Ветер в его сердце - де Линт Чарльз. Страница 73

— Прекрасно! — воронова женщина полоснула гневным взглядом собаку. — Я всего лишь поддерживаю разговор.

В ее обществе Томас провел совсем немного времени, но догадывался, что намерения Консуэлы невинными назвать трудно. Она явно относилась к категории записных склочниц, способных на ровном месте устроить неимоверный скандал. Ей очень нравилось провоцировать других.

— Помолчите, пожалуйста, — повторил Томас. — Я пытаюсь сосредоточиться.

«Чтобы вытащить твою тупую теневую сестру из Стива», — подумал он. Хотя сама мысль об этом казалась бредовой. И как действовать дальше, парень не имел ни малейшего понятия. Да-да, нужно сделать волевое усилие. Ну конечно. Будь все так просто, он давно уже переместил бы себя за пределы резервации, а не на какую-то забытую громами гору в ином мире.

— Прекрасно, — снова процедила Консуэла.

Она церемонно двинулась к краю плато, где сидел Сэмми и с каменным лицом таращился в бесконечное небо.

Калико тронула Томаса за руку и очень серьезно проговорила:

— Не обращай ни на кого внимания. У тебя получится.

Парень перевел взгляд на Рувима, и тот закивал с воодушевлением.

— Магия есть магия, — изрек вождь. — Раз Морагу считает, что у тебя есть дар, тебе нужно поверить в это самому и найти способ раскрыть его.

— И здесь это сделать гораздо проще, — подхватила Калико. — Страна грез пропитана магией. Именно здесь твои предки познакомились с ней и начали практиковать.

Проще? Хм, смотря что под этим понимать. Если не знаешь вообще ни черта, о какой простоте может идти речь?

Томас вновь сосредоточился на Стиве, стараясь проникнуться оптимизмом, что в его отношении питали Рувим и Калико. Рассматривая лицо отшельника, он попытался обнаружить в чертах его лица что-нибудь подобное призракам звериных образов, восседающим на плечах или парящим над головой людей с примесью крови майнаво, которых он то и дело встречал в резервации. Конечно, какого бы то ни было звериного обличья у Стива нет и быть не может — он ведь не кикими, — но вдруг таким образом получится разгадать способ, которым чертова птица пробилась внутрь него, и выяснить место их нынешнего нахождения.

Затем Томас поднес к лицу Стива воронье перо и медленно поводил им туда-сюда. Что-то в этом движении показалось ему знакомым, и через пару мгновений парень осознал, что оно напоминает ему покачивание танцующих на церемонии сестер. А потом вспомнил, как Сантана на дне русла пересохшей речки за их домом учила танцевать маленькую Наю. Старшая сестра казалась такой уверенной наставницей! Спустя пару часов Томас поинтересовался у Сантаны, как ей удалось освоить все эти движения, ведь, насколько ему было известно, уроков она ни у кого не брала.

— А мне и не надо было чего-то осваивать! — объяснила она. — Все движения уже жили у меня здесь, — Сантана положила руку себе на грудь. — Тетушка сказала, что мне нужно всего лишь достучаться до самой себя, потому что все женщины нашей семьи умеют танцевать с самого рождения. Ная сразу поняла, что я имею в виду.

Наверное, прием хорош и для него. Раз он родился с шаманским зрением, надо научиться им пользоваться. Включить его, словно хитроумный механизм. Прозреть, так сказать… А как это сделать?

Консуэла нисколько не сомневалась в его способностях. Как и его покойная — в ином мире, напротив, живая и бодрая — тетушка Люси. Но проблема заключалась в том, что Томас не знал, что он должен увидеть.

Единственной реальностью, когда он рассматривал лицо Стива и пытался пробиться к тому, чего и сам не понимал, было воронье перо: оно само, а еще траектория и ритм его движения.

«А все-таки странно, — подумал вдруг парень, — что Ситала, решив во что бы то ни стало пробудить меня, подсунула мне в карман заколдованное воронье перо, а не одно из вороновых Консуэлы». Впрочем, она могла исходить из того, что судьбы ворон из Желтого каньона и членов семей Кукурузные Глаза и Белая Лошадь тесно переплетены между собой.

Вороны — долговязые темноволосые парни с плавающей над плечами пернатой аурой, то попадавшиеся на горных тропах и в каньонах, то забредавшие в резервацию поработать на строительстве или просто поболтать у крыльца, или сами чернокрылые птицы, которые наведывались к Тетушке, восседали на кактусах или крышах построек и оглашали окрестности своими пронзительными песнями, — крутились у его дома всегда.

От ворон мысли Томаса перетекли к сказаниям. В Расписных землях об этих птицах ходило бесчисленное количество историй, однако парню больше всего нравились сказки про Старика-Ворону, действие которых происходило то в каньонах, то в мире духов. Ребятня, посещавшая Центр общины, тоже их обожала. Томас как раз этим и занимался в Центре — читал и иногда пересказывал детям сказки, большую часть которых слышал от Тетушки, а некоторые — от Рувима и Пити Жожоба.

— Некоторые племена, — как-то обмолвилась Тетушка, — рассказывают сказки только зимой.

— Почему же мы их рассказываем круглый год? — поинтересовался тогда он.

В ответ старуха постучала костяшками пальцев ему по голове:

— Потому что черепа детей кикими такие толстые, что им приходится повторять сказки по нескольку раз, чтобы они хоть что-то усвоили из них.

Вот и у него толстый череп. Ведь каждый знает, что сказки эти поучительные. Какими бы неправдоподобными и загадочными они на первый взгляд ни казались, стоит в них разобраться, и сразу поймешь, как прожить хорошую жизнь. Томас вспомнил свою любимую, «Девушка с каменным сердцем».

* * *

Однажды подле высохшего русла Старик-Ворона повстречал девушку по имени Анна Длинные Уши, которая сидела под лунным светом и горько плакала. Она родилась с камнем вместо сердца, и ей напророчили, что никогда она не сможет полюбить.

Старик-Ворона водил Анну по всяким наставникам майнаво и духов, и они делились с нею мудростью, но она не слышала их. Наконец, когда из-за гор на востоке забрезжил рассвет, Старик-Ворона сунул руку ей прямо в грудь.

— Видишь, — сказал он. — Твое сердце вовсе не камень. Это яйцо.

Расширившимися от удивления глазами уставилась Анна на предмет, покоившийся на ладони Старика-Вороны. Она захотела потрогать его, но прежде чем пальцы ее коснулись яйца, Старик-Ворона отдернул руку и вернул его обратно ей в грудь.

Мука читалась во взгляде девушки, когда она посмотрела на старика.

— Яйцо ничуть не лучше камня, — горестно промолвила она. — С ним я тоже не смогу полюбить.

Старик-Ворона рассмеялся.

— Нет, конечно, — отвечал он. — Во всяком случае, пока не высидишь его.

— Да как же мне…

Но старик не дал ей закончить:

— Загляни в себя. Что ты видишь?

— Я… я…

И потом глаза ее снова расширились, потому что яйцо в ее груди треснуло и из него вылупился кактусовый крапивник — маленький, но уже взрослый. Он затрепетал крыльями, поднялся вверх по горлу и выпорхнул у нее изо рта. Птичка покружила вокруг головы Анны, оглашая воздух веселой песенкой, и улетела прочь.

Старик-Ворона снял маленькое коричневое перышко с губ девушки и протянул его ей.

— Все необходимое нам для движения вперед и осуществления собственных возможностей, — сказал он, — всегда можно найти внутри себя. Штука в том, что никто туда не заглядывает.

Анна взяла перышко. Она еще не совсем оправилась от потрясения, но улыбка на ее лице становилась все шире и шире. В груди ее, где вылупилась птичка, сильно и уверенно, словно цокот копыт по пустыне, билось сердце.

— Сделай амулетный мешочек и храни в нем перышко, — велел ей Старик-Ворона. — Если вдруг начнешь забывать, достань его, и оно тебе напомнит, кто ты такая.

* * *

Рука Томаса замерла, и он внимательно вгляделся в перышко, которое держал большим и указательным пальцами.

Не потому ли Ситала подсунула ему в карман воронье перо? Напомнить ему эту самую сказку и пробудить его чувства к племени и родной земле?

— Вы знаете эту штуку про время? — спросил он своих товарищей, не отрывая взгляда от перышка. — Будто прошлое, настоящее и будущее происходят одновременно?