Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил. Страница 35

Далее уточнялось, что пуск сверхдальней ракеты и ее испытания «прошли успешно, они полностью подтвердили правильность расчетов и выбранный конструкции. Полет ракеты проходил на очень большой, еще до сих пор не достигнутой высоте. Пройдя в короткое время огромное расстояние, ракета попала в заданный район. Полученные результаты показывают, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара. Решение проблемы создания межконтинентальных баллистических ракет позволяет достичь удаленных районов, не прибегая к стратегической авиации, которая в настоящее время является уязвимой для современных средств противовоздушной обороны…»

На следующий день сообщение ТАСС появилось во всех газетах. Его комментировали восторженно, в превосходных степенях, вместе с гордостью отчетливо прослеживался и тон угрозы.

У каждого времени — своя правда. Тогда подобное можно было легко объяснить.

Ракетный щит Родины… Для многих эти слова были плакатным лозунгом, не более. Люди привыкли, что страна живет громкими призывами, остро поставленными вопросами, обращенными к своим согражданам, здравицами: «Пятилетку — в четыре года!», «Что ты сделал для восстановления Днепрогэса?», «Слава КПСС»… Ракетный щит был из этого ряда, его воспринимали без понимания сути, в какой-то мере даже равнодушно: мол, так надо. А понимать стоило, ибо долгая и трудная война с Германией, победы и поражения на фронтах, быстрое отступление до Волги и медленное возвращение сначала к своей границе, а потом и марш по чужой земле, миллионы погибших и покалеченных, миллионы оставшихся без крова — всем этим была оплачена Победа. Казалось: свершилось, конец войне, конец страданиям, теперь заживем. Зажить по-новому еще не успели, а тучи новой угрозы уже поползли с Запада.

Память ворошит прошлое, и всплывает многое, казавшееся раньше лишь вереницей событий, в чем-то, быть может, даже случайных, не связанных единой нитью. Время объединило их.

…Война близилась к логическому завершению. Фашизм был обречен. Западные разведки вели закулисный сговор с гитлеровскими чинами весьма высокого ранга. Победный май 1945-го, вызвавший ликование планеты, кое-кого настораживал и даже пугал. Нужен был ответный «ход устрашения». Атомные бомбы, издевательски названные «Малыш» и «Толстяк» и повлекшие огромные жертвы среди японцев, не подозревающих, что такое возможно, не были вызваны стратегической необходимостью. Трагедия Хиросимы и Нагасаки потрясла все человечество. Между тем именно такой бесчеловечной, варварской акцией президент Г. Трумэн решил продемонстрировать мощь американских вооруженных сил и тем самым попытаться запугать народы и шантажировать ядерной угрозой всю планету и прежде всего СССР.

«Применение атомной бомбы было не столько последним военным актом второй мировой войны, сколько первой большой операцией в холодной психологической войне, которая уже начиналась», — писал известный английский физик М. Блэккет. Президент США Трумэн не скрывал своих намерений: «Русские скоро будут поставлены на свое место, и тогда Америка возьмет на себя руководство движением мира по тому пути, по которому его надо вести». Не менее яростной была воинствующая речь премьера Великобритании У. Черчилля в Фултоне. Затем появились зловещие секретные планы новых военных авантюр под кодовыми названиями «Пинчер», «Бройдер», «Дропшот»…

В марте 1946 года было создано Командование стратегической авиации США. Оно имело 316 дальних бомбардировщиков, в том числе 148 «летающих крепостей» В-29, тех самых, что сбросили первые атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Тогда, летом 1945-го, дабы избежать каких-либо осложнений, которые возможны в дальних полетах, самолеты ударной группы перебазировали поближе к Японии, на аэродром Норд Филд на острове Тиниан. Весной 46-го В-29 начали прибывать в Европу, сначала в рамках «дружественных визитов», а через год уже на постоянной основе расположились на Британских островах и в Западной Германии (база Гебельсштадт). С усилением «холодной войны» количество В-29 пропорционально увеличивалось. В 1946 году в Европу прибыли 60 самолетов. Экипажи стратегических бомбардировщиков быстро освоили новый район действий и усиленно занимались боевой подготовкой. Их число возросло сначала на 30, а затем еще на 20 крылатых машин.

Такая активность понятна: самолеты — носители атомных бомб должны были, поднявшись с европейских авиабаз, нанести смертоносный ядерный удар по СССР и в короткое время вывести из строя все его основные военно-политическое и экономические центры. Для этого требовались сотни «сверхкрепостей», готовых по первому приказу обрушить на ¹/₆ часть Земли десятки и сотни атомных бомб, а также огромное количество обычных фугасов и зажигательных.

Очень часто в небе над Европой появлялись самолеты-разведчики RB-29, которые время от времени вторгались в воздушное пространство стран Восточного блока. «Холодная война» раздвигала свои фронты. Обстановка требовала решительных и срочных ответных мер. Стране нужно было создать «длинную руку», чтобы горячие головы за океаном понимали, что агрессия против России или какие-либо военные провокации не останутся безнаказанными. Возможны были три пути: межконтинентальная ракета, беспилотный самолет дальнего действия или ракетные подводные лодки.

…Королев ехал с сопровождающим на военный вещевой склад, не совсем понимая, что же его ждет впереди. Ему выдали офицерскую форму — гимнастерку, китель, шинель, сапоги, фуражку, ремни, погоны полковника, кобуру с пистолетом, две обоймы в придачу и — документ, в котором среди прочего было записано: «Предъявителю сего оказывать содействие».

К матери явился в форме. У той, как увидела его в этой амуниции, ноги так и подкосились. «Неужели снова война?» — подумала. Он со смехом разъяснил: «Не тревожься, это своего рода маскарад, еду в командировку в Германию. На сколько, пока не знаю».

Возвращение, назначение главным конструктором сблизило его с военными высоких рангов и званий. Обсуждение тактико-технических заданий, эскизные проекты, испытания, доводки, пуск в серию, где каждое «изделие» принималось военными представителями на заводах, — все это стало привычным в работе конструкторского бюро и его руководителя. Королев ладил с «заказчиком», хотя случались и конфликтные ситуации. Военным всегда хочется большего, это и понятно, только желаемое и возможное на данном этапе не всегда совпадают. Вот это и доказывал главный конструктор, когда на него «наседали». Впрочем, нередко он сам предлагал военным то, что им, как говорится, и не снилось.

Были и другие общения с военными, теми, что рангом много ниже, но от их работы зависел успех или неуспех испытаний. «Изделие», прибывая на полигон, попадает в руки военных расчетов. Их работа начинается с монтажно-испытательного комплекса, с МИКа. Там ведется сборка ракеты, стыковка ее с головной частью, проверка систем на функционирование, прозвонка цепей… Случается, возникнет «минус» или «плюс» на корпусе, и начинается поиск причины. Вариантов перебирается — одному богу известно сколько. Бывало и так — неисправность появится, а потом сама устранится. Казалось бы, хорошо, но нет. Здесь тоже надо найти причину, без этого пуск не состоится. И все же работа в МИКе — одно, а на пусковой площадке — совсем иное. Зимняя стужа или нестерпимая жара, промозглый туман или песчаные бури лишь повышают ответственность. И нет скидок на время пуска: днем ли, ночью ли. И никакой профсоюз не опротестует работу без выходных, без отдыха, без сна. У Военных своя заповедь, записанная в уставах: не жаловаться на тяготы воинской службы. Наблюдая за мальчишками-солдатиками или лейтенантами, что ненамного старше, Королев теплел сердцем: «Сынки, сынки, трудно вам, понимаю, что трудно, но и мне нелегко. Была бы моя воля, после проведения всех зачетных пусков, если не будет ЧП, отпустил бы всех вас на побывку домой — кого к отцу с матерью, кого к невесте. Да только не я вам командир…» И все-таки он их не забывал: улетая в Москву после испытаний, просил полигонное начальство отблагодарить расчет, выделял средства на подарки, пусть скромненькие, но все же.