Легенды и были старого Кронштадта - Шигин Владимир Виленович. Страница 44

Первыми прибежали к крюйт-камере лейтенанты фон Шанц и Обернибесов. За ними поручик Тибардин и цейтвахтер Мякишев. Храбрец Иван Шанц без долгих раздумий бросился в дымящийся зев открытого люка. Едва спустившись на несколько ступеней трапа, он сразу же потерял сознание и свалился вниз в камеру как подкошенный. Его тут же вытащили наверх подоспевшие матросы. Остальные, столпившись вокруг дымящегося люка, наскоро совещались, что делать дальше. Тем временем, немного придя в себя, Шанц снова бросился в крюйт-камеру и снова упал без чувств. Больше уже спускаться туда не пробовал никто.

К этому времени, по приказу вступившего в командование борьбой с огнем капитан-лейтенанта Барташевича, открыли кран в корабельном бассейне, чтобы затопить горящий арсенал. Вода пошла, но, к сожалению, это не помогло. Пожар разгорался все больше и больше, несмотря на принимаемые меры. Вскоре начали дымиться палубные доски. Внизу под ними уже вовсю бушевало пламя, быстро охватывая все новые и новые корабельные помещения.

— Ломайте палубу! — распорядился Барташевич.

Матросы, вооружившись ломами и топорами, принялись спешно выламывать палубные доски. В образовавшиеся отверстия торопливо лили воду. Но все было напрасно — пожар не утихал. Офицеры, сбившись в кучу, лихорадочно совещались, что предпринимать дальше. Варианты были разные. Наконец командир решился.

— Будем рубить днище и топить корабль! — порывисто махнул он рукой и обвел подчиненных быстрым взглядом — Иного выхода в сложившейся ситуации я просто не вижу!

Одна часть матросов, под руководством офицеров, бросилась в трюм, чтобы прорубить отверстия в днище корабля. Другая часть матросов, во главе с боцманом, начала спускать с бака на воду крышки люков для спасения команды. Не теряя времени, Барташевич распорядился отправить шлюпкой на берег корабельную казну. Сопровождать казенные деньги был определен лейтенант Лесков. Ему же было велено известить портовое начальство о случившемся и попросить помощи шлюпками для спасения людей.

Однако на берегу к этому времени и так уже заметили густой столб дыма над «Фершампенуазом». Вскоре на корабль гребным катером прибыл контр-адмирал Платтер, который сразу же взял руководство спасением горящего корабля на себя.

— Постараемся еще побороться за спасение корабля! — коротко сказал он Барташевичу и тут же начал отдавать соответствующие распоряжения.

А пламя к этому времени уже то тут, то там вырывалось наверх сквозь палубные доски. Спасаясь от нестерпимого жара, офицеры и матросы невольно отступали к бортам. Теперь даже самому непосвященному было ясно, что «Фершампенуаз» отстоять не удастся, что корабль обречен. Бороться сейчас надо было уже не за линкор, а за человеческие жизни. В связи со все большим разрастанием пожара явной становилась опасность возгорания стоящих неподалеку от «Фершампенуаза» кораблей и даже деревянной стенки кронштадтской гавани.

— Надо попытаться отвести корабль мористее! — кашляя от дыма, прокричал Барташевичу Платтер.

— Ничего не получится! — замахал в ответ руками командир «Фершампенуаза». — Ветер вест-зюйд-вест, прижимной, а парохода поблизости нет!

— Тогда рубите правый носовой кабельтов! — велел Платтер. — Ставьте передние стаксели! Попробуем оттянуться от общей кучи-малы!

Заглушая вой раздуваемого ветром пламени, засвистали боцманские дудки. Матросы стремглав разбегались по расписанным местам. Годы плавания не пропали даром Всё на «Фершампенуазе» делалось быстро и четко. Ни у кого не было ни малейшей растерянности. Однако, к сожалению, все это уже не могло ничего изменить.

Поставленные стаксели тоже помогли мало. Державшийся к этому времени лишь на одном якорь-верпе «Фершампенуаз» упорно разворачивало ветром и буквально наваливало бортом на стенку гавани.

— Рубить верп! — велел Плаггер. — Попробуем все же отойти подальше!

Дрейфуя, «Фершампенуаз» все же сумел каким-то чудом миновать причал, а затем так же почти впритирку пройти мимо одного из бастионов. После этого он приткнулся к мели в нескольких саженях от Лесных ворот Кронштадтской гавани.

К этому времени линейный корабль уже являл собой сплошной огромный костер. Огонь уже охватил ростры, а затем стремительно понесся вверх по вантам. Неподалеку от «Фершампенуаза» скопилось изрядное количество шлюпок с соседних кораблей. На них терпеливо ожидали команды снимать офицеров и матросов с горящего корабля. Однако такой команды все не поступало. В шлюпках начали нервничать:

— Чего они там ждут? Корабль уже не спасти, но ведь людей спасти еще можно!

Команда «Фершампенуаза» сгрудилась на русленях, баке и юте корабля. Там тоже стоически ждали команды спасаться, молча, без ропота и криков, как и положено дисциплинированной и вымуштрованной команде. А огонь меж темужеподступал к ним со всех сторон. Кое-как защищаясь от него рукавами и поворачиваясь спинами, матросы и офицеры все еще ждали приказа. Но они не просто ждали, сбившись в толпу. ОНИ ДЕРЖАЛИ СТРОЙ!

Неизвестно, что в эти драгоценные минуты думал контр-адмирал Платтер, на что он еще надеялся, но никаких команд на эвакуацию по-прежнему не давалось. Впоследствии расследование обстоятельств гибели «Фершампенуаза» подтвердит, что НИ ОДИН из матросов и офицеров корабля так и не покинул своего корабля без команды.

Через сто с лишним лет точно так же, как и контр-адмирал Платтер, поведет себя в почти аналогичной ситуации и командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко. Когда он до последнего момента будет оттягивать подачу команды на спасение выстроенных на верхней палубе матросов уже начавшего переворачиваться в Севастопольской бухте линейного корабля «Новороссийск». Та современная черноморская трагедия, вызванная ступором либо самоуверенностью командующего, обошлась более чем в шесть сотен человеческих жизней. Увы, к большому сожалению, наша собственная история ничему нас не учит, и каждое поколение, пройдя весь путь проб и ошибок, крови и напрасных жертв, начинает сызнова…

…Наконец, когда огонь уже начал охватывать крайние шеренги и люди начали гореть (все еще пытаясь держать строй!) Платтер наконец-то понял, что дальнейшее промедление смерти подобно. Только тогда он вяло махнул рукой:

— Всем спасаться!

Офицеры, репетуя, кричали, срывая голоса:

— Ребята! Всем разом не прыгать, друг дружку подавите! Бросаемся в воду пошереножно!

Но это было уже слишком! Терпение матросов кончилось, и в воду они бросались, спасаясь от обжигающего пламени, уже толпой. Многие летели в воду помимо их воли, подпираемые стоявшими сзади. Так был сброшен в воду и чудом остался жив лейтенант Богданов. Те, кто не умел плавать, после падения больше на поверхность уже не всплывали. К борту «Фершампенуаза» со всех сторон устремились шлюпки, на которые стали подбирать плавающих. Увы, как выяснилось впоследствии, спасти удалось далеко не всех. При оставлении корабля погибло сорок восемь человек. Среди них оказался и подполковник корпуса флотских штурманов Вансурин. Впоследствии очевидцы утверждали, что подполковник погиб из-за того, что прихватил с собой все скопленные за трехгодичное заграничное плавание деньги. Они-то, мол, его на дно и утянули…

Командир «Фершампенуаза» капитан-лейтенант Барташевич в момент оставления корабля командой находился на баке. Верный традициям русского морского офицерства и букве Петровского устава, он оставлять гибнущий корабль не торопился, помня о том, что командир должен уйти последним Подбадривая прыгавших в воду, Барташевич следил, насколько это было возможно, за тем, чтобы все успели покинуть «Фершампенуаз». Только тогда, когда на баке не осталось ни одного матроса, Барташевич спустился по канату на висевший у левой скулы якорь, а затем уже с него «солдатиком» сиганул в море, после чего почти сразу же был подобран ближайшей шлюпкой. В этой же шлюпке к тому времени уже находилось с десяток спасенных матросов во главе с лейтенантом Шанцем.

Что касается самого контр-адмирала Платтера, то он в самый последний момент вдруг вспомнил о лекаре и боцманмате, которым сразу же по прибытии на корабль приказал находиться в своем салоне для приема и первичной обработки обгоревших. Не получив соответствующего приказа, ни лекарь, ни боцманмат не посчитали себя вправе покинуть свой боевой пост, так и оставшись там Адмиральский салон располагался в самой корме корабля и был уже отрезан пожаром Возможно, кто-то другой предпочел бы в такую минуту думать уже исключительно о себе. Но Платтер был человеком чести, да и к тому же неробкого десятка, а потому вместо того, чтобы спасаться, контр-адмирал бросился вниз в свой салон по трапу. Во флагманский салон он прорвался каким-то чудом, сбивая с себя пламя и изрядно обгорев. Обратно оттуда выбраться было уже невозможно, так как за бежавшим по трапам контр-адмиралом сразу же рушились прогоревшие балки. Весь входной тамбур был тоже объят пламенем.