С.С.С.М. (СИ) - Конфитюр Марципана. Страница 38

Неприятная дрожь пробежала по телу Кирпичникова.

— Что касается меня, Гизела… — Кунигунда противно захихикала. — Я, кажется, тоже влюбилась!.. Да!.. Его зовут Курт Зиммель!

***

Днем девица снова вертелась возле больного, демонстрируя свои воланы и горошки от Вионне, и даже пыталась кормить его с ложечки. Тот решил пока притворяться глухим: желание общаться с юной фашисткой, и так небольшое, после подслушанного разговора свелось к нулю. К тому же классовое чутье подсказывало красностранско-ангеликанскому агенту, что мнимая глухота может оказаться полезной.

Так и произошло. Тем же вечером, вернее, почти ночью он послушал еще один разговор, происходивший на этот раз за стенкой слева. Случайно прикорнув в восьмом часу вечера, он проснулся в полдвенадцатого совершенно выспавшимся — и в очередной раз удивился никудышной звукоизоляции особняка. Слышно было даже негромкую мелодию патефона — что уж говорить о голосах!

— Не знаю, Риккерт, — сказал первый голос. — Кажется, я совсем отчаялся.

— Не переживай, — ответил второй. — В жизни каждого бывают светлые и темные полосы. Давай лучше еще выпьем!

— Какие, к черту, полосы, Риккерт!? Мне и так уже пришлось рассчитать половину прислуги. Если все пойдет так и дальше, придется продавать этот дом. От сбережений уже ничего не осталось! Думаешь, моя семья может прожить на одну генеральскую пенсию? Ну, ладно, пусть еще доход от акций… хотя в нынешнем положении об акциях даже смешно говорить! Ходят слухи, что Объединенная Компания Паровых Машин скоро пойдет по миру — всюду это электричество, будь оно неладно…

— Но ты делал то, что я советовал?

— Еще бы, Риккерт! Я из кожи вон лез, чтобы канцлер обратил на меня внимание! Связался с Клейнерманом, заручился поддержкой Ленца… Подписывался на займы, хвалил его, выступал на митингах, печатал в газетах верноподданические заметки, приносил жертвы древним богам, вступил в тайный орден… Даже взял домой одного раненого с этого дурацкого свалившегося дирижабля! Нанял ему сиделку, кормлю как на убой, снабжаю лекарствами… Тьфу! И все попусту!

— Раненого? Ты это всерьез, фон дер Пшик?

— Еще бы не всерьез! Валяется как раз тут, за стенкой! Весь побитый, глухой как бревно — ему от удара, понимаешь ли, уши отшибло! — зато жрет за троих! Я уже десять раз пожалел, что взвалил на себя этого дармоеда! Боюсь, он будет притворяться больным, даже когда выздоровеет, лишь бы валяться в моей кровати, есть и пить за мой счет!

— Не преувличивай, фон дер Пшик! Остынь! Ты вечно доводишь себя из-за всяких пустяков! Давай-ка лучше еще выпьем.

На короткое время оба замолчали. Видимо, наливали и чокались.

— Они просто издеваются надо мной, Риккерт! — снова начал жаловаться фон дер Пшик. — Разве я многого требую!? Разве я ничего не заслужил своей верностью Брюнеции!? Я прошел всю Империалистическую войну, Риккерт, всю от начала до конца, был трижды ранен! Когда я был ландфюрером, то делал все, чего требовала фашистская партия! В одну ночь я выгнал из города три тысячи инородцев! И об этом уже никто не помнит!

— Я помню, Пшик. Успокойся.

— … Я добивался всего лишь должности коменданта какого-нибудь концлагеря! Ленц обещал, что все для меня устроит! Черта с два! Назначили какого-то выскочку тридцати одного года, ты только подумай, Риккерт, тридцати одного года, это же ни в какие ворота не лезет! Я даже не знаю, кто он вообще такой! А мой бесценный опыт, как же мой бесценный опыт, ведь я столько времени проработал полковым палачом! Но нет! Это никого не интересует!

Пшик закончил изливать свои жалобы и успокоился. Еще какое-то время собеседники молчали.

— Послушай, кажется, у меня есть одно соображение насчет тебя, — прервал тишину Риккерт. — Я сведу тебя с одним университетским приятелем. Его зовут Вильгельм Гласскугель. Парень не без странностей, но все же… Может, если ты ему понравишься…

— Он имеет влияние?

— Сейчас его карьера пошла вверх. Говорят, Гласскугель навещает канцлера чуть ли не каждый день. Формально должность у него небольшая…

— Но?

— Но говорят, что на самом деле Гласскугель чуть ли не начальник какого-то нового секретного бюро. Не спрашивай меня, чем они там занимаются: я об этом понятия не имею! И насчет встреч с канцлером я тебе, понятно, тоже ничего не говорил…

— Само собой!

— Просто познакомишься, поговорите о том о сем… Ты постарайся ему понравиться. Сам понимаешь, что гарантии никакой…

— В моем положении выбирать не приходится, — сказал фон дер Пшик. — Цепляюсь за любую соломинку. Но ты меня обнадежил, приятель! Давай-ка выпьем за это!

Разговор прервался еще на полминуты. Молчание снова нарушил Риккерт:

— Кстати, что касается твоего раненого. Ты в курсе, кто он и что он? У него были документы?

— Ты шутишь! К тому времени, как я прибыл в больницу, всех чистокровных больных с документами уже разобрали высокопоставленные чиновники! Представился Куртом Зиммелем. А кто он на самом деле…

— На твоем месте, я бы навел про него справки, — задумчиво произнес гость. — Был ли на судне вообще человек с таким именем? Ты должен это выяснить, фон дер Пшик!

— Выясню, выясню…

— Судя по твоему беспечному ответу, ты совсем не в курсе последних новостей! Разведка доложила, что на судне был ангеликанский шпион!

— Что?!

— Ангеликанский шпион!

— Так, может быть… он погиб?

— Может быть, и погиб, а может, и нет… Лучше тебе самому во всем убедиться, пока… Пока ты не оказался в неприятной ситуации, фон дер Пшик. Лишняя предусмотрительность не помешает! Да и это подозрительная глухота… Советую тебе держать ухо востро!

***

После бессонной ночи Краслен пришел к выводу, что лучше сообщить хозяевам о возвращении слуха — не дай Труд, узнают сами, тогда живым из этого особняка уже не выберешься. Утром он сообщил Кунигунде, что вроде как, понемногу, полегоньку, если только ему не мерещится, начинает различать звуки.

— Какое счастье! — воскликнула та. — Это Фрейр тебе помогает! Сегодня как раз праздник летнего солцеворота, вот боги и послали нам чудо!

В языческих богах Краслен разбирался не очень-то хорошо. Он предпочел промолчать. Кунигунда, судя по всему, тоже не была специалисткой в этой области: после короткой паузы она смущенно добавила:

— Ну… По крайней мере, так писали в "Журнале молодых фашисток". Но это не главное, теперь мы, наконец, сможем общаться! Расскажешь мне про себя?

— С удовольствием, — сквозь зубы процедил Кирпичников.

— Ты женат? Партийный? Любишь танцы? Бываешь в кино? Твои родители — расово чистые брюнны?

— Мм… Да! — сказал Краслен.

— Что — "да"? — спросила девушка, не будучи в силах скрыть одновременно разочарования и надежды.

"Неплохо было бы, конечно, сказать ей, что я женат, тогда эти утомительные знаки внимания, наверное, прекратились бы", — решил Кирпичников. Впрочем, он помнил руки официанта: обручального кольца на них не было. Информация о Зиммеле уже в руках фон дер Пшика, а если нет, — скоро наверняка там окажется. Так что лучше не давать лишних поводов для подозрений.

— Да — на все вопросы, кроме "женат", — Кирпичников изобразил приветливую улыбку.

Девушка расцвела.

— Знаешь, когда отец решил взять раненого из больницы, мне это сначала не понравилось, — потупившись, проговорила она. — А теперь я даже рада, что ты у нас дома!.. Хочешь сосиску?

— Спасибо.

— А хочешь, я заведу патефон?

— Не стоит утруждаться.

— Может быть, почитать тебе что-нибудь?

— Вообще-то я и сам мог бы…

— Хорошо. Тогда я просто принесу кофе. И булочек! Кажется, на кухне были еще свиные колбаски. А у меня в комнате есть отличные грампластинки и много хороших стихов! Сейчас вернусь!

В этот день гостеприимное семейство проявило к Краслену столько внимания, что к вечеру он порядком устал от неустанной заботы. Сиделка, обычно смотревшая на больного как на бессмысленный манекен, простой источник заработка, соизволила поговорить с ним о погоде. Заглянул и сам барон. Он осведомился насчет здоровья Курта Зиммеля и как бы невзначай завел разговор о политике: видимо, проверял, насколько раненый лоялен фашистскому режиму. Краслен, понятное дело, прикинулся рьяным поклонником Шпицрутена. О семье, дате рождения и прочих личных данных Курта, неизвестных Кирпичникову, Пшик, по счастью, почти не спрашивал.