Ближний Круг (СИ) - Криптонов Василий. Страница 31

Я уповал лишь на то, что во время церемонии мне понадобится минимум знаний. А после окончания занятий с Ниной на тренировочную площадку летел, будто школьник, отпущенный на перемену. Вот и сейчас вернулся на неё с облегчением.

Мы с Платоном замерли друг напротив друга. А в следующую секунду он кинулся в атаку. Сабли замелькали с бешеной скоростью. Цепь в моей руке, отражая удары, то удлинялась, то укорачивалась.

В момент, когда Платон использовал свой любимый приём — метнул одну из сабель мне в горло, а с другой постарался обогнуть меня, я, вместо того, чтобы обернуться и отразить атаку, резко присел. Цепь обвила лодыжку Платона... То есть, почти обвила.

В последний миг учитель успел уйти. Перекатился по земле, оказавшись справа от меня. Вскочил на ноги, снова держа в руках обе сабли. В этот раз мне в голову полетели обе.

Я выбросил цепь вперёд, перехватил их на лету. В следующую секунду ринулся в сторону — знал, что Платон сейчас ударит. Поднял магический Щит. Нога Платона наткнулась на искрящуюся стену. Учитель упал на землю.

— Ура-а-а! — услышал я восторженный вопль.

Мы с Платоном резко обернулись.

Тот пацан, что шёл по аллее в сопровождении мелких сестрёнок, откололся от шествия и каким-то образом просочился за изгородь. Он бурно мне аплодировал.

— Ваше сиятельство, — поклонился пацану поднявшийся на ноги Платон.

Мальчишка, сконфузившись, кивнул:

— Здравствуйте, господин учитель. — Подойдя ко мне, протянул руку: — Здравствуй, Костя. Ты же меня помнишь?

— Нет, — вырвалось у меня раньше и резче, чем хотел.

Никогда не умел общаться с детьми. Возможно, потому, что не помнил, как сам был ребёнком — приютские годы постарался стереть из памяти.

Пацан не обиделся.

— Михаил Алексеевич Барятинский, — с достоинством представился он. — Все говорят, что я в последнее время изрядно подрос. Вот ты меня и не узнал. — Глядя на цепь в моей руке, восхищённо проговорил: — Я тоже так хочу!

— Не вижу препятствий, — пожал плечами я.

— Ты позволишь? — Михаил смотрел на цепь горящими глазами. — Я не сломаю, правда!

Я, сдержав улыбку, перевёл взгляд на Платона. Тот чуть заметно пожал плечами — дело хозяйское. Видимо, передавать личное оружие представителю своего рода не возбранялось.

Я подал цепь Михаилу. Тот восхищённо взял. Вытянул руки вперёд, рассматривая мерцающие звенья.

— Мишель! Вот ты где!

В разрыве изгороди показалась пышная дама — одна из тех двух, что шли по аллее вслед за дедом и его сестрой. Дама вздохнула было с облегчением, обнаружив отпрыска, но в тот же миг, заметив у него в руках цепь, снова ахнула:

— Боже, что это?! Немедленно положи на место! — Она разгневанно повернулась к учителю. — Это вы позволили ребёнку трогать оружие?!

— Нет. — Я шагнул вперед. — Позволил я.

Дама смерила меня глазами с головы до ног — голову с заплетённой косой, испачканную в пыли одежду и ссадину на щеке. Я получил её утром, Нина пока не успела залечить.

— Здравствуй, Костя, — сухо обронила дама.

Я церемонно поклонился.

— Что ты себе позволяешь? — продолжила она. — Мишель — ещё совсем ребенок! Он может пораниться.

— Каким образом? — приподнял брови я. — Мне кажется, мальчик не настолько глуп, чтобы удавиться цепью.

Мишель хихикнул. Дама вспыхнула.

— Ты сам ещё мальчишка! В обществе только и разговоров, что о твоих выходках!

— Разговоры скоро станут совсем другими. — Я шагнул к даме. Прямо посмотрел на неё. Она непроизвольно попятилась. — Надеюсь, нет необходимости напоминать, для чего и вы, и другие представители нашего рода находятся здесь?

— Костя будет участвовать в поединке! — не сводя с меня восторженных глаз, объявил Мишель. — Он непременно победит! Правда же, Костя?

— Непременно, — пообещал я. — И, мой тебе совет — не бойся оружия. Пораниться — это не самое страшное, что может случиться в жизни, поверь. Оказаться в ситуации, когда от твоей победы зависит судьба целого рода, а ты — избалованный мозгляк, вздрагивающий при виде сабли — куда страшнее.

Дама негодующе поджала губы. Обронила:

— Идём, Мишель, — и, развернувшись, устремилась прочь.

Мишель с заметным сожалением вернул мне цепь. Прошептал:

— Я буду болеть за тебя! На поединок меня не допустят, но я буду очень-очень болеть!

— Спасибо, — серьёзно сказал я. Пожал ему руку.

Мишель бросился догонять мамашу.

— Мне бы вашу уверенность, ваше сиятельство, — глядя вслед Мишелю, вздохнул Платон. — Относительно победы. Вы ведь знаете?..

— Знаю, — буркнул я. — Последнюю атаку, будь она сильнее, я не успел бы отразить.

— Атака Юсупова будет несоизмеримо сильнее.

— Да. Это я тоже знаю.

— И, тем не менее...

— Тем не менее, я пообещал этому мальчику победу. И слово намерен сдержать. — Я встал в стойку. — У нас ещё есть время. Давайте продолжим.

Представители рода Барятинских продолжали прибывать в усадьбу до самого вечера. Во время ужина — для которого, как выяснилось, пригласили уйму дополнительной прислуги — я перемещался с бокалом в руке между гостями, произносил вежливые слова и старался запомнить, кто есть кто. К окончанию мероприятия у меня уже скулы свело от многочисленных «Боже, Костя, как ты повзрослел!», «Ты уверен, что при дворе стоит показываться с такой причёской?», «Расскажи, как идёт подготовка к поединку», и прочего.

После того, как мужская часть общества отправилась в библиотеку курить сигары, женская вышла прогуляться в сад, а детей гувернантки и няньки развели по спальням, Нина шепнула мне, что приличия позволяют откланяться. Что я и сделал немедленно.

Поднялся, как всегда, на рассвете. Провести свою обычную разминку успел, позаниматься с учителем — уже нет. Завтрак подали рано, а после этого поднялась такая суета, что стало не до занятий.

Возле гаража, помимо двух наших автомобилей, я насчитал ещё девять. Итого полный кортеж — одиннадцать. Мы с дедом уселись в автомобиль, идущий первым. Я отчего-то был уверен, что Платон тоже сядет с нами, но он покачал головой.

— Я — всего лишь учитель. Мне это не по рангу. Боюсь, что вплоть до самого поединка мы с вами не увидимся. Удачи, ваше сиятельство.

— Костя, — сказал я.

Платон улыбнулся.

— Рад, что вы... что ты наконец сумел принять это имя. Теперь и я начинаю думать, что у нас может получиться... Удачи, Костя. — И отошёл.

Задать вопрос, что он имеет в виду, я не успел. Дед поторопил меня — пора было выезжать.

Наш автомобиль шёл первым.

За рулем сидел Трофим, раздувающийся от гордости и сияющий, как начищенная монета. Специально для поездки Надя — не знаю уж, с помощью магических или иных средств — покрасила ему усы в чёрный цвет. Усы отливали на солнце изумрудной зеленью, но Трофима эта мелочь совершенно не смущала. Сзади уселись дед и я.

— Возвращайся с победой! — услышал я детский возглас, когда автомобиль тронулся.

Мишель сумел-таки вырваться из цепких рук гувернёра и стоял у ворот, глядя вслед кортежу. Я обернулся и помахал ему рукой. Присутствовать на торжественной церемонии дозволялось только после достижения шестнадцати лет.

— Успел обзавестись поклонником? — улыбнулся дед.

Я неопределенно пожал плечами.

— Аделаида Фёдоровна, его матушка, жаловалась на тебя. Сказала, что ты позволил мальчику играть с оружием.

— Если бы отцом этого мальчика был я, он бы уже знал, что оружие — не игрушка, — проворчал я.

Дед завёл пространный монолог о воспитании подрастающего поколения. Я слушал вполуха. Я вдруг понял, что мне не нравится происходящее.

В этом мире я стал Костей Барятинским. Сейчас вдруг отчётливо понял, что Платон прав — я действительно принял это имя. Наконец-то смирился с тем, что теперь я — другой человек. Однако инстинкты Капитана Чейна от принятия никуда не делись. А хвалёное чутьё Чейна, то самое знаменитое шестое чувство, о котором слагали легенды подпольщики, сейчас во весь голос кричало об опасности.