, на руках имелось двенадцать рублей. Будет с чем на торге развернуться!

Глава 7

Торговые ряды занимали не меньше двух гектаров! Зерно, меха, дичь, железо и медь, мясо и кожи, посуда, травы и скот, всего и не перечислишь. Корыстые гости (так именовали здесь иноземных купцов и посредников, торгующих чужим товаром) составляли корыстный ряд. Ну и название!

Большая часть мест в рядах принадлежала городским ремесленникам, торгующим собственной продукцией, а кое-кто прямо на торге и работал. Рядовичи выбирали старшину, который решал вопросы с мытарем и таможенником, держали общие склады. Старшины от всех рядов входили в суд рядовичей, что разбирал спорные торговые дела. Очень похоже на арбитражный суд или, скорее, третейский.

Играли гусляры, гудели дудочники. Народ веселили скоморохи. Офени, [2] одетые в лохмотья и обвязанные амулетами, дополняли картину колоритного средневекового рынка. Разряженные в дорогие меха бояре и богатые смешивались с горожанами среднего достатка, а порой и с откровенными бродягами, одетыми в лохмотья. Присутствовали стражники, а при них мытари, они строго следили за сбором налогов. Богдан пояснил, первые от князя, а вторые от дерюги. [2]

Шум. Гомон. Весёлый смех повсюду. Молодые мужики предлагали всякие квасы да горячий взвар из кадей, закутанных шкурами. Людское море рассекали, словно изящные яхты, красивые девушки со связками баранок на шее. Нет на красотках ярких белил, помад из ртути и идиотской моды на чернение зубов. Первозданная естественная красота и слегка подведённые углём брови.

— Баранок, Баранок! Кому баранок!

— Кому квась, на хрене? Квась!

— Коврижки свежие, медовые! Коврижки!

— Пироги! Кому пироги? С зайцем, да с рыбой!

— Пироги! Пироги квасные, да ряжные. [2] Налетай честной люд! — зазывали народ раскрасневшиеся на морозе отроки с лотками полными медовых ковриг и пряников, пирогов и высоких дымящихся пирамидок, украшенных фигурками курников. Запах обалдеть! Повеяло чем-то родным, детством. Едва слезу не пустил. Наш то рынок в тридцатые не так уж и сильно по духу отличался. А после войны уже не то было, ушёл уже русский дух, с корнями ушёл.

Естественно, я не совал никуда свой нос, не спрашивал лишнего. Поначалу ходил по рядам, да глазел. Говорил купцу что нужно, советовался, а после, Богдан, который чувствовал тут себя как рыба в воде, приценивался и крепко торговался. По моей личности никаких проблем не возникло, ибо Богдан называл меня, как и было уговорено, Прохор сын Михаила, торговый гость из Погоста на море. Поскольку про этот погост тут никто слыхом не слыхивал, сошёл за инородца и на «кривой» говор внимания не обращали. Чужаков на торжище хватало.

Первое, что необходимо купить — еда для работников и скота. Об этом Богдан сразу упредил. Ибо батраки зимой не сколько за резаны, сколько за харчи идут работать. И так и сяк вечером прикидывал. До следующего урожая на каждого следует заложить сто пятьдесят килограмм зерновых, да пятьдесят овощей, плюс мяса. Ко всему нужен запас кормов для птиц и скота. Мужиков, что будут срубы ставить также кормить надо, да запасы на всякий пожарный. Богдан говорит, весной цены на жито взлетают чуть ли не в два раза. Не удивительно, ведь зерно на Руси всегда было ходовой валютой, сдавшей позиции лишь во второй половине XX века.

Сани вокруг окова, эдакой большой бочки, окованной по верху железными обручем с тамгой, [2] — это и есть здешние зерновые ряды, оптовые. Чуть подальше та же картина, но с коробами заместо саней. И там, и там весы или скалвы, между которыми мечется мытарь с выпученными, то и дело бегающими, поросячьими глазками.

— Чтобы нельзя было урезати, — пояснил Богдан, показав на оков. — В прошлые лета во Мценске верх то обрезали, а значится что?

— Плутовали?

— Как есть, плутовали. Многих обманули, а ещё бывает, в окове второе дно делают. Но токмо не у нас. У нашего дерюги не забалуешь! Померное платим честно! — при этом он отчего-то плутовато отвёл глаза.

На торге там и сям стояли точки с клеймёнными гирями и казёнными весами, к которым то и дело подходили продавцы с покупателями. Со своими весами нельзя! Побьют, а после ещё и штраф наложат. За каждый чих берут. На весы положил товар плати подъёмное, взвесил — весовое. Привел весы в равновесие плати припуск. Один кочан капусты завесил, а тебя уже три раза ободрали. Вот это я понимаю бизнес, есть куда нашим расти.

С налогами полный аут. Есть мыто сухое и мыто водяное, кстати, тут его могли брать даже частные лица. Только князю али дерюге плати. Головщину брали со всех, кто шёл в торговом караване, с местных четверть резана, с приезжих резан, а с иноземцев и вовсе два. Вот такая дискриминация. На торге с товара брали ещё и «явку». Чем дальше находится место, откуда ты приехал с товаром, тем больше явку ту заплатишь.

Главный налог тамга довольно расплывчатый сбор, оставляющий широчайшее поле для коррупции. Его брали и за крупную сделку, и за пересечение границы, с непроданных товаров, и за транзит по территории княжества. Местные платили символические суммы от четверти до резана, в зависимости от того во сколько товар оценят. Таможенник то на рынке один, а вот мытарей при нём полно. С иноземцев же, да иногородних тамгу брали от двух, до четырёх процентов от стоимости товара. После оплаты гостям выдавали деревянную табличку, что те предъявляли мытарям на торге.