Возвращение Остапа Крымова - Катунин Василий. Страница 98

Остап отпил глоток газированной воды и продолжил:

Ты, наверное, уже предугадал мои действия. Да, ты прав. Я покажу им документы, которые подтверждают наличие денег в пятницу на моем счете и то, что они не были перечислены по твоей вине.

Пеленгасов побледнел еще больше и сжал кулаки.

Затем крепкие ребята извинятся передо мной, соберут свои инструменты и уедут. Остаток понедельника они проведут за изучением твоего досье. И если они не найдут в разветвленном и перепутанном финансовом мире нашей страны тех твоих активов, которые они смогут забрать без согласования с тобой, то во вторник они будут выламывать дверь вот этого кабинета.

Это блеф! — закричал Пеленгасов. — Я читал контракт. Штрафные санкции наступают со вторника. Вика тщательно покопалась в твоих бумагах.

Остап поставил стакан, и легкая улыбка коснулась его губ.

А вот теперь о втором сюрпризе. Помнишь, ты говорил в Днепре, что знаешь меня, как облупленного? Так вот, Борюся, я тоже тебя немного знаю. С Викой мне придется тебя немного огорчить. Я хочу поздравить тебя с предстоящей свадьбой, но с приданым, как ты сам понимаешь, не получилось. Что касается расходов на свадьбу, то я не знаю, какими средствами ты сейчас располагаешь. Очень скоро тебе придется отдать один миллион и, может быть, отложить свадьбу.

Пеленгасов онемел и бледный, как спирохета, слушал Крымова.

Все сложилось, в общем-то, экспромтом, — продолжал Остап. — Я не собирался возвращаться так скоро в Харьков. Но мои дела сложились в Москве так, что мне не хватило времени даже собрать вещи. Когда я приехал сюда, в кармане у меня было всего двадцать долларов, а в голове давно засевший гвоздь — ты. Еще в поезде я решил, что нужно с пользой провести свое вынужденное турне по Украине. Общие черты плана сложились у меня на верхней полке плацкартного вагона. В остальном я положился на импровизацию. Я долго стоял на вокзальных ступеньках и делал это не просто так. Во-первых, меня посещали глубокие мысли, навеянные встречей с любимым городом, во-вторых, я ждал, когда меня зарисуют твои ребята. Да, я знал, что ежедневно твои подручные встречают с московского поезда наличку. Таких людей ты не меняешь и тащишь за собой уже десяток лет. Они отлично помнят меня по нашей с тобой совместной работе. Ребята они смышленые и осторожные. Они не могли не узнать меня. Краешком глаза, боковым зрением я приметил одну из твоих машин и после этого понял, что на пару дней могу быть свободен. Ну, а дальше я просто ждал. Я ждал, когда появится женщина моей мечты. Вот в чем действительно ты угадал, так это в женщине моей мечты. Я ждал, когда появится именно такая. Это значило, что эта женщина от тебя.

Остап сочувственно посмотрел на банкира.

Вику я заметил еще до сберкассы. Первый раз она пыталась зацепить меня на остановке. Мне надо было проверить свою догадку. Вторая встреча, у кассового окошка, не оставила у меня сомнений.

Пеленгасов, как завороженный, смотрел на Крымова, в его голове уже отдаленно был слышен шум тайфуна, готового унести его миллион.

Помнишь, я учил тебя: врагов надо выбирать вдумчиво и любовно. Я ведь знаю — ты по-животному хитер, — продолжил Остап. — И чтобы быть уверенным на все сто процентов, я должен был руководить твоими действиями от начала до конца. Вика, сама того не зная, передавала тебе ту информацию, которую подготавливал для нее я. Конечно, до самого конца я не знал, как ты поступишь, потому что она передавала информацию в одну сторону. Оставалось только логически просчитывать твои шаги. Да, кстати. У тебя хорошая невеста. Она красива, умна и, главное, беспринципна. Если надо для дела, она ляжет под слона. Но хочу тебя предупредить как бывшего друга: она продаст тебя сразу, как только ты потеряешь свою силу. Может быть, это произойдет уже завтра. Тот контракт, который ты читал вместе с Викой и где указывается вторник как последний день, действительно был подписан. Но затем я переписал контракт. Мне обошлось это в несколько тысяч долларов. Но зато у Вики, а значит, и у тебя, оказался экземпляр предыдущего договора с подлинными печатями и подписями. В действующем же контракте штрафные санкции наступают уже вечером в пятницу.

Остап совсем не получал удовольствия от своего монолога.

В данный момент металл, оплаченный в пятницу за меня страховой компанией «Атлант», уже следует в Индонезию. Мой миллион ты перевел сегодня на счет в другом банке, и он ждет меня там. Итого: вместо одного у меня уже два миллиона. Ставлю тебя перед фактом — я забрал у тебя свои деньги. Вернее, ты сам мне их отдал. Послезавтра жди ребят из «Атланта». Вот они уже действительно заберут у тебя миллион. Но заметь, не я. Видишь, мне удалось не изменить своим правилам.

Пеленгасов, белый, как гипс, и недвижимый, как статуя из того же материала, сидел на диване и тяжело дышал.

Остап смахнул пылинку со своего плеча.

Сам будучи жуликом, ты должен понимать, — сказал он, — что винить можешь только себя. Помнишь мой старый афоризм: не можешь прийти в себя, проверь адрес?

Крымов печально улыбнулся.

Меня можно не провожать. Вике передай привет. Теперь ты понял, что не ты, а я трахал вас обоих одновременно и, в отличие от тебя, это было на самом деле.

Повинуясь невольному порыву, Пеленгасов схватил со стола массивную бронзовую пепельницу и налитыми кровью глазами свирепо уставился на Крымова. Их взгляды скрестились, и в комнате повисла гнетущая тишина, в которой отчетливо слышалось только носовое сопение банкира. Его брюхо раскачивалось в такт нервному дыханию, лицо побагровело и утратило человеческие черты. И тут неожиданно, воспользовавшись паузой, белый попугай изрек первый раз в своей жизни слово, которому безуспешно учил его хозяин уже три месяца:

Дурак! — крикнул он нахальным голосом и, наклонив голову, вслушался в произнесенные им звуки. По всей видимости, слово попугаю понравилось, потому что, распушив свой хохолок, он истошно начал орать: — Дурак! Дурак! Дурак! Дурак!

Нервы Пеленгасова, наконец, не выдержали, и он изо всех сил запустил в невинную птицу приготовленной для Остапа пепельницей. Но годы, видимо, уже брали свое. Пеленгасов промахнулся, пепельница пролетела в дюйме от клетки с попугаем и угодила прямо в окно. С невероятно громким и неприятным звуком, который, казалось, длился целую вечность, двухметровое стекло разорвалось на десятки частей и начало долго падать на пол. Пепельница улетела куда-то вниз. Достигнув низшей точки, она издала барабанно-металлический звук, свидетельствующий, что непосредственно земли она не достигла. Когда в комнату вбежали перепуганная секретарша и возбужденный охранник, Крымов стоял около окна и глядел вниз.

Боря, кажется, это твой зеленый «мерседес» там внизу. Вмятина на крыше и треснувшее лобовое стекло. И все из-за какой-то глупой птицы. Ты не по годам горяч, Боря. Ты ведешь себя как-то нервно. Понимаю. Когда час расплаты наступает, он наступает на самый больной мозоль. Ладно, мне пора.

Пеленгасов рухнул в свое кресло. Остап пошел к выходу и у самого порога обернулся.

А попугай-то, смотри, заглаголил. И по существу. А ты говорил, не умеет. Если у птицы есть свое мнение, то она обязательно заговорит. Привет!

На следующий день ночью…

Охранники принесли его под утро пьяного, грязного и мокрого. Вывалив на кровать тяжелое благоухающее спиртом тело, они пошли в ванную. На их всегда бесстрастных лицах проглядывала маска отвращения к своему патрону.

«Крепко же им достается от него, — подумала Вика, глядя, как последний из них моет руки. — Хорошо, я-то знала, зачем корячиться, так ведь они за копейки терпят эту скотину». Она посмотрела на своего любимого. Толстый, лысеющий, потный, жалкий, глупый. Еще вчера ей казалось, что она его любит. «Неужели это только деньги? Нет, не может быть. Разве за деньги можно пойти на такое? Я сделала это. Я сделала все, что можно было и нельзя. Я сделала это для него, а не для его денег».