Правила Золушки - Кауффман (Кауфман) Донна. Страница 46

– Шейн, я слишком тяжелая.

– Ты права, – ответил он, легко усадив ее на своем колене верхом. Затем положил ее руки себе на шею и усадил девушку ровно. – Вот это, я понимаю, комфорт.

Она скользила пальцами по его щекам, и Шейн поворачивал голову, отвечая на ее ласки, целовал ее ладони, потом обнял ее и поцеловал.

Судя по его настроению, Дарби ожидала спокойствия, неспешности. Вместо этого поцелуй был сильный, глубокий, всепоглощающий. Она забыла, где небо и где земля. А когда почувствовала, что теряет сознание, Шейн поцеловал ее еще глубже, требуя большего. Дарби отозвалась без промедления. Руки Шейна ласкали ее тело, гладили ее всю, с головы до ног.

Когда он наконец оторвался от ее губ, рубашка Дарби была наполовину снята, а его волосы взъерошены. Шейн ничего не сказал, только прижался лбом к ее щеке, крепко сжимая девушку в объятиях. Постепенно их дыхание выровнялось. Дарби гладила его волосы, шею, спину, потом взяла себя в руки и остановилась. Чего нельзя было сказать про ее мысли. Хотя они так мало провели вместе, Дарби казалось, будто она знает его всю жизнь. Понимает его. Но таким Шейна она видела впервые. Еще более чувственного, более эмоционального, более сложного.

– Ты ничего не должен мне говорить, – сказала она. – Но я могу выслушать тебя. Не уверена, смогу ли я чем-то помочь, но иногда чувствуешь себя лучше, когда...

– ...Обнимаешь, целуешь – вот тогда я чувствую себя лучше, – неожиданно пылко закончил за нее Шейн.

Дарби хотела повернуться и посмотреть ему в глаза, но он крепко держал ее. Шейн зарылся носом в ее волосы.

– Я всегда думал, что принадлежу только себе, что у меня свой путь, своя судьба, – тихо проговорил он. Девушка пощекотала его шею кончиками пальцев, подергала за волосы, вынуждая говорить еще. – Я не чувствую, что мое место здесь, Дарби. И не уверен, что время может что-то изменить. – Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Может, и неважно, как я себя чувствую. Обязательства – это обязательства, да? Ты не выбираешь, в какой семье родиться.

– Это точно, – пробормотала Дарби, вспомнив своего отца, его жизнь и то, что важно для него. Она никогда не будет такой. – Дом отца – тоже не для меня. Когда мама была жива, там у нас с ней было свое место. Она понимала, что мне лучше в конюшне, чем в огромной, чудесно обставленной спальне.

Она чувствовала то же. Только она сумела приспособиться в отличие от меня. А когда ее не стало, – Дарби дернула плечом, – не стало и нашего с ней места. Наверное, потому, что ценности моего отца и мои слишком разные. Время ничего не изменит.

– Однако у тебя все равно сейчас есть обязанности.

– Я их сама выбрала, – ответила девушка. – Существенное отличие. Дед ни за что не оставил бы мне ранчо, если бы знал, что я этого не хочу. Мне повезло. Я нашла свое место там. – Она откинулась назад. – Знаешь, Шейн, ты вовсе не обязан делать то, чего не хочешь. Понимаю, все очень сложно, но ведь, в конце концов, ты можешь выполнить то, на что у тебя хватает сил, с чем ты сможешь потом жить.

– Я много думал об этом. И есть вещи, которые должны быть доведены до конца, – это касается в основном бизнеса. Но, просмотрев эти альбомы, иллюстрирующие историю моей семьи, я понял, что дело не в корпорации, которая мне досталась по наследству. Совсем нет. «Морган индастриз» – это просто объединение других корпораций, подразделений и групп компаний. Это не семья. Это бизнес. Они успешно продолжат свою работу, даже если имени Морган не будет на их печатях.

– Тогда начни. Понемногу. Шейн вздохнул.

– Это не все. Я даже не имею в виду другую собственность: яхты, машины, хоккейную команду...

– У тебя есть своя хоккейная команда? Он слабо улыбнулся.

– Ты увлекаешься? Предлагаю выгодную сделку.

Дарби поцеловала его в губы.

– Спасибо, но мне нравятся только те игры, где парни носят облегающие штаны.

– Неудивительно. Она ухмыльнулась.

– Знаешь, я и не думала про всю эту дребедень. Это же куча дел.

– Эта дребедень меня не волнует. Это просто вещи. Я не могу их все пристроить в хорошие руки. – Шейн улыбнулся. – Даже сорок или около того мужиков с выбитыми передними зубами. – Улыбка исчезла с его лица, и Дарби опять почувствовала, как он напрягся. – Дом, где мы сейчас сидим, не дает мне покоя. Фо-Стоунс – фамильная собственность с тысяча семисотых годов. С тех пор как Силас Морган ступил на землю Вирджинии. Он пришел сюда в поисках новой жизни, чтобы основать династию. Силас так в это верил, что сражался в Войне за независимость, выжил и после этого продолжал строить империю. А заодно дал начало семье, члены которой даже спустя столетия хранят силу его веры.

Дарби не знала, что сказать. С тех пор как она распрощалась с комфортом и богатством, ей никогда не доводилось сталкиваться с чем-то подобным. Папаша ей ничего не оставит. А ему принадлежит вся собственность Ландонов. Хорошенькая династия.

– Думаю, я продам корпорацию. Бизнес никогда не был моим призванием. Если правильно все сделаю, никто не пострадает. Пускай процветают или загибаются по своему усмотрению. А в книжках по истории запишут, что все они были частью фонда Морганов. И если в будущем появится Морган, который захочет все объединить опять, я не буду ему мешать.

– Так и сделай, только придержи существенную часть своей истории. Этот дом.

Он невесело улыбнулся.

– Чем придержать? Красивыми глазками?

– Ты не должен все продавать. Найми управляющего и хорошего консультанта по инвестированию.

– Да у меня язва будет, если я еще раз услышу слова «консультант по инвестированию». – Шейн потряс головой. – Или еще что похуже. После того как я прочел истории об одном Моргане, который продолжил дело другого Моргана – и так без конца, у меня возник единственный вопрос – почему я не исполнен той же страсти пополнять семейный бюджет?

Дарби погладила Шейна по щеке, затем повернула его голову так, чтобы их глаза встретились.

– Неужели ты действительно считаешь, что каждый Морган до тебя свято верил в капитализм? Во-первых, в каждом поколении есть хоть один человек, который удачливее других. Я думаю, они выбирали эту дорогу, ибо она была самая легкая из всех. Александра не была урожденной Морган, но она железной рукой правила корпорацией, перешагнула рубеж тысячелетий и заработала астрономические суммы. Ты говоришь – сила убеждений, я говорю – жадность. Или давление со стороны высокопоставленных предшественников. Или и то, и другое. – Дарби наклонилась и наградила Шейна быстрым поцелуем в губы. – Но теперь есть только ты. – Она ущипнула его за щеку. – Сильный, первый, у кого хватило духу выбрать свой собственный путь. Совсем как твой пра-пра-пра-пра-пра-прадед Силас.

– И что получил?

– То, что нельзя измерить деньгами. То, что твои предки позабыли несколько веков назад. – Дарби улыбнулась. – Ты счастлив. Ты доволен своей жизнью. Жизнью, которая дает тебе бесценный опыт и знание, что ты можешь делать, что хочешь. Скажу тебе, не так уже это и плохо. К тому же последняя часть – по определению, отличительная черта Морганов.

Шейн улыбнулся, только на этот раз задумчиво, нежно. Он погладил лицо Дарби, коснулся ее губ.

– Ты восхитительная женщина, Дармилла Ландон. Она скорчила рожу.

– Да наслышана уже. Это единственная моя восхитительная сторона. Все остальное – лишь размышление над моим собственным выбором. Все почти как у тебя, кроме странствий по миру. Мои увлечения гораздо скромнее.

– Вот с этим я бы поспорил. Дарби ухмыльнулась.

– Ох, милый, да ты уже споришь.

Шейн рассмеялся, и девушка решила сменить тему Отчасти чтобы он не вернулся к грустным размышлениям о предках, отчасти чтобы Шейн не вздумал просить ее следовать за ним повсюду, пока ему не надоест. Несмотря на внезапное осознание ответственности перед родом, Шейн Морган никогда не станет промышленным магнатом, который носит дорогие костюмы и пьет чай ровно в девять утра.

– К тому же в каждой семье не без урода-бродяги, – добивала она его. – Это делает семейные альбомы не такими скучными и дает внукам отличный повод для размышлений. Может, они об этом будут мечтать и сами. – Дарби взяла его лицо в свои ладони и добавила серьезно: – Ты справишься с этими деловыми решениями. И, так как это для тебя важно, найдешь, как сохранить дом. А потом пошлешь все к чертям и заживешь по-своему. – Девушка звонко чмокнула его в губы. – И не забывай, – ухмыльнулась она, – быть последним в своем роде – значит иметь преимущества. Все, что ты делаешь, правильно, ибо отвечать не перед кем.