Князь Изгой (СИ) - Серебров Яр. Страница 71

В поисках, здорово помог ручной бур геолога. Не скажу, что было просто, но мы его сделали. Штанги отковали из уклада, навивая по оправке, как стволы мушкетов. Коническую резьбу такого диаметра нарезать пока нечем, потому в торцы, на горячую, впрессовывали бронзовые заглушки с литой резьбой. Из насадок шнек, ложка и грунтоотборник. Предельная глубина бурения двенадцать метров, но для этих мест и семи за глаза, поэтому целиком его даже не собирали. Двое мужиков на вороток налегли, минут пятнадцать и готов срез. С буровым инструментом понадобилось три дня, чтобы выйти на годный пласт всего в двух сотнях метров от Жиздры. Ещё столько же чтобы оконтурить залежи чистейшего кварцевого песка, залегающего на глубине от трёх до семи метров. По результатам бурения составляю карту. Деян же пишет, что и с какой глубины «доставили».

— Понимаешь, зачем сие делаем? — спрашиваю его.

— Глубину жилы песчаной смотрим?

— А если подумать?

— Объём песка посчитать. Како в бочке?

— Верно мыслишь. Я ведь уеду, а ты тута останешься хозяином. Копать песок треба не абы как, а по уму.

— Чтобы земли пустой меньше ворочать?

— Правильно. Песка тысяча пудов треба, а лучше две. Потому струг разбойников тебе оставлю, но на нём песок токмо до Козельска сплавить, а тама придётся на насады перегружать.

— А ежели три осилю?

— Возьму и три. Вот только в Козельске неспокойно. Думаешь, вот так запросто можно насады найти, да мужиков нанять? Ты Лукьяна слушай. Он купец опытный, многое подскажет. Мытарям в Озёрске глаголь, что в Таруссу песок везешь, для глины.

— Отчего так?

— Оттого, что тащить тысячу пудов вверх по Оке, а после по Зуше никто в здравом уме не будет. Почитай двести поприщ. [2] Мыта за такой песок запросят вдвое, а то и втрое больше обычного. Про стекло же никому не слова. Понял сие?

— Чай не дурак. А всё же. Ежели три тысячи пудов привезу?

— Оплачу, как и сговаривались. Расходы покрою, а тебе после десятую долю от продажи стекла.

— Добре. В глазах Деяна зажглись азартные огоньки.

Пока карьер копали, сам по дубравам с Ефимом пробежался. В подлеске густо рос кустарник, побеги и ветви которого были густо усеяны бородавками черного цвета. Листья у основания округлые, а по краям городчато-зубчатые волосистые. Он обильно цвёл приторно пахнущими зеленоватыми цветками. Бересклет бородавчатый собственный персоной, в его корневой коре содержится до тридцати процентов гутты! Помню в тридцатые годы у нас целые колхозы занимались его выращиванием, а в Плавске завод был, по переработке. Стране нужны были и каучук, и гуттаперча. Мне она тоже нужна, ибо гутта это приводные ремни, транспортерные ленты, различные клеевые вещества, штемпели и изоляция. Помимо организации сбора корней бородавочника, на Ефима повешу выпарку поташа. Тростника и мелких озёр в округе видимо невидимо. Промывочных ящиков пришлю, а печь ульевую [2] Деян поможет из покупной плинфы и камней сложить, ибо я его этому учил, как и выпариванию поташа.

Изначально хотел на парня поташ и гутту повесить, но раз уж так вышло пусть каждый своим делом занимается. Тем более в Козельске не так просто дела обстоят с доставкой товара и наймом батраков. Аванс выдал, цену озвучил, посмотрим, как гости тверские справятся. Стратегию работы с местными купцами выстраиваю, пробую гибрид госплана и франшизы. С моей стороны технология производства под ключ и выкуп оговорённого объёма по фиксированной цене. От гостей логистика, найм рабочей силы, вопросы с мытом и тиунами. Форс-мажор и стартовый капитал беру на себя, а в качестве поощрения буду давать на реализацию эксклюзивный товар. Посмотрим, насколько эффективной такая схема получится.

Запустив работу, двинули вниз по реке. В Козельске оставалось забрать нанятых городников, подобрать ладьи и по-быстрому двигать дальше. Едва миновали первый поворот реки, заметили густой дым от города, а когда подплыли ближе, увидели корабли у причалов, к которым с криками и уханьем, синхронно поднимая вёсла, поднимались новые и новые струги, полные воинов в бронях. Две из них, отвернув от общей массы, двинулись к нам, расходясь так, чтобы взять «Пирата» в клещи.

* * *

Добрын который день работал на малом самокове по-новому. Подмастерье нажимал педали, вращая маховик, а тот поднимал и опускал головку молота, да так быстро, что не один кузнец не сможет, даже с малым молоточком. Держа в клещах поковоку, Добрын легко перебирал ногами и, словно юнец, кружился вокруг наковальни, сидя на гнутой доске, подвешенной к потолку. Закончив поковку, он дал знак подмастерью, чтобы тот остановился. Установив в боёк шестигранный пробойник и крепко затянув его хитрого вида ключом, закрепил поковку и снова дал отмашку. Как говорил Прохор, спину бёрег, зажав клещами закрепил те крюком и держать не нужно. Сиди да только рот открывай, аки кумушка на заезжих гостей.

Бах-бах-бах.

С каждым ударом молота пробойник глубже и глубже пробивал в раскаленной поковке аккуратное отверстие.

Правильно ли сделал, что помог князю? Он не знал. Рядом с тайными знаниями ходит великая беда. Но есть ли тайна? Князь, сам того не ведая, новинками порушил весь мир, в котором жил Добрын. Клещи и молот продолжение его сути, он творил, а металл в его руках был податливей глины. Каждый топор, каждый гвоздь имел свою душу и не был похож один на другой. Он лишь хотел узреть тайну харалуга, но князь походя открыл и многое другое, куда глубже… Как считать уголь, как верно калить, как остужать. Кузнец то из князя так себе. Плюнуть и растереть. Уж кому как не Добрыну знать. А всё же ведал тайны металла, а не гадал аки прочие. Там, где требовались самые сильные наговоры, да травы драгоценные, князь сыпал соль да золу и поплавок туда клал. И не хуже ведь выходило! Эх, да кого ты обманываешь… Лучше, много лучше! Всё, что Добрын узнал за долгую жизнь, всё, что ему отец поведал, рассыпалось аки пыль. Вот те же, как они, наушники, вроде бы дурь, ан нет. Время проходит и понимаешь, прав князь. Ежели десяток молотов бьёт, без них даже привычному к шуму Добрыну нехорошо бывает, да и в затемнённых очках щуриться то и дело не приходится. Ко всему с такого молота окалины куда больше отлетает, не дай бог попадёт в глаз.

— Дядька, дядька!

В кузницу, словно вихрь, ворвался тучный племянник. Под глазом его наливался фингал, а на рубахе алели кровавые полоски. Не успел Добрын опомниться, как по тяжёлой двери словно молотом врезали. В проёме показался крепкий, кряжистый мужик, ликом как две капли воды похожий на Добрына, но малость поменьше ростом. В его чёрной бороде прибавилось седых волос, глаза горели гневом, а в руках играл короткий, но толстый кнут.

— Ах ты, сучий потрох! Где мой уклад?! Где крицы, что многие лета не разгибая спины собирал?

Игнат гонялся за сыном, пытаясь перепоясать его кнутом, а тот прятался от него за молотами и спинами рабочих.

— Тятя, тятя! Пошто напраслину возводишь, по доброй цене уклад отдал.

— Я тебе покажу добру цену!

На это раз Игнат умудрился попасть, он замахнулся вновь, но его руку перехватили.

— Охолони, брат.

— А ты куды смотрел?! Брата по миру сын родной пустил, а ты не приструнил сорванца! Где уклад, где крицы, где многие пуды шерсти, да конопли?

— А ты глаза то раскрой, — Добрын развернулся и, придерживая брата за руку, указал на стену, завешанную кузнечным инструментом.

— Вона твой уклад. И здеся, — Добрын хлопнул по наковальне, — тута! — показал на молоты. — Ни единого пуда на сторону не ушло. Остынь, Ипат. С Богдана какой спрос, то я за князя поручился.

— Ты?!

— Я. Пошто аки бес на сына взъелся. Ужель Богдан про заклад не сказывал?

— Какой к лешему заклад?! Почитай всю торговлю порушили!

— Одно порушили, другое построим. Пойдём брат, самоков да механикусы чудные покажу. После и решать будем.