Выбор сделанный судьбой (СИ) - Добровольская Галина. Страница 50

Было тяжело передвигаться среди обломков. Я всё время на что-то натыкался. Даже ещё сильнее рассёк себе уже и так пострадавший бок. Да и моё состояние нельзя было назвать даже удовлетворительным. Двигался я, если честно, как черепаха. И какого хрена вообще попёрся кого-то спасать?!

Додумать мысль не получилось. Что-то налетело на меня со спины и удавка сомкнулась на моей шее, погружая меня в воды черного моря. Невидимый враг тоже был ослаблен, так как мне легко удалось вырваться и вновь выплыть на поверхность, сделать спасительный глоток воздуха.

Рядом всплыл Марков с перекошенным от злобы лицом, которое было изуродовано шрамами по всей правой стороне. Затылочная часть вообще была вся в крови. Но сказать точную степень повреждения я не мог. Вряд ли он согласится на мой осмотр. Тем более обезумевший политик вновь кинулся на меня, стараясь утопить.

Только теперь мы делали это вместе — топили друг друга. И каждый раз всплывали оба, когда кислород у кого-то из нас заканчивался. Последние силы ушли на эту непонятную схватку. Я уже даже двигаться не мог. Просто облокотился на очередную балку, что проплывала мимо, и даже не сопротивлялся, когда Марков занёс надо мной что-то острое. И где только отрыл?

Мне уже честно было наплевать на свою жизнь. Главное было, чтобы Ника, да и все остальные спаслись. Про Линн даже думать не хотелось. Жизнь была к ней несправедлива и жестоко её помотала. А сейчас я смотрел в безумные глаза одного из её мужей, которого обидели изменой, и чувствовал себя виноватым во всём этом.

А говорят, что перед смертью пролетает целая жизнь. У меня же почему-то этого не было. Приближавшееся ко мне остриё заставляло только сожалеть, что моя неразборчивость привела к таким печальным последствиям. Ведь держись я от американки подальше, всё бы было хорошо, все бы были живы. Вот только «бы» мешает. И назад ничего не вернуть. Остаётся только надежда, что с девочками и Алексом всё хорошо и они спасутся…

Очередной оглушающий взрыв, глухой удар, и рядом со мной уже не кровожадный убийца, жаждущий вендетты, а изуродованный труп. В Маркова что-то прилетело с яхты, огонь на которой добрался до топливного бака.

— Спасибо тебе, Господи, — поднял я глаза к небу.

Видимо я сделал в этой жизни что-то хорошее раз, несмотря на всё происходящее, до сих пор жив. В очередной раз тяжело вздохнул, вспомнив, о том, куда грёб до нападения Маркова. И возобновил свой путь.

— Алекс, — подплыв, позвал я, увидев наполовину испачканную кровью пшеничную макушку друга. — Алекс, — я ухватился за бревно, проплывавшее рядом и подгрёб ближе.

Дамизов не подавал признаков жизни.

Пульса я не ощутил и точно понимал, что оглушенный Саша, просто захлебнулся. Сколько прошло времени со взрыва? Минут десять — не больше, хотя кто знает, сколько времени у меня отнял Марков. Мои врачебные инстинкты говорили, что у меня это самое время ещё есть. Бывали случаи, что человека откачивали и спустя тридцать минут.

Перевернул Алекса на спину и, ухватив подмышки погрёб к берегу, который как на зло всё не приближался. Отчаяние всё сильнее давило на мозг. Страх не успеть и потерять лучшего друга. Ника никогда мне этого не простит, она же так его любит.

Ноги ступили на зыбкий песок и дальше я уже передвигался ослабевшими ногами, таща за собой безжизненное тело друга. При последнем рывке я упал на четвереньки и наглотался солёной воды. Холодный воздух уходящей осени тут же заморозил мокрую одежду, отчего зубы начали стучать друг об друга. Трясущимися руками из последних сил затащил Алекса на каменистый пляж. Расстегнул куртку непослушными пальцами и разорвал рубашку.

Сейчас бы мне очень пригодились ещё одни руки. Всё же делать массаж сердца и искусственное дыхание в одиночку очень сложно. Это только в фильмах всё так легко и просто. В жизни же всё намного сложнее. Даже от хлороформа не теряют сознания в считанные секунды, как показывают в кино. Человеку нужно его вдыхать минимум минут пять.

Я остервенело растирал грудную клетку Саши, надавливая чуть ниже сердца, заставляя лёгкие избавиться от того количества воды, что он успел проглотить и зажав нос вдувал в него кислород. Время словно остановилось.

Перед глазами вновь стало всё плыть и появились яркие вспышки. Но я не сдавался, даже тогда когда стала подступать тошнота. Диагноз себе я уже поставил. И всё зависело теперь от моего организма, но времени у меня было предположительно до трёх суток, а может и меньше. Чёрт его знает всю степень моих повреждений, пока только присутствовала колющая боль в животе. Сейчас был важен только Александр. Но ничего не выходило.

— Ну, давай же… давай, — шептал я в очередной раз я прижимаясь к его губам и делясь кислородом.

Кто-то должен позаботиться о Нике с Аней, если одного из нас не станет, и вряд ли этим человеком буду я. Слишком быстро ухудшалось моё состояние. Я точно понимал, что вот-вот моё сознание попрощается с этим миром. И я просто обязан вытащить Алекса.

— Давай, Саня, тебя дома дети ждут. Жена, в конце концов,… её найти нужно, — шептал я, в очередной раз с силой нажимая на грудину с короткими интервалами, превозмогая собственную боль. — Слышишь, Сань, кто защитит Аню от Вяземского? Он ведь ещё жив, и к тому же псих. А Ника? Она не простит мне, если с тобой что-то случиться.

Я уже готов был взвыть от отчаяния. Даже упал на Сашу — резкая колющая боль в животе усилилась, заставляя вновь принять сидячее положение. Вспышки перед глазами участились. Резкий жар обдал всё тело и мерзкая противная холодная дрожь пробежалась следом. Обморок очень близко.

В тысячный уже, наверное, раз прикасаюсь к губам Саши и слава богам, есть контакт. Он ещё неосознанно, но тянется за потоком воздуха. Вновь нажимаю на грудь и помогаю другу повернуться на бок, чтобы избавиться от воды, что заполоняла его лёгкие.

Я справился!!!

Обессилено упал на острые камни, ощущая как боль режет живот, а картинка пред глазами плывёт. Тошнота накатила так же внезапно, пришлось приподняться, чтобы увидеть лужу крови, которою я только что выплюнул.

— Игорь… — раздался рядом еле слышный хрип Саши.

С трудом разглядел его лицо, опухшее, осунувшееся, с глубокими синяками под глазами. Но я вытащил его с того света. Ника будет счастлива, что её любимый мужчина остался жить. И это самое главное. Сейчас Саня полулежал рядом держась за горло и смотрел на меня.

Холод поднимался изнутри. Перед глазами наперегонки со вспышками всё кружилось и летало. Кислорода стало дико недоставать. Очередной рвотный позыв и я даже двигаться больше не могу, ощущая только удушье и дикую боль внизу живота.

Сколько раз вырезал селезенку и только сейчас узнал, какие ощущения испытывает человек при её разрыве.

— Ника… — с трудом выталкивая слова, чтобы в очередной раз меня не стошнило. — Усыновите Данила… помогите ей…

— Громов… — я с трудом сфокусировал взгляд на друге, увидел слёзы.

А может это вода, или глаза у него слезятся после произошедшего. Ведь он чуть не отдал Богу душу. Повезло ему, что рядом был я.

— Громов, ты должен выкарабкаться, — прохрипел Саша, срывающимся голосом.

Я понимал, что сейчас ему говорить очень трудно и он из всех сил напрягает голосовые связки, а учитывая ощущения после воды в горле, я вообще удивлен, что он может хоть так говорить. Но сказать я больше ничего не мог.

Просто лежал с открытыми глазами и всё, что я видел, это яркие круги пред собой. Дикий холод окутывал моё тело не только снаружи, но и изнутри. Алекс рядом что-то сипел и вроде даже подвывал. Никогда не думал, что увижу его таким. Всё же давно знал, что у Алекса вместо сердца камень. А он, оказывается, плакать умеет. А я всё гадал, что в нём обе сестрицы Порш нашли. Они видимо видят человеческую душу, даже под толстой твёрдой коркой.

И какая же чушь лезет в голову перед смертью.

— Громов, держись, помощь уже на подходе, — вновь напрягая голосовые связки, проговорил Саня. — Просто скажи, что с тобой, чтобы они могли сразу оказать помощь.