Возвращение Остапа Крымова - Катунин Василий. Страница 20
«Видео. Это неинтересно», — подумал он.
В правом углу — узкая лестница, ведущая куда-то вниз. Над лестницей — зовущая стрелка и уже четыре икса. Собрав в кулак все мужество, он позволил стрелке опустить себя вниз. За несколькими ступенчатыми изгибами неожиданно оказался огромный зал, разделенный на перегородки, как лабиринт, или как улей — на соты. В мутном и дымном воздухе в совершенно различных направлениях не спеша ходили мужчины. В большинстве — цветные. Половина публики полностью уделана. Изредка, как будто бы с потолка, доносились обрывки женских голосов и отголоски смеха. Но женщин не видно, кроме нескольких пожилых негритянок, снующих с ведрами и мокрыми тряпками. Он смутно начал догадываться зачем.
«Какие здесь правила? Хреново не знать английский. Когда не знаешь, что надо делать, делай, как все. Положимся на аборигенов».
Уцепившись хвостом за белым рыжим толстяком, он шел по лабиринту перегородок, обтекаемый другими чего-то ищущими посетителями. Встречные глаза мужчин смотрели сквозь стекла тел друг друга.
«Это не только здесь. Это везде за границей. Американцы никогда не смотрят в глаза. Если в Нью-Йорке поймаешь чей-то взгляд, то можно подойти и спросить по-русски, и вам ответят на том же языке».
Толстяк неожиданно исчез в какой-то двери. Их, оказывается, было много. Помедлив, он дернул наугад первую попавшуюся. Она была заперта. За дверью была тишина, наполненная какой-то жизнью. Он попробовал вторую и тоже безрезультатно. Бог любит троицу, и он зашел в третью дверь. За ней оказалась клетушка метр на метр, обшарпанный стул и окошко тридцать на тридцать сантиметров, закрытое листом поцарапанного пластика. На стене фломастерный фаллос — чье-то преувеличенное самомнение.
Как только он зашел, в комнатку заглянуло лицо уборщицы. Она что-то спросила, но он не понял. Она посмотрела на пол и молча исчезла. Изнутри оказался замок, и он запер дверь. Возле окошка была прорезь для мелочи и надпись: «Брось четыре токена». Токен — это двадцать пять центов
«Ничего себе турникет! Что же там, за перегородкой? Надеюсь, не вход в метро»
Он отсчитал монеты и бросил в щель. С неприятным скрежетом заработал плохо смазанный механизм, и дощечка опустилась вниз. Крошечное стеклянное окошко над щелью загорелось цифрой «30», и затем секунды начали отсчитывать в обратную сторону, как часовой механизм бомбы. За пластиковым окошком оказалась довольно просторная комната, в дальнем углу которой валялась потертая шкура какого-то зверя. Посредине стояло кресло, и в нем сидела совершенно голая молодая негритянка. Увидев ошарашенную физиономию в окошке, она отложила кроссворд и подошла к клиенту. Она была стройной и высокой, с типичным для негритянок усиленным задом и осиной талией. Она показалась ему очень красивой, хотя это был дилетантский взгляд европейца на африканку. Позже он узнал, что дилетантский взгляд — самый безошибочный. Позже он стал понимать, что американские негритянки — это совершенно уникальный гибрид, сочетающий лучшие качества двух рас. У них даже не было характерного запаха чернокожего тела.
Она что-то быстро сказала. Он постарался перевести. Кажется, она предлагала следующий сервис: танец, потрогать и просто поговорить. О том, чтобы просто поговорить, с его английским не могло быть и речи. Следуя своей привычке узнавать обо всем до конца, он спросил, как в этом заведении насчет секса. Он услышал категорическое «нет» и был одарен дежурной улыбкой сожаления.
«Just show».
Оставались «потрогать» и «танец». Он колебался. Вдруг раздался звонок, и дощечка поползла вверх. На счетчике был ноль. «Бай!» — помахала она ему ручкой и обворожительно улыбнулась. Он вдруг засуетился и хотел схватить дощечку руками, но вовремя опомнился.
«Темнота! У меня же есть еще мелочь».
Он отсчитал еще один доллар, и монеты привели в действие спусковой механизм, Она уже ждала. Она наклонилась и, мило улыбаясь, вопросительно смотрела на него. Он почему-то медлил.
«Кажется, я стесняюсь ее». Это было не к месту. «Попляшем для начала, что ли»
Dance, please.
Three dollars, please, — мило улыбнувшись, сказала она и выпрямилась. Ее пупок находился на уровне его глаз. От нее пахло чем-то сладким и волнующим. Легкое возбуждение удалило названную сумму на расстояние полнейшей мизерности.
«Трояк — это нам и по плечу, и по карману»
Он отсчитал положенную таксу. Танец длился полторы минуты. Он никогда еще раньше не видел голых негритянок. Проклятый счетчик не давал расслабиться. Затем, как и в первый раз, раздался звонок, и пластиковая штора заскрежетала на место. «Бай!» — успело проскочить через щель в его каморку, прежде чем изображение исчезло. Он почувствовал, что следующие три доллара уже приговорены.
Когда окошко открылось вновь, она улыбнулась ему, как старому знакомому.
«Еще пяток троячек — и мы будем лучшими друзьями», — подумал он.
Он вспомнил, что при входе во второй зал видел туалет с умывальниками. Он заказал «потрогать». Она приняла деньги и спросила, как повернуться. Может быть, это было и примитивным, но в женщинах он больше всего любил заднюю нижнюю часть туловища. Он не стал изменять своим привычками на этот раз.
Your ass.
Видимо стараясь сделать клиенту процедуру «of touch» удобной, она наклонилась. Он оказался неподготовленным к такому сервису и потерял несколько драгоценных секунд. Ее тело оказалось настолько мягким и шелковистым, что напомнило ему плюшевую игрушку. На табло под противный звон выскочил ноль, и окошко поползло вверх.
«Бай!»
Когда следующие три доллара вернули ее к нему, она понимающе улыбнулась и повернулась к нему спиной. И тут ему в голову пришла идея. Он похлопал ее по бедру и позвал: «Ми-исс!» Она повернулась и с улыбкой наклонилась к нему. За оставшиеся шестьдесят секунд и дополнительно оплаченные три минуты он, как смог, объяснил, что собирается проехать на автомобиле через всю Америку с востока на запад. Он хочет поближе узнать Штаты. Ему нужен гид и спутник. Он может относительно хорошо заплатить. Поездка не займет больше десяти дней. Почему бы ей не взять отпуск за свой счет и не показать ему Америку? Секс не обязателен. Когда он закончил, электронный счетчик показал, что у него есть еще пятнадцать секунд. Девушка обворожительно улыбнулась, сказала:
Wait a minute, please, — и, как была нагишом, куда-то исчезла. Когда через минуту окошко опустилось, вместо попы шоколадной красавицы его встретили черные зрачки гориллы в окружении красных белков глаз. Такого здорового негра он еще не видел. Горилла взял его за воротничок и резким движением по плечи втянул через окошко внутрь комнаты со шкурой. В голову пришла мысль, что эта шкура принадлежала какому-нибудь незадачливому курду, может быть, тоже любителю путешествовать по Америке в приятной компании. Негр долго что-то говорил. Единственный американский матюк был лейтмотивом этого монолога. Из всего сказанного он понял только один жест, когда вышибала провел пальцем по горлу. Он вспомнил, что в заднем кармане брюк у него заныкан полтинник баксов для экстренной ситуации. Очень неудобно доставать купюру, когда твои плечи прижаты к деревянной перегородке, а голова занята переводом с нью-йоркского сленга. Когда зеленая бумажка хрустнула перед носом гориллы, тот отпустил его и щелкнул пальцами. Как из-под земли, появилась его шоколадка. Все отступные перешли к новому хозяину. Счетчик выбросил очередные тридцать секунд. Шоу продолжалось. Но настроение пропало. Как только он открыл дверь и вышел, в комнатушку ворвалась бабка с тряпкой.
«Нет. Для меня все это слишком натурально. Здесь все поставлено на поток. Эх, скорее бы в Россию, пока до нас это не докатилось».
Когда он вышел на улицу, его окликнули. Это была уборщица-негритянка. Она молча сунула ему в руку что-то и вернулась обратно. Это была записка. На бумаге был нацарапан бруклинский телефон и имя: Бриджит.
«Все-таки, Америка — это страна шансов. В этом клочке бумажки сразу два шанса. Первый — посмотреть Штаты глазами коренной американской негритянки, второй — быть зарезанным ее сутенером. Выбор тоже интересен: либо ничего, либо сразу два шанса одновременно».