Попаданка для короля морей (СИ) - Франкон Аманда. Страница 23

Фрэдерик замолчал, а я задумалась. В целом хорошо знала историю покорения Америки, но не припоминала в ней таких сюжетов. Впрочем, я ведь в другом мире, и чем лучше я его узнаю, тем больше отличий от привычного мне земного вижу.

Когда перепонка между безымянным пальцем и мизинцем исчезла, я удивлённо посмотрела на руку. Она выглядела так, будто со мной всё в порядке, а мелкие остатки кожистой плёнки теперь стали едва заметны. Фрэдерик всё ещё держал мою руку, едва ощутимо касаясь повреждённой кожи, так что я первая отстранилась, хоть и не без лёгкого сожаления. Даже в той, прошлой жизни никто не прикасался ко мне так осторожно. Мужчины были нежными, страстными, но почти никогда — бережными.

— Три корабля двести лет назад подошли к перешейку между материками. Я вёл наш маленький флот, шёл на флагмане, который назывался "Летучий Голландец", хоть от Голландии в нем к тому времени остались только мачты.

Поначалу местные приняли нас за богов, даже чествовали, но, когда поняли, что нам надо, едва не перебили всех. Кое-кто из команды спасся, мы вернулись на корабли, запаслись оружием, потом даже победили в нескольких стычках. Аборигенам ничего не оставалось, кроме как обратиться к своим богам. На их зов отозвались Икшель и Иктаб — местные богини моря и утопленников. Они не церемонились, поставили условие: если мы нападем на их народ снова, то будем обречены вечно скитаться по морским волнам без права ступить на землю.

Заслушавшись, я и не заметила, как Фрэдерик помог мне избавиться от перепонок на второй руке. Опустила взгляд только после того, как он отложил нож, но продолжал держать мою руку в своей.

— Мы все в те времена ходили под покровительством Ллира или Мананнана, наших морских богов, и думали, что они защитят нас. Но вдали от родины их силы ослабевали, как оказалось. Мы разбили аборигенов в последней схватке и отправились на корабли. На следующее утро один из матросов вернулся на сушу — не помню, зачем. И стоило ему ступить на землю, как он начал иссыхать прямо на глазах, и умер всего за несколько мгновений от обезвоживания. Он хрипел, в его глазах лопались сосуды, носом шла кровь, но он не мог сказать ни слова. Нам даже не удалось его похоронить — никто не решился нарушить запрет, да и чем это могло бы помочь, если каждого из нас ждала такая же участь?

Голос Фрэдерика завораживал, но как только капитан ненадолго замолчал, я очнулась и разъединила, наконец, наши ладони. Его пальцы скользнули по моей коже, будто прощаясь, но лицо не выразило ни беспокойства, ни сожаления. Он просто продолжил говорить.

— Сто лет мы скитались по морям, вылавливали души утопленников и доставляли их в сеноты — подводные озера, через которые в особые ночи можно попасть в Шибальбу. Каждый раз кому-то одному приходится жертвовать днём свободы — единственным за семь лет — чтобы доставить этот печальный груз. Постепенно люди о нас узнали. Я уже и не помню, как назывались корабли Стефана и Дэйва, но люди почему-то решили, что все они — один и тот же "Голландец". Со временем мы вообще перестали давать имена новым кораблям — народная молва это сделала за нас.

Я сидела, обхватив руками колени, почти не видела лица капитана, но в воображении всплывали то фотографии тех самых сенотов, то ужасная сцена, которая когда-нибудь должна стать для меня реальной: я видела, как стою на палубе корабля, вижу землю и осознаю, что не могу даже коснуться её.

— Тогда как Европе все же удалось завоевать эти земли? — задумчиво спросила я скорее у себя самой, чем капитана.

Он зглянул на меня удиленно.

— А с чего вы зяли, что Еропе это удалось? Да, завоеваны острова, находящиеся далеко от континента — те, над которми не властна сила богинь. Но в Южную Америку и в море, его окружающее, никто до сих пор не суется, местные жиут почти автономно. Идет слабая торговля, но, сами понимаете, желающих ходить по этим водам совсем мало.

Я похолодела, заметив, что Фрэдерик заинтересованно меня разглядывает. А он и не скрывал ни ехидной улыбки, ни проницательного взгляда. Явно ведь что-то понял: благородной леди полагается знать, какова политическая ситуация, а я сморозила такую глупость!

— Тебе… Вам никогда не хотелось снова стать человеком? — спросила я, чтобы переменить тему, но тут же прикусила губы, вспомнив, что Фрэдерику не особенно нравилось, когда я указывала на то, что он человеком не является.

Но он не обратил внимания на мою грубость и только пожал плечами.

— Поначалу тоже искал и зарастал чешуёй, как Стэфан сейчас. Едва не нырнул в море навсегда, но вовремя одумался. Когда вернулся на службу к морским ведьмам, постепенно обрёл и человеческий вид. Но, похоже, моя душа уже навсегда останется с морем. Я бывал в удивительных местах, видел то, о чем при жизни мог только читать в древних книгах, и могу ещё долго бороздить эти моря. Сейчас я даже благодарен за такую возможность, хотя воспоминания о смерти моряков в тех стычках всё ещё… неприятны.

Фрэдерик замолчал, и мне казалось, что он хотел что-то ещё сказать, но не решился. Просто поднялся на ноги и подхватил шляпу. Крысюк, который уже успел уютно устроиться в ней, шлепнулся на пол и недовольно пискнул.

Я всё ещё сидела, не находят в себе сил двигаться.

— Не буду советовать тебе, что делать. Честно говоря, не знаю, что бы сделал сам на твоём месте, — уже громче и увереннее признался капитан, нахлобучивая треуголку.

Я лишь пожала плечами, мол, не знаешь и ладно, мне-то какое дело?

Фрэдерик ещё постоял несколько мгновений над душой, и когда молчание между нами стало совсем гнетущим, наконец, ушёл, возвращая мне одиночество, которое теперь уже не казалось таким желанным.

"Ксамен Эк, ну хоть ты скажи, что мне делать?!" — почти в отчаянии подумала я, не особенно надеясь, что Бог отзовётся.

"Не знаю… Ты сама — своё избавление. Так говорит мой дар", — прошептал он в ответ.

***

Несколько дней пролетели за работой как один. И Дуглас О'Ши, и Фрэдерик оказались гораздо более разговорчивыми, чем Стэфан. Заметив это, я то и дело донимала вопросами их обоих, они отвечали, как умели. Штурман перемежал объяснения с ругательствами, которые с каждым днём становились всё мягче, так что вскоре он удовлетворился тем, что стал называть меня "рыбой-прилипалой". Я вздрагивала каждый раз, когда он так ко мне обращался, но перепонки пока ещё не отросли заново, да и других признаков проклятья я на теле не замечала, так что вскоре успокоилась.

Случая побеседовать наедине со Стэфаном мне пока не представилось — он почти не выбирался на палубу. Подозреваю, что находиться на чужом корабле ему не особенно нравилось.

Сегодня, в предпоследний день плавания, я стояла на капитанском мостике. Фрэдерик оперся локтями на штурвал и не столько вёл, сколько следил да приготовлениями. Матросы вытаскивали на палубу или перекладывали какие-то мешки и ящики, о содержании которых мне никто упорно не хотел рассказывать.

Над палубой, во влаге и под солнцем, расцветали множество разных запахов. Я даже не могла отличить их источники — настолько сильно они смешались. Именно поэтому я забралась повыше — отсюда какофония ароматов ощущалась не так остро.

— В прошлый раз, когда мы с вами беседовали, — сказал Фрэдерик, выразительно взглянув на мои руки, — я не стал задавать вам вопросы, однако сейчас все же хочу спросить.

Я замерла и напряглась. Конечно, отдала дань тактичности капитана, который не стал устраивать мне допрос в тот раз и просто поддержал, но не тогда, так сейчас мне придется несладко, ведь о прошлом Эстер я все еще помню крайне мало. Или он овсе не о ней хочет узнать?

— Вы всегда мечтали путешествовать? — огорошил меня капитан.

Я покосилась на него с удивлением, не зная, как ответить. Пока пыталась лихорадочно сообразить, что сказала бы аристократка, моряк хитро прищурился и, воровато оглядевшись, тихо добавил:

— Я спрашиваю не о леди Эстер, а о вас, кто бы вы ни были.