Багровый полумесяц (СИ) - Христов Игорь Александрович "Гор Диприх". Страница 4
- И что ты увидел, Мигель? Расскажи нам! – вновь воскликнул кто-то из толпы.
Старик опять замолчал и стал потягивать трубку. На улице уже вовсю шёл ливень и небеса раздирались постоянными разрядами молний. Ветер усилился и неистово завывал за окном. Внезапно старик встал с большим трудом со своего стула, окинул суровым сомнительным взглядом всех присутствующих, медленно развернулся, подошёл к камину и оперся рукой об него.
- Вы верите в призраков, сеньоры? – серьёзным голосом спросил старик.
После короткой паузы раздался смех. Этот смех продолжался до тех пор, пока не вспыхнула очередная молния, более мощная, чем прежние, а гром от неё был настолько сильным, что потолочный светильник закачался и тени, отбрасываемые людьми, начали метаться во все стороны, будто бы находясь в хаотичном танце. В одночасье все смолкли в страхе перед стихией и один из людей, стоявших в первом ряду, сделал небольшой шаг вперёд и обратился к рассказчику:
- Мигель, мы тебя за умного человека считали, а ты, оказывается, во всякую чушь веришь. Что за небылицы? Какие призраки? Святую инквизицию на свою голову накличешь. Мы думали, ты нам что-то интересное хотел поведать. А ты… - проговорил Фернан, не успев закончить, так как прогремел выстрел из пистолета, от которого все встрепенулись. Пуля пролетела почти у самого носа насмешливого говоруна. С минуту он стоял в абсолютном ступоре полностью остолбенев. Затем он посмотрел в сторону, из которой был произведён выстрел. Сидящий за ближайшим столом совершенно спокойный офицер аккуратно сдувал дым с дула своего пистолета.
- Заткнись ты уже, прохиндей несчастный! Дай людям послушать! А коли и дальше продолжишь свои поганые речи, то следующая пуля окажется аккурат у тебя в виске! Прости хозяин, вот держи! Прими мои извинения за ущерб, - сказал офицер, спрятав за пояс свой пистолет и кинул хозяину кабака золотую монету, - сеньор Эрнандес, будьте так добры – продолжайте свой сказ.
У Хуана глаза чуть не вылезли из орбит после увиденного. От выстрела он схватился обеими руками за голову и пригнулся, но поняв, что всё обошлось, успокоился и потом постоянно переводил взгляд с офицера на старика.
Мигель, которого выстрел никак не застал врасплох и от которого он даже не сдвинулся с места, продолжал курить свою трубку с тем же многозначительным выражением лица. Фернан уже покорно и смиренно стоял возле стены, понурив голову, и молчал. По взглядам людей было ясно видно, что им стало как минимум интересно, что же такого хотел сказать Мигель своими словами. Старик продолжал стоять подле камина, но вдруг он развернулся в пол-оборота и в последний раз прислонил ко рту загубник трубки. Свет от молнии в окне осветил его лицо. В этом лице была сокрыта какая-то мрачная, страшная тайна. Можно было подумать, что Мигель сам боялся того, что хотел сказать. Весь он был в напряжении. Это можно было понять по его вздрагиванию правой ноги.
Наконец его мрачный голос прервал тишину:
- Вы думаете, раз я стар, значит и глуп? Вы думаете, что то, что я хотел вам поведать, сеньоры, бред сумасшедшего? Поверьте мне, я сам бы хотел верить в то, что всё это чушь, бред сивой кобылы, игра воображения и, чёрт знает, что ещё. Много раз я видел во снах разные вещи, много раз бредил от болезней. Много раз мерещилось всякое. Да если на то пошло, то сами мне скажите – разве есть человек, у которого голова не пойдёт кругом от стольких смертей, причинённых и увиденных? Разве не задумывались вы каково быть солдатом? Понятное дело, что совести никуда не деться. Она всякий раз объявляется и напоминает нам о наших прегрешениях, а то и сжирает нас целиком, на страшные мысли наталкивает. Тот человек счастлив и несчастлив одновременно у кого совести и вовсе нет. Попомните мои слова! Берегите свои души! Иначе вас адское пламя ждать будет, в котором гореть придётся вечно и смерти станете просить во второй раз! Люди боятся того, чего не понимают. Поэтому считают, что если они в какой-то момент скажут, что чего-то в этом мире не существует, буквально в природе, то всем бедам конец, проблема решена. Однако всё равно их будет терзать сомнение. Любопытство – характерная черта каждого человека, можно даже сказать неотъемлемая. Я знаю о чём говорю, и я знаю, что тёмная сторона этого мира существует, как бы мне ни хотелось в это верить. Перед вами клянусь, сеньоры, что всё, что я вам сейчас поведаю, истинная правда! Бог не даст мне соврать! Ныне преставившиеся и живущие мои товарищи по оружию и мирскому делу присоединятся к моим словам! – старик на сих словах перекрестился и поцеловал свой крест, - Только вот, ответьте мне, сеньоры, послушаете ли вы меня и услышите ли? Или вы вновь меня наречёте лжецом и сумасшедшим?
- Будем тебя слушать, Мигель, будем! – разом грянула толпа всех собравшихся слушателей, а громче всех кричал Хуан, который от речей старика почти уж протрезвел. Он навострил уши и был готов внимательно заслушать историю, так как любил всякие байки и легенды.
- Я верю Мигелю и вам советую! Он не скажет в жизни ничего, не подумав дважды. – заступился за старика один из солдат.
Вновь воцарилась тишина и уже абсолютно все хотели услышать страшную тайну, которая, по-видимому, съедала изнутри бедного старика. Офицер придвинул свой стул и налился любопытством. Мигель приставил к своему лбу мундштук курительной трубки, закрыл глаза и заговорил:
- Как я уже и говорил вам, сеньоры, в нашем капитане было что-то странное, необъяснимое, но что именно так хладило кровь всем моим товарищам и мне самому долго оставалось неведомым. То ли ужасало то, что этот человек был огромного роста, то ли ужасала его постоянная молчаливость и загадочность, или его пронзительный жестокий взгляд, взгляд глаз будто бы кровью наполненных. Он казался всем нам безумцем. Может быть когда-то этот человек и был добрым, весёлым, заботливым и не чужды ему были иные добродетели, однако осталась от него лишь жалкая до крови тень.
Находясь во всё той же Италии в военном лагере в самом начале войны, мы с товарищами собрались у костра и беседовали о многом. Вечер был очень душевным. Кто-то из нас мечтал о хорошем будущем в мирное время, кто-то о семье вспоминал и прочее. Поминали мы и всех погибших наших товарищей в недавно прошедшей битве. Вечная им память! Были среди нас, и наши соотечественники из других полков, и тоже они принимали активное участие в беседе. Кроме одного. Его словно гложело что-то. Что-то, что омрачняло его лицо и делало его темнее тучи. Мы любезно спросили его от чего он так не весел..., и он поведал нам, что занимало его мысли.