Святые грешники (СИ) - Винтер Карина. Страница 26
Ставит меня на ноги, а я тут же прикасаюсь к холодным губам, согревая, хватаясь за крепкую шею. Подхватывает, а я сплетаю ноги на его спине, растворяясь в голодном, полным чувственности поцелуе.
— Отпусти, — шепчу, смыкая веки, а он касается бедра, сжимая до боли.
— Никогда. Не дождешься, Волкова.
Провожу своим курносым носом по его прямому, без единого изъяна, прежде чем создать между нами расстояние в несколько сантиметров. Прямые волосы растрепались, напомнив, что их обладатель давно вылез из офисного костюма и бандитского плаща, сменив на джинсы и футболку. Презентабельный вид нас не волновал, потому что мы поглощены друг другом на полную катушку. Она сегодня тоже надела схожий наряд, накинув по наставлению джинсовку.
Плотнее прижимаюсь, чтобы не упасть, кивая в сторону открывшегося вида. Птицы пролетали над водой, держа путь в неизвестность. Как она с Артемом. Их любовь, амбиции различны, проявляются по-разному, поэтому не известно, во что выльется. Но с ним ей настолько хорошо, что не отпустит, даже под дулом пистолета.
— Свобода. Так странно, — фокусируюсь на бегущих облаках. — Исходя из опыта родителей всегда подозревала, что, когда любишь, в оковах оказываешься, — оборачиваюсь, интересуясь. — Не тяжело?
Взвизгиваю, когда подкидывает слегка на руках, крепче сжимая в объятиях. Можно ли умереть от нахлынувших чувств? Любовь к нему уже не умещается во мне. Хочется кричать на всю Вселенную от счастья. Люблю до дрожи.
— У нас сложится по-другому, — заговорщицки шепчет, а я прищуриваюсь.
Что-то подразумевал под своей фразой. Вложил скрытый смысл. Покровский часто так делал, возможно, не замечая своей особенности.
— О чем ты?
Целует в краешек губ, а я хмелею от его взгляда. Хорошо, что держит, иначе давно слетела, разбившись на смерть. Неа, я планирую долгую, насыщенную жизнь, чтобы внуки вспоминали нас.
— Узнаешь скоро. Поедем домой?
Наш временный дом, где нас никто не трогает. Нет стрельбы, взрывов, трупов и осуждения общества. Здесь мы настоящие. Здесь окончательно пробудились наши чувства, решив все за нас.
— Ты мой дом, — шепчу в его губы, прежде чем слезть, как обезьянка и идя задом к машине, напомнить: — Зря ты брал с собой камеру? Видео на память, Покровский.
— Осторожнее, — просит чуть резче, и я ухожу подальше от края, разворачиваясь, а Артем доходит, накрывая плечи собственнически. — Возможно, ты не заметила, но моя фамилия в твоих устах с каждым разом стала звучать все привычнее и привычнее. Свою же ты произносишь более холодно.
Куда уже прямолинейнее?! Щипаю за бок, но даже не шелохнулся. В привычку вошло видимо, учитывая, сколько уже щипала и кусала за время пребывания здесь. Не в полную силу, конечно, и без всякой агрессии.
— Приготовить что-нибудь вкусненькое сегодня?
А сама, выпутываясь из его рук, достаю из машины камеру. Включая и наводя на возлюбленного. Протягиваю ладонь, сплетая, фиксируя на память. Один из дней, что хочется навечно спрятать в какую-нибудь копилку.
— Не увильнешь от меня, Кать!
— Теплые слова для истории, — видно, что мнется, ведь держит марку серьезного, грозного «бизнесмена», не показывая слабости. — Пожалуйста?
Не обязательно запечатлеть. Просто мне нравится, как звучит из его уст три важных слова. Хотя… проверим. Как они будут звучать с годами, если нас судьба не разведет? Не разведет! Твердо убеждена, что не отпущу. До последнего вздоха буду любить и сделаю все, что в моих силах, чтобы встретили старость вместе.
— Ты первая, — предлагает, и воспользовавшись своей отточенной, более хорошей реакции, вырывает камеру, наводя на нас, целуя в шею, пока я старательно уворачиваюсь.
— Люблю тебя.
— Не слышу, — переходит к щеке и облизывает, что меня выводит из себя и я пихаюсь.
— И не услышишь из-за своего старческого слуха. Хватит, — заливаюсь смехом, прижимаясь щекой к его груди и смотря в камеру. — Люблю тебя безумно, Покровский! Господи, как же тебе повезло, — ерничаю, вжимаясь в тело.
— Согласен, Катюш. А слух у меня потрясающий, — выключает камеру.
— Можно, я подойду к краю? — как маленькая прошу, потому что он частенько включает гиперопеку.
— Будешь осторожна? — спрашивает, а сам смотрит на мои губы.
— Как всегда.
Кивает и я уже мчусь к краю, завороженная высотой. Да уж, правильно Артем заметил. Один шаг, и ты смертник. В прямом смысле этого слова. Завораживает опасностью и красотой вида. Засмотревшись на голубизну неба, прозрачность воды, не успеешь понять, как летишь вниз, ведь ты на земле уже оказался в кратковременном раю.
— Восхитительно красиво, — вырывается, а за спиной раздается:
— И правда так, — хриплый голос Артема всегда будоражил.
— Приедем сюда когда-нибудь зимой?
Обещал купить дом здесь, когда все наладится. Могу представить уже на коньках на льду себя здесь. Хихикаю, не представляя, как Артем сможет на них встать. А если Руслан со своей грацией… Уже в открытую смеюсь, позволяя ветру играть с волосами во всю.
— Я люблю тебя, Катя! — моргаю, прежде чем обернутся и увидеть в его руках включенную камеру.
Огонь потрескивал в камине. Солнце давно зашло за горизонт, а через открытую форточку проходил летний вечерний ветерок. Было максимально уютно вдвоем и комфортно, даже удивительно, что друг другу не надоели за такой короткий срок. Ветер на улице усилился, поэтому ужинали они в доме, а потом переместились в гостиную на пол, где была постелена шкура медведя.
— Ну, пожалуйста-пожалуйста, — канючила, размахивая находкой. — Научи, не будь букой.
Я чуть не зарядила по брови Артема гитарой, умоляя показать пару аккордов. Совсем обленился, развалившись, закинув руки за голову.
— Не стану травмировать себя. У тебя слуха нету, — в собственной излюбленной манере отмазывался.
— А у тебя совести и что? Я же не жалуюсь.
Ленивый тюлень. Убрав гитару, перекинула ногу через него, усаживаясь на торс и уперла руки в бока. Сам напросился.
— Значит, категоричное нет?
А видно, что увлекся и заинтересовался, как она поступит дальше.
— Неа. И че ты мне сделаешь? — пытается накрыть мои бедра, но я проворнее.
Уже поднялась, ступая в сторону патефона, который обнаружила еще утром и протерла от пыли. Кажется, у Артема уши складывались в трубочку от грампластинок. Особенно от джаза, поэтому откопала я его быстро, включая и ликуя в глубине души.
По перекошенному от недовольства лицу, поняла, что поступила правильно.
— Все-все. Выключай бурду.
Я уже вошла во вкус, поэтому продолжила любя издеваться.
— Я передумала, Артем. Давай танцевать?
— Под это дерьмо? Пффф, — презрение его скрывало другое. — Через мой труп.
Артем не танцевал. Вообще. Мне любопытно, что скорее произойдет, я пройдусь по подиуму в качестве модельера или он станцует со мной хоть один танец.
Как ни в чем не бывало, танцую, концентрируя раздраженный взор на своей фигуре.
Не выдерживает.
— Ладно, вырубай шарманку. Научу, раз настойчиво просишь.
У меня чуть ли пятки не блестели, как я бросилась выполнять просьбу. Возвращаясь, самым наглым образом была дернута вниз. Артем забрался сверху, тут же меняя настрой.
— Хитрый лис ты, Покровский! Слезь с меня немедленно! Впервые тебя о чем-то попросила…
Наглым способом затыкает, проводя по изгибам более смело. У меня голова начинает кружиться от переизбытка эмоций, что не в силах уже сдерживать.
И во мне просыпается другой человек. Внезапно понимаю, что не могу больше ждать. Хочу в нем растворится. Стать единым целым.
Глава 35.
Низ живота приятно тянет, а я уже неистово впиваюсь в полные губы, углубляясь, соревнуясь с его языком за главенство. Видимо, Артем передумывает, отстраняясь, но я даю ему сделать лишь один вдох, прежде чем взять за края майки, стягивая и снова поцеловать.
Исследуя территорию ладонями, восхищалась рельефом мышц, жаром кожи и терпение шло на дно. Ускользало с опасной скоростью.