Последняя фантазия (СИ) - Семух Григорий. Страница 57

Сендми Навак попытался вспомнить называл ли кто-нибудь столицу, иначе чем Столица, у города ведь было свое имя, но вспомнить не смог. Как империю все именовали не иначе чем Империя, так и столицу никто иначе чем Столица, не называл, да и имени Императора, его "голос" уже давненько ни от кого не слышал. Все эти понятия уже давно стали нарицательными, и когда кто-то в империи говорил слово столица — было понятно что имеется в виду отнюдь не столица какого-нибудь иного государства или королевства в составе империи, а именно Столица, с большой буквы.

Сендми любил этот город, особенно осенью, когда летняя жара и духота, да и чего греха таить — откровенная вонь, на некоторых улицах, сменялась прохладой и свежим соленым ветром, что всегда в эти месяцы дул со стороны моря. По своей должности ему доводилось бывать едва ли не во всех уголках огромного города, и он знал что Столица — это город контрастов.

Если Император, Мендакс и иные благородные видели в Столице объединение светского общества и высшей аристократии, величественные дворцы, красивые ансамбли и парки, город роскошных балов и театров, шумных улиц, ярко освещенных даже ночью, то он, Сендми, видел Столицу с иной стороны. Он видел ее как город, в котором происходит бесконечное противостояние мира величественных дворцов, парадных подъездов и таинственных садов, грязным зловонным улицам и проспектам, где царит нищета, пьянство и распутство. Сендми видел как столица возвышает, но и как город пожирает маленьких людей он тоже видел. Видел светлые, широкие проспекты и изысканную архитектуру, а за их фасадами, в переплетениях узких переулков, видел нагроможденные друг на друга "дома без архитектуры". Массив серого камня, квадратные коробки, грязные ящики набитые людьми, что жмутся один к другому, нависают один над другим и один с другим соединяются над землей, оставляя для прохода лишь узкие, словно вырубленные в них арки переходов, в которых темно даже днем.

В один из таких районов он и держал путь. Здесь печаталась старейшая в империи газета с длинным неуклюжим названием, именуемая чаще всего, просто "Ведомости". Редакция располагалась в доме напротив императорского дворца, блистала мрамором, золотом, дорогими породами дерева и огромными витражными окнами, от пола до потолка. Ухоженные секретарши и клерки в накрахмаленных рубашках и шелковых галстуках сновали между кабинетами по коридорам, которые были шире чем некоторые улицы в промышленной зоне города, куда приехал Навак, и где располагалась типография.

Кучер щелкнул кнутом, отогнав пару оборванцев, остановил карету и открыл дверь, потянул за рычаг, выдвигая из под днища кареты хитрым образом сложенную деревянную лестницу с широкими ступенями и перилами, дабы пассажиру было удобнее покинуть экипаж. Из торца толстой двери кучер извлек сложенный зонт, и распахнул его над головой Сендми, защищая того от мелкого моросящего дождя. Маленькие нюансы делавшие жизнь удобнее. Кареты производства Беннета Леина, славились этими важными мелочами.

Три стражника соскочили со своих мест — один с козел, он сидел рядом с кучером, а еще двое с задней лавки, пристроились рядом с шефом и вошли в арку, очутившись в квадратном дворе. Прошли его насквозь, к следующей арке и вышли на второстепенную улочку, что словно длинная кишка соединяла между собой два проспекта.

Таких узких, нищих переулков, что словно нитки в изнанке города, соединяли невидимыми швами его лицевые, накрахмаленные и отутюженные районы, было много. Любой, даже самый дорогой наряд, виден лишь наполовину — вторая половина это изнанка. Дома здесь стояли настолько близко друг к другу, что две повозки разминуться ни за что не смогли бы, тут с трудом могли разминуться повозка и пешеход. Когда-то, еще десятилетия если не века назад, кому-то пришло в голову проложить мостик между двумя окнами второго этажа, глядящими друг на друга. Сначала это видимо был балкон на двух соседей, но с годами таких балкончиков стало много, они обросли деревянными стенами и окнами, а над ними появились еще по два-три таких же, соединяющих третий и четвертый этажи. Сверху образовалась кровля, снизу — дополнительные опоры из кирпича, железа или дерева, и так обычная улица стала крытой, как подземная река, забранная в трубу.

Люди по таким улицам пробирались быстро, суетливо, инстинктивно пригнувшись. На них всегда было темно, свет в это царство мрака проникал лишь из редких проломов, где соединяющие дома кустарные этажи обвалились и их не стали чинить, да еще из не менее редких, светящихся окон.

Мерзкие были места, зато земля и недвижимость дешевая. Некоторые мануфактуры, бывало снимали или покупали всю такую улицу целиком. Размещали в домах цеха и общежития, склады и канцелярии, улицу, перегораживали с обоих сторон и использовали для стоянки своих грузовых экипажей, превращая внутреннюю улицу еще и в закрытую.

Дорогу Наваку и его охране преградили два мордоворота-сторожа, но быстро узнали кто перед ними и пропустили визитеров. Сендми бывал здесь не раз и точно знал куда нужно идти. Спустя три строения и два этажа вверх, они оказались в типографии, и быстро наши выпускающего редактора.

— Приветствую, — невысокий мужчина среднего возраста, лысый, с чисто выбритым лицом, в защитных очках и грубом кожаном фартуке, махнул Наваку рукой — давненько ты к нам не заглядывал. Что случилось?

Сендми не расслышал половины слов из-за тарахтящих и стучащих печатных машин и шелеста бумаги, но махнул рукой в ответ. Приблизившись он открыл папку, и быстро отыскал нужный листок.

— Я придержал первую полосу как ты и просил — сообщил редактор — чего там?

— Ох и не спрашивай — Сендми протянул редактору листок — Артис Адд, альдийский принц, сегодня убил на дуэли сына Мендакса, и разворотил несколько домов в битве неизвестно с кем, после чего покинул столицу.

— Знамо с кем — усмехнулся редактор — мне мои шептуны уже донесли.

— Это ты знаешь, а Мы — Сендми произнес это Мы явно с большой буквы и с нажимом — не знаем, да и не хотим особо, если честно.

— Так — редактор взял листок и пробежался глазами по тексту — ну, в принципе, если уберем статью о выставке лошадей, то влезет. Даже немножко места останется, разместим там пожалуй — он порылся в карманах выбирая что-то из кипы небольших бумажных карточек — ага, вот их и разместим… Слыхал? Новая цирюльня открылась на Висеминовом канале?

На столе с железной столешницей, перед редактором размещалась пробковая доска а уже на ней лежали, приколотые крошечными, коротенькими гвоздями с широкими плоскими шляпками, бумажные квадраты и прямоугольники, со статьями и фотокартинами. Один из прямоугольников с текстом и фотокарточкой лошади, он убрал, вместо нее уложив листок переданный ему Наваком, с рукописным текстом, и фотографическую карточку разрушенного дома. Ниже разместил картонку с объявлением об открытии цирюльни, прищурил один глаз, присматриваясь к разложенным кускам бумаги так и эдак, и воплотил рядом на столе, каменную плиту, с выдавленным, или выгравированным на ней некстом. Пробежался глазами по буквам, проверяя на ошибки, мысленным усилием сделал шрифт где-то тоньше, где-то толще, местами растянул а местами сжал расстояния между словами, перенес несколько строк, несколько слов исправил, подгоняя под один размер текстовые блоки.

Записка Навака, вместо его тонкого убористого почерка, начертанная стандартным газетным шрифтом стала несколько больше места занимать, объявление цирюльни уже не влезало, но пустого места на странице все равно оставалось слишком много, и редактор принялся переписывать текст иными словами дабы ужать статью в нужный размер. Вскоре он закончил работу и оглядел каменную плиту с высеченным в ней текстом. Подул на нее, словно сдувая несуществующие пылинки, предложил Сендми перечитать, и после того как тот одобрил, махнул рукой призывая помощников.

— Давайте ребята, готово.

Двое парней, нацепив толстые рукавицы, сняли с жаровни сосуд на длинных ручках и подтащили его к столу редактора, тот мысленным усилием нарастил вокруг своей каменной плиты с текстом невысокий такой же каменный бортик и кивнул. Парни наклонили тигель и из него серебристым потоком хлынул расплавленный свинец, покрывший каменную плиту тонким слоем, в полпальца толщиной.